Алексей Улюкаев: `Снижение темпов роста - это нормальная плата за возможность проведения структурных реформ`Назад
Алексей Улюкаев: `Снижение темпов роста - это нормальная плата за возможность проведения структурных реформ`
Интервью первого заместителя министра финансов Алексея Улюкаева продолжает дискуссию о факторах и качестве экономического роста, а точнее, дискуссию между "функционалистами" и "структуралистами" в российском экономическом руководстве. Напомним, что позиция первых была последовательно изложена в выступлениях экономического советника президента Илларионова, который считает устойчивый экономический рост функцией от макроэкономических параметров: объема совокупных расходов государства, величины тарифов монополий, которые, с его точки зрения, являются фактически родом квазиналога и механизмом перераспределения средств из рыночного сектора экономики в нерыночный, а также эффективного валютного курса. Увеличение этих трех параметров увеличивает, по Илларионову, размеры экономического государства и - как прямое следствие - ведет к замедлению роста, действует против него.
Альтернативная точка зрения представлена экспертами и экономистами правительственного пула: по их мнению, плавное повышение курса, тарифов монополий, а также целенаправленное увеличение расходов бюджета на нужды структурной реформы экономики ведет к ее модернизации и - при фактическом замедлении темпов роста в краткосрочной перспективе - к изменению качества этого роста в перспективе среднесрочной. Эта точка зрения, высказываемая в интервью Алексеем Улюкаевым, явственно перекликается с рассуждениями Евгения Гавриленкова, также давшего интервью "Полит.Ру" в рамках этой дискуссии.
Кроме того, Алексей Улюкаев рассказывает о текущих проблемах межбюджетных отношений, в частности о тех методах контроля региональных бюджетов, которые разработаны в Минфине. В том числе в связи с проблемой повышения зарплат бюджетников: средства на них не заложены в бюджетах большинства субъектов федерации (несмотря на то, что сам по себе закон о повышении был одобрен Советом Федерации, т.е. представителями регионов). По мнению Улюкаева, разработанные Минфином методики рационализации местных бюджетов и контроля над ними позволят изыскать эти средства. Минфин готов оказать финансовую помощь регионам в вопросе финансирования этого повышения в обмен на меры по рационализации бюджетных расходов регионов.
С первым заместителем министра финансов Алексеем Улюкаевым беседует корреспондент "Полит.Ру" Евгений Натаров
I. Структурное замедление: тарифы, курс, инвестиции
- Как существующая тарифная и курсовая политика воздействовала на промышленность в 2001 году и как предположительно будет действовать в 2002 году?
- С моей точки зрения, преувеличены разговоры о влиянии тарифной политики на инфляцию. Оно весьма ограниченно. Борьба с инфляцией состоит не в мерах по замораживанию тарифов монополий. Если бы было иначе, у нас в прошлом году индекс цен предприятий был бы выше, чем индекс потребительских цен, а он практически в два раза ниже. При том что тарифы естественных монополий выросли больше, чем в 2000 г. С другой стороны - это действительно проблема издержек предприятий. Их финансовое положение несколько ухудшается. Это связано с тем, что в издержках возрастает та часть, которая связана с тарифами, и та, которая связана с заработной платой. Но поскольку то, что связано с заработной платой, - это одновременно и потребительский спрос, то, наверное, сейчас ограничивать рост заработной платы было бы неверным. И именно поэтому меры, которые ограничивают рост тарифов, верные, поэтому они и принимаются. Еще раз повторю: не с точки зрения борьбы с инфляцией, а с точки зрения влияния на финансы предприятий.
Естественно, мы делим товары естественных монополий на две группы: торгуемые и неторгуемые. Торгуемый у нас только газ, а соответственно, электроэнергия и перевозки - неторгуемые. По газу у нас есть четкий ориентир - экспортная цена. Когда в прошлом году была $120 за тысячу кубов экспортная цена и $15 - внутренняя, это ситуация, искажающая условия конкуренции, все рыночные оценки, инвестиционные предпочтения и так далее. И в принципе понятно, что мы должны двигаться к тому, чтобы сближать эти цены. По мере адаптивных возможностей наших предприятий, насколько они готовы принять рост издержек, мы должны повышать газовые тарифы. Это главное. Поскольку у нас доля газа слишком велика в топливном балансе, это будет снижать ее. И одновременно будет заставлять повышать электроэнергетический тариф. Они в известном смысле связаны. Хотя понятно, что динамика газового тарифа должна быть, конечно же, выше, чем динамика тарифа электроэнергетического.
Я согласен с теми, кто говорит о необходимости контроля над тарифами, в том, что необходим тщательный анализ финансового положения естественных монополий. Мы в этом году впервые утвердили инвестпрограммы "Газпрома", МПС, электроэнергетики. Не только РАО ЕЭС самого, но и областных АО-энерго, и "Росэнергоатома". И заметьте: каждый раз мы примерно на одну треть снижали их, а могли бы вдвое, наверное, снижать - они раздутые. Но мы еще не залезли в текущие бюджеты естественных монополий, мы еще не провели инвентаризацию активов. Мы знаем, что есть непрофильные активы, мы можем назвать некоторые из них, но полный учет, тем более оценку их по приведенной стоимости пока не в состоянии провести. Мост на Сахалин - такие вещи в инвестпрограммах мы снимаем. Но есть менее вопиющие. Например: нужно строить железную дорогу от Беркакита до Якутска или не нужно? Нужно строить, потому что это снимает проблему северного завоза в Якутию. Это важная народнохозяйственная задача. И, наверное, она должна быть в программе.
- А как Вы думаете, частный инвестор построил бы дорогу до Якутска?
- Сейчас, вероятно, нет. А вообще - надо разобраться. Там же богатые месторождения руды и угля. Возможно, металлурги могли бы инвестировать в инфраструктуру своей сырьевой базы. Вообще же я считаю, что для государственных инвестиционных проектов инфраструктура - самое главное. Это возможно и допустимо - строительство как раз там электростанций, дорог и мостов. Но каждый раз мы должны четко соизмерять задачи и возможные результаты.
Текущие бюджеты нужно смотреть и дальше их сжимать. Но здесь есть вилка в экономической политике. Допустим, мы проанализировали бюджеты естественных монополий - они раздуты, их нужно сжимать. Дальше у нас два пути. Первый - тогда не надо и тариф изменять. Я не поддерживаю эту точку зрения. Я думаю, что логика тарифообразования идет все-таки от выравнивания внутренних и мировых условий по торгуемым товарам естественных монополий и выстраивания дальше энергетического баланса. Так что я считаю, что тарифы все же надо повышать, но рентную составляющую у естественных монополий нужно изымать. Это чистая рента газовиков, энергетиков и так далее. Ее нужно просто изымать в федеральный бюджет и дальше тратить. На те же инфраструктурные проекты, на дорожное строительство, на науку, на образование... Я считаю, что нет абсолютной задачи сокращать непроцентные расходы. Одни непроцентные расходы надо сокращать, какие-то почти до нуля, но другие надо увеличивать. Надо увеличивать расходы на образовательную инфраструктуру, на научную, на телекоммуникации. Вот таким образом, я считаю, надо вести правильную политику естественных монополий.
- Как эта политика отражается на промышленности, по отраслям - для одних ведь сверхсущественно колебание тарифов, для других - в меньшей степени...
- Есть энергоемкие отрасли, есть малоэнергоемкие. Естественно, на алюминиевую отрасль это влияет прямо, быстро и сильно. Это плохо для химии и нефтехимии. Для цветной металлургии - хуже всего, но и для черной тоже. В меньшей степени, конечно, это влияет на отрасли конечных переделов - на пищевую и легкую промышленность. Вообще в нашей экономике ценовые сигналы довольно медленно распространяются. Нет автоматизма: повысился тариф - значит, будет дороже алюминий, дороже баночки для пива, дороже само пиво, дороже потребительский набор и так далее со всеми вытекающими последствиями для индекса потребительских цен. У нас не так быстро эти импульсы распространяются.
Тут две важные вещи. Первое: экономическая политика государства должна быть такая, чтобы она не искажала инвестиционных и потребительских ориентиров. Любой разрыв внутренних и внешних цен - это искажение. Поэтому мы должны постепенно от него отказываться. И поэтому субсидирование через заниженные тарифы других отраслей - неверно. Но неверно и по другой причине: оно подавляет конкуренцию как таковую, а конкуренция - важнейший долгосрочный фактор экономического развития. Другое дело - нельзя сразу бросать в конкурентное море, нужно готовить. Но готовить, а не создавать предприятиям тепличные условия. Это относится и к тарифам естественных монополий, и к курсовой политике.
Не факт, что легче из монопольного сектора забирать эту ренту, чем из немонопольного. Мы до сих пор почему-то ее не забирали. Мы знаем финансы частного сектора лучше, чем государственного. Я имею в виду под государственным сектором естественные монополии. Так что еще нужно побороться за эту ренту: это очень серьезная задача. Тем более важно ее правильно формулировать и решать. Что касается того, что таким образом мы увеличиваем нерыночный сектор, - это безосновательные и ни на чем не держащиеся утверждения. Монополиями дело не кончается. Они дальше работают со своими поставщиками. Через естественные монополии поток из экспортного сектора переходит в другие отрасли. Главная проблема не в том, что средства оказываются у естественных монополий, а в том, что средства оказываются у экспортного сектора. Отсюда - голландская болезнь и так далее. "Газпром", конечно, большая доля экспорта. Но энергетика и железные дороги - это не экспорт. Поэтому я считаю, что это нормально - перераспределение денежных потоков, которые образуются у наших экспортеров, во всю остальную экономику, в том числе через естественные монополии. Это нормальный, естественный путь.
Я принципиально неверной считаю политику дешевого рубля. Политику временной поддержки конкурентоспособности нашего производителя как за счет слишком низких тарифов естественных монополий, так и за счет низкого курса рубля. Рубль серьезно недооценен в макроэкономическом смысле. Мы обречены на длительный период укрепления реального курса рубля. Однако он должен контролироваться. Мы должны иметь возможность оглянуться на финансы предприятий и посмотреть, не происходит ли чего-то драматического в каком-то секторе, и иметь возможность подкорректировать политику. Но в принципе рубль будет укрепляться. Курс и паритет покупательной способности все-таки будут постепенно сближаться. Я думаю, что рубль по отношению к доллару будет укрепляться на уровне где-то 10% в год. За последние три года со времени скачка 1998 года рубль укрепился по отношению к доллару на треть, а по отношению к корзине валют - наполовину. Это уровень, который, как мы видим, выдерживает наша экономика и который нормален. Иначе слишком дешевый рубль опять-таки искажает пропорции между торгуемыми и неторгуемыми товарами, между экспортными и внутренними ценами и - самое главное - снижает все стимулы для предприятий исправлять и улучшать свой бизнес, снижать издержки, связанные с рабочей силой, с капитальными затратами, с текущими затратами и так далее.
В отличие от тарифной политики курсовая политика не избирательна - она влияет на все отрасли, все сектора. А на решение по инвестициям в конкретной отрасли влияет не курсовая политика, а набор других факторов. Мы видим, что экономика становится инвестиционно привлекательной, но это не связано с курсовой политикой. Она влияет не на инвестиции, а на текущее финансовое состояние предприятий.
По большому счету возможности роста производства за счет загрузки предприятий вследствие политики дешевого рубля исчерпаны: мы уже все, что могли, загрузили. Сейчас покупают новое оборудование, происходит серьезный рост импорта, в том числе и инвестиционного. Идет серьезный рост прямых иностранных капиталовложений во все отрасли: в пищевую, в табачную промышленность, в пивную, безалкогольную. Происходит переоборудование этих секторов. Началась модернизация сельского хозяйства. Пошли довольно серьезные инвестиции в масличные культуры, в подсолнечник прежде всего, в зерновые. Заработал нормальный инвестиционный цикл: сначала инвестиции попали в пищевую промышленность, затем оттуда пришли в сельское хозяйство, а следующим шагом сельское хозяйство увеличило спрос на сельхозтехнику - и пошли инвестиции в сельхозмашиностроение. У нас встали на ноги Ростовский, Красноярский завод сельхозмашин и ряд других. Самое главное - улучшились финансовые условия для предприятий. В большинстве случаев введена 100-процентная денежная оплата за сельхозтехнику - и хозяйства платят. То есть финансовое состояние большого количества предприятий - нормальное. Это позволило в четыре раза увеличить выпуск комбайнов.
Налоговый климат улучшился. Ставка налога на прибыль снизилась, введена плоская шкала налога на добычу полезных ископаемых, улучшились условия входа в режим регрессии по единому социальному налогу. Это серьезное улучшение. Принят пакет законов по дерегулированию - тоже плюс. Снижение норматива продажи валютной выручки - это экономически малозначимая вещь, хотя есть много спекуляций на этот счет (в валютном регулировании важно не это, а режим счетов капитальных операций - либеральный или нелиберальный), но все же это тоже политически полезная мера. Приведены в соответствие с федеральным законодательством законодательства субъектов федерации. Все это - основания для того, чтобы инвесторы оценивали риски как приемлемые при инвестировании в Россию.
Думаю, что некоторая корректировка в 2002 г. будет. Думаю, что в этом году возможно (и скорее всего, так и произойдет) укрепление рубля будет несколько меньшим, чем в прошлом и позапрошлом. Для этого есть основания. В силу уже накопленного укрепления курса у нас сокращается положительное сальдо торгового баланса, это нормально: не может быть долгое время ситуации, когда экспорт в три раза выше, чем импорт. Снижается накопление валютных резервов - соответственно, снижается эмиссионное денежное предложение, вызванное накоплением резервов. Этим снижается опасность ухудшения макроэкономической ситуации, и все это позволяет немного снизить темпы укрепления рубля. С тем чтобы дать предприятиям дополнительную возможность для адаптации. Такая коррекция будет происходить. В целом же я считаю, что некоторое снижение темпов экономического роста - это нормальная плата за возможность проведения структурных реформ. И кстати говоря, у нас по прогнозу в десятилетке на 2002-3 гг. есть некоторое снижение темпов роста - оно предполагалось. Мы понимали, что есть момент, когда мы можем быстро нарастить за счет улучшения конкурентных условий, дозагрузки производственных мощностей, а затем будет период, когда мы будем накапливать инвестиции, улучшать инвестиционные возможности, и будет период, когда накопление инвестиций даст результат.
II. Межбюджетные отношения: нефинансированные мандаты, разграничение полномочий, оздоровление региональных бюджетов
Сейчас проблема вовсе не в расчете величины трансферта. Я считаю, что здесь наша методика очень неплохая, хотя пока она опирается на короткую временную базу. Мы не накопили базу сравнения, поэтому колебание конъюнктуры слишком сильно влияет: ухудшилась конъюнктура металлов, например, и бюджеты таких территорий, как Вологда, Липецк, Челябинск, сильно проседают, а мы их считаем в налоговую базу еще по 1999-2000 гг., когда они были в хорошем состоянии, и получается, что им по методике не требуется помощь, а на самом деле уже требуется. Когда в базу заложим данные за 1999-2003 гг., за десять лет - колебания будут сглаживаться.
Но еще раз повторю: не это является проблемой. Настоящей проблемой в межбюджетных отношениях является соотношение между расходными обязательствами и доходными полномочиями. Оно в свою очередь распадается на несколько проблем. Первая - проблема нефинансируемых мандатов. Федеральный законодатель обязал территории выполнять слишком большое количество обязательств, но не дал им финансовых ресурсов. Общая цифра нефинансируемых мандатов - около 8% ВВП. Сейчас в концепции бюджетного федерализма, принятой правительством, прямо записано: запрещается выдавать не обеспеченные финансами обязательства, их можно выдавать при двух условиях: либо ты дал территории собственный доходный источник, либо отрегулировал это межбюджетными отношениями, то есть из бюджета своего отдал. Мы уже движемся по пути сокращения нефинансируемых мандатов. Вот, например, сейчас идут поправки к закону о статусе военнослужащих, согласно которым натуральные льготы военнослужащим по 50-процентной оплате жилья и коммунальных услуг отменяются, а вместо того повышаются должностные оклады. Это означает, что федеральный бюджет на себя берет содержание военнослужащих включая оклады или коммунальные услуги: это же наши, федеральные военнослужащие, мы им за это платим, а они полностью расплачиваются с предприятиями жилищно-коммунального хозяйства, не заставляя дотировать их местный бюджет. Это нормальная схема. Так же мы сейчас сделаем с прокурорами, судьями, с милиционерами, дальше пойдем по другим категориям. Это только часть нефинансированных мандатов, есть еще значительное их количество. Будем принимать решения по их отмене.
Вторая сторона дела - четкое разграничение полномочий. У нас до сих пор слишком много предметов совместного ведения. А раз есть предмет совместного ведения - это всегда возможность уйти от реальной ответственности, всегда непонятно, кто отвечает, по чьей вине недофинансировано. Нужно четко это развести. Например: у нас написано, что образование - это предмет совместного ведения. Давайте пойдем дальше, разделим: высшее образование - это предмет федерального ведения, профессионально-техническое - это, я считаю, региональное ведение. Ну а школьное образование - это муниципальное ведение. Должна быть четкая ответственность, без пересечения. Мы сейчас будем прежде всего заниматься этими двумя задачами. Ну, конечно, понимая, что корректировка и объективизация расчетов по-прежнему важна.
В принципиальном смысле я считаю, что единая тарифная сетка по зарплатам бюджетников - это рудимент прошлой жизни, надо постепенно от нее отказываться. Есть федеральный наниматель, есть наниматель региональный, муниципальный. Он сам должен определить свою бюджетную сеть, сколько ему нужно бюджетников, сколько он им может платить, чтобы быть конкурентоспособным на рынке труда, чтобы привлекать мало-мальски стоящие кадры. Мы можем задавать лишь какие-то общие ориентиры: не меньше какого-то уровня - но не должны навязывать, насколько больше должен получать директор, чем уборщица: это его дело.
- Сейчас, насколько можно понять, в этом плане наиболее остро стоит вопрос о финансировании объявленного повышения зарплат бюджетникам?
- В текущем плане - да. Действительно, бюджеты субъектов федерации в основном сверстаны без учета принятого повышения зарплат бюджетникам, хотя непонятно, почему: Дума приняла соответствующее решение еще в сентябре, Совет Федерации, который представляет территории, это поддержал, более того - отверг позицию правительства, предлагавшего вводить повышение ЕТС не с 1 декабря, а с 1 января. Значит, у них были все возможности, чтобы при разработке своих бюджетов это сделать. Не сделали.
Мы сейчас затребовали региональные бюджеты. В постановлении об исполнении федерального бюджета на 2002 г. есть пункт об обязательности предоставления бюджетов субъектов федерации. Пока мы получили 15 принятых бюджетов. Когда получим, проведем их анализ - сделаем рекомендации. Мы уже натыкаемся на то, что в некоторых бюджетах на зарплату бюджетникам денег нет, а на статью "прочие расходы" - огромные. Что за "прочие расходы"? Зачем "прочие расходы"? Инвестпрограммы по-прежнему большие, до сих пор - субсидирование сельского хозяйства, промышленности, строительства, ценовые субсидии кое-где существуют все еще. Я уж не говорю про зарплату чиновников - это вообще отдельная песня. В среднем в два раза по стране выше зарплата чиновников в субъектах федерации, чем аналогичная зарплата федерального чиновника, работающих там же. А на некоторых территориях, например в Московской области, - в четыре раза больше!
Такого рода вещей очень много. В четыре территории, которые у нас вызывают в этом смысле наибольшее беспокойство, мы высаживаем КРУ, чтобы они посмотрели хорошо их бюджеты. И мы будем работать со всеми территориями в этом плане - с кем-то насильственно, с кем-то добровольно. Будем заключать соглашения. У нас неплохой методический накоплен опыт в развитии региональных финансов по совместному проекту с Мировым банком. В его рамках территории сами берут на себя обязательства по улучшению своих бюджетов, по правильной бюджетной классификации, по наведению порядка с задолженностью, по введению правильной системы учета недвижимости, активов и так далее. И все это оценивается балльно, и тот, кто какое-то количество баллов набирает, имеет право на специальную субсидию. Мы, федерация, берем заем у Мирового банка, мы его обслуживаем, а для территорий это бесплатная субсидия. Сейчас шесть территорий работают, еще пять - на подходе. Это проект для хороших территорий, а теперь предлагаем - для любых. Мы предлагаем работать по этим примерно методикам, за это мы будем вас финансово поддерживать в проблемах с той же заработной платой. Вы берете обязательство оздоровить бюджет, а мы вас поддержим финансово. Я думаю, что это правильный путь.
Что мы сейчас делаем в рамках кампании по обеспечению выплат зарплат бюджетникам? У нас есть два дополнительных механизма. Один из них - это так называемый авансовый трансферт. То есть то, что вам положено, я могу вам дать раньше. Но территория должна понять: если ты возьмешь раньше, значит, ты в декабре не получишь или в ноябре, в октябре. Мы все-таки считаем, что в большинстве случаев там люди ответственные и понимают, что глупо съесть все утром, когда нужно будет есть и вечером. Но в любом случае - это их деньги.
Второй механизм - это бюджетная ссуда. Мы составили таблицы - данные, сколько будет составлять зарплата с начислениями во все бюджетные фонды, какой прогноз доходов бюджетов территории. Соответственно - смотрим долю, занимаемую в доходах, и дальше у нас есть ориентир: 40% бюджета субъекта. Считается, что это доля, которая позволяет остальные необходимые платежи также заложить: коммунальные, социальные. Если у вас бюджет 1000 рублей, а вы должны выплатить 600 рублей в виде зарплаты с начислениями, значит, мы считаем, что у вас есть некоторая нехватка. Допустим, у вас 200 рублей нехватка до нормативного уровня. Мы считаем, сколько нехваток набралось у всех этих территорий, и после этого примерно, там, где видим самые критичные, самые большие нехватки, между ними сумму бюджетной ссуды распределяем. Ссуда - это возвратные средства. В соответствии с бюджетным кодексом она дается на срок до шести месяцев. И в принципе - это на кассовый разрыв. Мы считаем, что территории должны применить некий набор мер, оздоровить свои финансы и через некоторое время - погасить эту ссуду.
И, наконец, у нас есть третий механизм. У нас по закону о бюджете есть средства на стабилизационные дотации в сумме 3 млрд рублей. Мы будем по итогам двух кварталов в третьем определять порядок его использования для тех территорий, у которых наиболее сложная ситуация, при условии, что они сами принимают адекватные меры по выходу из нее.
III. Ловушки управления: финансово-электрический узел и родные ГУПы
- Год назад Вы говорили о переводе бюджетных организаций на казначейскую систему и об управлении госсобственностью как о важнейших задачах на этот год. Считалось, что казначейская система позволит избежать нецелевого использования бюджетных средств. Армия почти переведена на обслуживание в казначействе, но энергетики вынуждены снова отключать подачу электроэнергии?
- Отключения электроэнергии - отдельный разговор. Мы целый год пытаемся пересмотреть и никак не пересмотрим сам подход к проблеме неотключаемых потребителей в двух аспектах. Во-первых, нынешний подход - ведомственный. То есть все, что относится, например, к Минобороны, - не важно, что у него там: комплекс космической связи, детский сад или прачечная, - все равно нельзя отключать. Почему прачечную нельзя отключать? Почему сельхозпредприятия нельзя отключать? Нужен подход не ведомственный, а объектовый. Да, действительно, есть объекты, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть лишены энергоснабжения. Но это не значит, что это все объекты этого ведомства. Второе - сам механизм должен быть другим. Это механизм гарантированности финансирования. То есть мы не должны говорить энергетикам: ты не имеешь права отключать. Мы должны себе сказать: что бы ни произошло, сколько бы ни нажег этот объект, он для нас столь важен, что я любой его счет оплачу. То, что сейчас произошло - конфликт энергетиков и Министерства обороны, - связано прежде всего с недостатками ведомственного финансового планирования.
Во-первых, постатейные распределения делают ведомства - что на почтовые расходы, что на оплату телефона, на вещевое довольствие, на энергетику и т.д. Министерство финансов дает лишь общие рекомендации. Как правило, ведомства поступают так: то, что важно с нашей точки зрения, мы профинансируем, а то, что важно с их точки зрения, не будем включать в смету, а попросим потом, когда случится та или иная проблемная ситуация. "А куда они денутся?" Это ложная посылка, что Минфин является расходующим ведомством. На самом деле это они являются расходующими ведомствами, а Минфин работает методически. Поэтому мы в феврале меняем систему финансирования: больше не будет ежемесячных лимитов, которые доводятся до ведомства, а каждое ведомство имеет годовую роспись с поквартальным распределением, и ради бога - перебрасывайте со статьи на статью, но вы за это отвечаете. К сожалению, этого раньше не было, поэтому были стимулы накапливать остатки, средства тратились странно и неправильно.
С другой стороны, накопленные остатки могли быть подняты на счет Государственного федерального казначейства в конце года. Мы проверили финансирование: оно произведено и в декабре, и в январе, деньги дошли до бюджетополучателей, но почему-то не все дошли до энергетиков. Почему? По двум причинам. Первая: до сих пор не переведено еще на казначейское исполнение в целом Минобороны. Условно говоря, военно-морской флот имеет исполнение в казначействе, мы туда отдали деньги, но дальше какой-нибудь конкретный флот, конкретный порт, конкретная дивизия имеют счет в полевом учреждении центрального банка. И деньги могут туда уйти, а дальше мы теряем их путь. Они могут быть потрачены нецелевым образом. Мы-то полагали, что это уйдет энергетикам, а они могли куда-то еще уйти. Второе: есть категория муниципальных сетей и прочих перепродавцов электроэнергии, у них тоже какие-то сложные взаимоотношения, задолженности. Часть средств оказывается у них и не доходит до энергетиков. Поэтому возникла ситуация, когда мы считали, что закрыли кредиторскую задолженность армии и прочих силовых ведомств по топливно-энергетическим ресурсам, а она откуда-то снова возникает.
- Вторая тема прошлогодней беседы - контроль за госсобственностью... Что здесь сделано? В частности - по реформе ГУПов, например?
- Все понимают, что ГУПы должны быть преобразованы. Я работал в этом направлении, мы заслушивали ведомства, совместно с Мингосимуществом по каждому смотрели все их бюджетные учреждения, ГУПы, наводили порядок, приводили в нормальную организационно-правовую форму... И в принципе мы понимаем, что ГУПы - это плохая форма, временная и они должны быть преобразованы. Часть их должна быть акционирована, приватизирована, часть должна стать казенными предприятиями, бюджетными учреждениями и по смете работать. А что мы видим на выходе? Позавчера на правительстве в очередной раз была рассмотрена программа приватизации. Лишь небольшая часть ГУПов уже в этом году уходит на акционирование и приватизацию. Почему так? Потому что ведомства за них держатся. Я сам держусь за свои ГУПы. Я понимаю, что они, в целом, должны быть ликвидированы, но мои в последнюю очередь. Так же рассуждают и другие. То есть это довольно трудный процесс. Тем не менее мы доведем его до логического завершения.
То же самое касается банков с госучастием. Мы проводили инвентаризацию кредитных учреждений с госучастием. Конечно, практически из всех нужно просто выходить. Но в некоторых случаях - обидно выходить: например, когда есть непогашенные кредиты и получается, что выходишь с убытками. Думаешь: дай, подождем. Сейчас они сделают то-то и то-то, тогда на следующий год выйдем без убытков.
А председатель правительства имел в виду немного другое - нашу практику финансирования инвестиционных расходов. Согласно бюджетному законодательству, мы имеем право для юрлиц (не для наших бюджетных учреждений, а для юрлиц, АО) давать инвестиции только в обмен на собственность, на пакеты акций. Добро бы - есть несколько крупных объектов: например, Бурейская ГЭС - в этом году 370 миллионов у нас инвестпрограмма, приличные деньги, крупная компания, важная стратегически, потому что она позволяет коренным образом улучшить энергобаланс в Приморье, Забайкалье. Наверное, мы правильно делаем, что берем пакеты акций за свои деньги. В таких случаях мы сможем влиять при необходимости на политику. У нас по три копейки везде разбросано - там миллион, здесь два с половиной миллиона, я подписывал пачками такого рода соглашения о том, что мы даем им два миллиона за то, что они дают нам какие-то акции. Что нам делать с этими акциями? Мы не можем ими эффективно управлять. И здесь выход должен состоять в более тщательном отборе объектов федеральной инвестиционной программы, прежде всего крупных, стратегически важных, инфраструктурных проектов.
