`Новое время`: Отрывки из книги Андрея Колесникова `Неизвестный Чубайс`Назад
`Новое время`: Отрывки из книги Андрея Колесникова `Неизвестный Чубайс`
Анатолий Чубайс снова оказался на острие политической жизни. Опасение за исход избирательной кампании правых либералов заставило его возглавить список Союза правых сил. Он одним из первых решительно высказался против использования правоохранительной системы в борьбе с крупным бизнесом. Он снова пытается объединить демократические силы перед лицом наступающей реакции. Вне зависимости от того, как к нему относятся, он по-прежнему объект повышенного общественного интереса.
В начале декабря в издательстве "Захаров" выходит книга Андрея Колесникова "Неизвестный Чубайс". "НВ" публикует отрывки, посвященные друзьям героя книги и его команде.
АНАТОЛИЙ БОРИСОВИЧ, ЕСЛИ СУДИТЬ ПО ЕГО ПОСТУПКАМ И РАССКАЗАМ ЕДИНОМЫШЛЕННИКОВ, умеет дружить. Трудно представить себе более разных по внутреннему и внешнему устройству людей, нежели Егор Гайдар и Альфред Кох. Тем не менее оба числятся по разряду ближайших друзей лидера реформаторов.
Практически все, кто знает Чубайса с питерских времен, как о его близком друге говорят о ленинградском экономисте Григории Глазкове, впоследствии работавшем в Америке в российской дирекции МВФ, а затем директором департамента Минфина - в 1980-е, по выражению одного из коллег, он был "конфидентом и оруженосцем" Анатолия Борисовича. Друзья - это и такие не похожие друг на друга люди, как Борис Немцов, Сергей Васильев, Яков Уринсон, Евгений Ясин. В Петербурге живет и ближайший друг студенческих времен Чубайса Владимир Корабельников. Несмотря на то что общение в последнее время сильно затруднено, они продолжают созваниваться и встречаться. Со многими из друзей Чубайс подолгу не общается в частной жизни хотя бы потому, что ее почти нет и не было в течение последних 12 лет. И в то же самое время может пригласить в путешествие в Карелию Бориса Минца, с которым они на "вы" и обращаются друг к другу по имени-отчеству. Борис Иосифович утверждает, что, когда однажды у них с Чубайсом зашел разговор о столь неудобном формате общения, Анатолий Борисович суховато заметил: "Ельцин всегда называл меня на "вы" и по имени-отчеству". Практически все хорошо знающие Чубайса люди утверждают, что с Булатом Окуджавой реформатора действительно связывала не показушно-имиджевое знакомство, а настоящая дружба, насколько это возможно между людьми разного возраста.
Многие из соратников не числят себя в близких друзьях. У иных - не слишком простая история отношений. Да и как иначе это может происходить у людей, которые знают друг друга 30 лет и прошли через искушения политикой и нескончаемые революционные ситуации. Часть коллег сошла с дистанции - кто-то ушел в частную жизнь, другие спились, третьи оказались неадекватны новому времени. С кем-то Чубайсу просто физически некогда общаться при 16-часовом рабочем дне. "Мы живем не компаниями, а кампаниями, -констатирует супруга Анатолия Борисовича Мария Давыдовна Вишневская. - Хотя и стараемся встречаться три-четыре раза в год с Ясиными, Гайдарами, Уринсонами". "Мы пытаемся хотя бы несколько раз в год посидеть в узком кругу и при этом не говорить ни про экономику, ни про политику, -говорит Яков Уринсон. - Раньше, когда все работали в правительстве и часто появлялись на рабочих дачах в Волынском, удавалось неформально общаться несколько чаще. Чубайс с Сергеем Васильевым знают весь бардовский репертуар, Окуджаву, Высоцкого, а Васильев еще и прекрасно поет и играет на гитаре".
Многие из друзей и соратников с годами перестали быть близкими людьми. Кто-то намекает на то, что Чубайс все-таки "зарос аппаратной броней" и с ним стало трудно общаться. "Ему тяжело давались бесконечные политические компромиссы, и он прятал себя от близких людей. Но иногда он возвращается - к ним и к самому себе", - говорит экономист Ирина Евсеева.
У одного из представителей ближнего чубайсовского круга 1980 годов - ныне первого замминистра экономического развития Михаила Дмитриева есть своя версия распада достаточно большой группы единомышленников. Он считает, что после решения общих задач и исчезновения общего врага команда и не могла быть столь же сплоченной, как в 80-е годы или в начале 90-х. Тем не менее все в один голос говорят о высочайшей степени взаимного доверия людей, которые собрали в ленинградско-московскую команду молодых ученых-либералов, вынужденных постоянно помнить о надзоре КГБ, соблюдать осторожность и конспирацию.
К тому же Чубайс никогда не переносил личные обиды на рабочие отношения. И наоборот, работа, за исключением нескольких случаев, не влияла на ровные личные отношения. "До сих пор ощущаю чувство вины за то, что в тяжелейшее для Чубайса время - в конце 1995 года, когда он сам был на грани отставки и от него очень многие отвернулись, я по своим причинам, считая, что не уделяется достаточного внимания разработанным мною институциональным реформам в социальной сфере, подал заявление об уходе из Комиссии по экономической реформе, - вспоминает Михаил
Дмитриев. - Он просто физически страдал, еле держался, едва говорил. Только тогда я понял, какой это был стресс для него. Незадолго до этого в "Известиях" вышла наша с Андреем Илларионовым статья с критикой политики Чубайса. История была сложная, но под статьей стояла моя подпись, и я не счел возможным оправдываться, просто подал заявление. "Вот так и надо, а статья-то зачем?" - сказал Чубайс. Этот инцидент совершенно не повлиял на нашу дальнейшую работу. Весной 1997 года, когда Чубайс еще работал в администрации президента, он предложил мне пост замминистра труда, чтобы продвигать трудовые реформы. Так он относился к рабочим возможностям человека, не обращая внимания на личные конфликты". Борис Минц вспоминает, что, разбираясь с рабочими вопросами, коллеги с Чубайсом ссорились и даже кричали друг на друга. Но в результате принималось какое-то одно решение. Оно и исполнялось.
В то же время даже близкие люди говорят, что иногда в работе Анатолий Борисович бывает чрезмерно жесток, во всяком случае совсем не флегматичен (Гайдар знает его с другой стороны и утверждает, что никогда в жизни не видел Чубайса в беспокойном и уж тем более истеричном состоянии). "Однажды в 1993 году, когда мы с Андреем Илларионовым доказывали ему пагубность одной идеи, он дико наорал на нас. Возможно, тогда и началась личная неприязнь Илларионова к Чубайсу", - вспоминает Сергей Васильев, один из самых лояльных и близких лидеру реформаторов людей.
Это - нормально. Пожалуй, трудно представить себе более тяжелую ситуацию для проверки на крепость и вшивость человеческих отношений, чем буржуазная революция 1990-х. И тем не менее. "Для себя ввел специальную условную единицу устойчивости человеческих отношений под названием "один чуб" (интересно, что доллар с портретом Чубайса в эпоху попыток создать свободную экономическую зону в Питере тоже назывался "один чуб". - А. К.), развернуто - "один Чубайс", - писал Гайдар, вспоминая отставку декабря 1992 года в книге "Дни поражений и побед". - Как бы ни менялись наши с Чубайсом соотносительные социальные статусы, это никогда не сказывалось на характере наших взаимоотношений. К сожалению, куда чаще эту устойчивость приходится измерять в "сантичубах", "милличубах" и даже в "микрочубах". Книга увидела свет в 1996 году, и с тех пор Егор Тимурович имел возможность еще не раз испытать на прочность свою дружбу с Анатолием Борисовичем.
И сейчас Гайдар уточняет: "Как и у всякого нормального человека, у меня немного близких друзей, а то, что происходило в эти годы, - тяжелейшее испытание для дружбы. За 20 лет знакомства каждый из нас был то ниже, то выше в служебной иерархии, то в фаворе, то в дисфаворе, но Чубайс оставался одним из редких людей, чье положение никак не сказывалось на личных отношениях - он оставался лояльным товарищем и другом".
Впрочем, вполне очевидно, что особые отношения давно связывают Чубайса именно с Егором Гайдаром. При упоминании "грабительских реформ" их имена неизменно ставят рядом. Но это еще и тот редкий случай, когда чисто рабочий, деловой, с позволения сказать, производственный тандем превращается в большую дружбу. Или наоборот - тот редкий случай, когда большая дружба прошла испытание не просто работой, а революцией.
"Единственный человек, с которым Толя общается на равных, - это Егор", - утверждает Леонид Гозман. Чубайс считает Гайдара ближайшим другом. Гайдар говорит, что и для него Чубайс - самый интимный друг. Они прошли вместе через реформу, но и уже тогда, когда Егор Тимурович ушел из "большого спорта", ограничившись ролью "теневого премьер-министра", первым человеком, кому звонил Анатолий Борисович в тяжелейшие минуты, был именно Гайдар.
Звонил он и тогда, когда в марте 1996 года Ельцин внезапно решил отменить выборы и распустить компартию. ("Он позвонил мне в 7 утра, - вспоминал Егор Тимурович, - и сказал: "У нас большие неприятности, срочно приезжай". Я в принципе человек спокойный, но в то утро, бреясь, от волнения едва не отрезал себе пол-уха. Мы договорились, что он пойдет уговаривать Ельцина не делать глупостей, а я отправился в американское посольство звонить Клинтону, чтобы он убедил Бориса Николаевича не отменять выборы. Кровью, которая текла из уха, я залил весь Спасо-хаус. Это был, возможно, самый опасный момент в истории России последнего десятилетия".) И в июне того же года, когда разворачивалась интрига вокруг коробки из-под ксерокса и Чубайс ночью звонил Гайдару со словами: "Это конец". И в январе 1992-го, когда Гайдар после первой отставки изолировал себя от текущей политики, а Чубайс просил его повлиять на Ельцина, чтобы тот отменил решение о замораживании цен.
"Длинная" привычка к совместной работе сблизила этих двух внешне не похожих друг на друга людей. Они знали цену друг другу. Да так вдвоем, сиамскими близнецами от реформ, и попали в историю. "16 июня 1991 года на квартире у Чубайса отмечали его день рождения, - вспоминает Григорий Глазков. - Разговор в нашей компании (Чубайс и я с женами, Гайдар и Константин Кагаловский) зашел о правительстве Силаева, которое все дружно ругали. В то время в разговорах часто всплывал сюжет, связанный с гипотетическим приходом к власти нашей команды. Я искренне считал, что из Гайдара, который был все-таки человеком из истеблишмента, получился бы замечательный премьер, о чем и сказал ему. А Егор мне ответил: "Если бы Толя согласился, я бы пошел работать в его правительство". Гайдар помнит этот эпизод: "Чубайс горячо доказывал, что я должен возглавить правительство. А я, наоборот, убеждал его в том, что он должен стать премьер-министром. Сцена потрясающая: сидят два молодых дурака и убеждают друг друга в том, что они премьер-министры!".
"Толя преклонялся и преклоняется перед Гайдаром как ученым, - говорит Ирина Евсеева, работавшая и с Егором Тимуровичем, и с Анатолием Борисовичем. - В 1991 году они могли бы поменяться должностями - Чубайс хороший администратор и, в отличие от Егора, который всегда был как бы не от мира сего, очень земной человек. Но ему это и в голову не приходило - он пропускал Гайдара вперед. Впрочем, Егора уважали все. Как сказал когда-то Алексей Головков, начальник аппарата первого правительства, "все мы крестьянские дети на барской усадьбе Гайдара".
"Толя относится к Егору с фантастическим пиететом - он не раз говорил, что хотел бы работать первым вице-премьером в правительстве Гайдара, -рассказывает советник Чубайса Леонид Гозман. - В 1999 году Гайдар, Немцов, Борис Федоров и я вылетали в Сербию. Чубайс нас провожал и в какой-то момент отвел меня в сторону и сказал, что у него есть для меня особое поручение: "Егор должен вернуться оттуда живым". Когда я стал обсуждать некоторые технические сложности исполнения такой миссии, Толя отрезал: "Ты понимаешь, что Егор значит для России?". Единственное, что я мог тогда сделать, это садиться в любом транспортном средстве рядом с Егором и со стороны окна".
Два главных российских реформатора знакомы друг с другом уже более 20 лет. История знакомства, которая началась в 1982 году, была вполне банальной для Гайдара тех лет, который быстро завоевывал славу молодого, чтобы не сказать - юного, экономического гуру, работавшего в знаменитом НИИ системных исследований под началом Станислава Шаталина, изучавшего опыт реформ в Венгрии, Югославии, Польше, Китае, печатавшегося в "Вопросах экономики", вращавшегося в номенклатурных кругах, написавшего книгу тогдашнему премьеру Николаю Тихонову. Егора Тимуровича просто пригласили выступить на "чубайсовском" официальном семинаре в Ленинграде, а организовывал встречу, по нынешней характеристике Гайдара, "худенький рыжеватый парень". Выступление состоялось со всеми ритуальными ограничениями, связанными с тем, что в Питере интеллектуальной свободы было меньше, чем в Москве, все находились под колпаком у КГБ, было развито доносительство. "Я знаю, кто стучал", - заметил в разговоре со мной Гайдар. "И вы их знаете", - ответил он на немой вопрос собеседника. Правда, фамилии уточнять не стал. "Мы были достаточно осторожны, чтобы не произносить абсолютно запретных слов "реформа", "рынок", "рыночный социализм", использовался эзопов язык, - рассказывал Егор Тимурович. - Например, инфляцию называли "финансовой несбалансированностью".
Качество дискуссий показалось московской знаменитости весьма высоким, а питерские ребята - толковыми. Началось сотрудничество, переросшее в совместную работу, формирование "московско-ленинградской" экономической школы, а затем и в дружбу.
ИМЕННО БЛАГОДАРЯ МОСКВИЧУ ГАЙДАРУ, который был ближе к номенклатурным и реформаторским течениям, в команде питерских экономистов со временем, где-то к году 1983-му, появилось не просто ощущение востребованности, а чувство причастности и динамизма. Причастности к серьезным делам, динамизма в подготовке реформы и востребованности верхами - Комиссией политбюро по совершенствованию системы управления, которую формально возглавлял Николай Тихонов, реально -сравнительно молодой секретарь ЦК по экономике Николай Рыжков, в научном плане курировал председатель ГКНТ и глава НИИСИ, зять Алексея Косыгина, академик Джермен Гвишиани. Он не был экономистом, зато обладал широким взглядами на разные, в том числе полузапретные, проблемы. Реальную же работу организовывал учитель многих будущих экономистов-либералов Станислав Шаталин.
Тогда-то "питерские" и были привлечены к работе на власть, к работе по проектированию реформы. Чубайс выступил лидером ленинградской части привлеченной к написанию и рецензированию итогового текста команды, а самые продвинутые ленинградцы - Сергей Васильев и Сергей Игнатьев - выступили даже в качестве авторов целых разделов масштабного 120-страничного документа, который назывался "Концепция совершенствования хозяйственного механизма предприятия" и содержал, по словам Гайдара, "программу реформ венгерского образца 1968 года".
Пока для одних продолжались кухонно-котельные и по-своему уютные 70-е, пока цвел застой и "время шло, и старилось, и глохло", для реформаторов, казалось, наступил самый благодатный период. Будущие руководители российской экономики попали на гребень специфической номенклатурной волны: готовилась смена поколений в руководстве, и у молодой, по сравнению с методично умиравшими кремлевскими старцами, поросли начальников возникло ощущение, что вот сейчас они придут к власти и все наладится. Потому и возникла Комиссия с научной секцией и рабочим аппаратом в лице сотрудников Шаталина - Гайдара, Петра Авена, Олега Ананьина, Вячеслава Широнина, еще ряда теперь уже не слишком известных экономистов и их коллег из Питера. Для привлечения к работе группы Чубайса писалось специальное официальное письмо, было дано добро, и питерские либералы, фактически экономисты-диссиденты, которые не рисковали обсуждать некоторые сюжеты публично, несколько лет работали конспиративно, вдруг получили фантастическую "крышу" - политбюро!
Впрочем, номенклатурный характер работы сильно раздражал Юрия Ярмагаева. Он написал письмо Чубайсу, в котором говорил о том, что все, согласившиеся работать на комиссию, - карьеристы, а Гайдара следует серьезно раскритиковать, и единственный вопрос состоит в том, сделать ли это немедленно, но поверхностно, или запросить три месяца и тогда уже "раздолбать" его по-настоящему глубоко. Позицию Чубайса, который высказался в том смысле, что движение - это все, Ярмагаев считал неправильной...
Ленинградско-московская школа, несмотря на то, что работа ее представителей, разумеется, не была принята "наверху" для реализации, оказала серьезное влияние на настроения в академической и политической среде. Эра Горбачева была эпохой слов, но именно слова в том 1985 году разрушали Систему. А либеральной риторикой реформаторов генеральный секретарь пользовался охотно и умело.
Тем не менее разочарование оказалось очень сильным, а ощущение динамизма было утрачено. Зато укрепилась привычка к совместной работе. И это было тем более полезным, что в то время у теперь уже бывшей группы Гвишиани- Шаталина, участникам которой предложили заняться более частными и прагматичными вопросами, не пропал интерес к научным исследованиям, и время чистой политики, которое настигло молодых экономистов года через два-три, еще не наступило. А этот период многие из коллег Анатолия Борисовича задним числом считают потерянным для науки. К ним относятся два других соратника Чубайса -Сергей Васильев и Михаил Дмитриев.
Они появились в силовом поле нашего героя почти одновременно, хотя Васильев чуть раньше. Он стал четвертым в тесном кругу уже известных нам Юрия Ярмагаева, Григория Глазкова и Анатолия Чубайса. Знакомство будущего главного реформатора с Васильевым произошло еще весной 1982 года на семинаре кафедры управления Финансово-экономического института, где Сергей Александрович делал доклад об экономике Югославии. Осенью того же года уже Чубайс пригласил Васильева участвовать в ежемесячных семинарах инженерно-экономического института, а спустя несколько месяцев раскрыл "заговор" трех молодых ученых по реформированию экономики СССР. Будущий руководитель Рабочего центра экономических реформ, замминистра экономики и доверенное лицо Чубайса в аппарате правительства образца 1997-1998 годов, включился в работу. Изучался опыт Югославии, по которой специалистом был сам Васильев, и Венгрии. Ко второй работе был привлечен Михаил Дмитриев, совсем юный талантливый экономист, проходивший практику в лаборатории региональных экономических исследований, которую к тому времени уже возглавлял молодой и ранний Васильев, сам три года назад окончивший институт. Удивительным образом журнал Acta Oeconomica, где на английском языке публиковались работы венгерских экономистов, не попадал в спецхран. Именно в этом журнале Дмитриев читал Яноша Корнай, чья классическая работа об экономике дефицита при социализме очень скоро стала культовой в чубайсовском кругу, превратившись в общую для молодых либеральных экономистов идеологическую платформу. Через Ярмагаева с Чубайсом познакомился Сергей Игнатьев, ныне председатель Банка России. "Это было важное для меня знакомство хотя бы потому, что мне очень хотелось публиковаться, а у Толи была возможность печатать статьи в сборниках инженерно-экономического института. В частности, статья, где сравнивалась одноуровневая и двухуровневая банковские системы, появилась именно в одном из этих сборников. Честно говоря, я не видел разницы между официальными и неофициальными семинарами - и то, и другое мне было в равной степени интересно. Гайдар был моим вторым издателем - очередная статья появилась в сборнике ВНИИСИ. Третьим издателем - в журнале "Эко" - стал Петр Филиппов".
Ленинградцы и - параллельно - москвичи слишком хорошо были знакомы с восточноевропейским опытом реформирования. И потому оказались сторонниками постепенных реформ. Никто в то время и не мог предположить, что всем им суждено отбросить экономический градуализм в ситуации, когда спустя каких-нибудь восемь лет придется спасать страну от голода и резко радикализировать практические действия.
Чубайс блистательно сочетал легальную и андеграундную деятельность. Кружок экономистов собирался еще и в узком составе для обсуждения действительно серьезных проблем. И делать это в условиях, когда практически ни у кого не было отдельной квартиры, было непросто. Летом сообщники часто собирались на загородной даче у Сергея Васильева. Зимой возникали проблемы - квартирный вопрос не решался практически ни у кого из коллег до конца 1980-х годов. (Когда в самом конце 80-х чубайсовцам нужно было принять в Питере классика западной экономической науки Алека Ноува, его принимали в самом "респектабельном" доме - двухкомнатной квартире Глазкова, куда, правда, нужно было идти через черную лестницу, с интерьером, больше напоминавшим пещеру. "Кажется, попав наконец в квартиру, Ноув был счастлив, что его хотя бы не убили в этом подозрительном месте", - вспоминал Григорий Юрьевич.) Поэтому чубайсовские семинары должны были стать легальными, и они стали таковыми, благодаря связям и пробивной силе организатора, "Я обнаружил, что есть такая структура, которая всерьез никому не нужна - Совет молодых ученых. И решил стать председателем этого совета. Официальный статус означал, что у нас должен был быть план работы. План работы предполагал заявки на аудитории, заявки на аудитории означали, что можно заказывать бумагу, ручки и вешать объявление о времени и месте заседания, а это предполагало распространение информации в других институтах. У нас появился бланк для писем, и мы получили возможность собирать людей откуда угодно. А это, в свою очередь, означало, что мы могли выпускать сборники научных трудов", - вспоминает Анатолий Чубайс.
Работа строилась системно. Перечень тем отбирался на год вперед, доклады неизменно были весьма фундированными со списком литературы из 50-100 наименований. Итоги семинара резюмировались, в течение 2-3 недель вносились исправления в текст доклада.
Сергей Васильев считался интеллектуальным лидером команды, хотя сам он полагает, что сдвигу экономистов вправо способствовал прежде всего Юрий Ярмагаев, "сумасшедший на грани гениальности". Сергей Игнатьев был лучше других образован, знал западные теории, то, что было неведомо в СССР и называется economics, занимался проблемами национальных банков, инфляции и ее проявлениями при социализме - то есть дефицитом, естественно, не предполагая, что в один прекрасный день станет председателем Банка России. Михаил Дмитриев, по оценке Васильева, отличался "сильным чувством нового". Возможно, именно по этой причине Михаил Эгонович на официальных чубайсовских семинарах скучал, хотя, по его словам, "там было интереснее, чем в других местах, потому что иногда обсуждались западные экономические модели в приложении к советской ситуации". Впрочем, вскоре и Дмитриев, стажировавшийся в лаборатории Васильева, вошел в узкий круг и стал участвовать в семинарах для своих. "А вот там уже обсуждались опасные сюжеты, - вспоминает нынешний первый замминистра экономики, - например, история нэпа, кризисные процессы в советской экономике".
Чубайс создавал не просто сплоченную организацию, но и инфраструктуру контактов и общения, которая должна была работать в условиях реального риска утечек в соответствующие органы. "Опасность исходила не от тех, кто был вовлечен в узкие семинары, - уточняет Дмитриев. - А в нашем кругу были люди, на которых точно можно было положиться в ситуации, когда мы фактически занимались антисоветской деятельностью и формировали интеллектуальную оппозицию". Анатолий Борисович, по признанию коллег, умел сплачивать не слишком организованных людей, выстраивать "крыши", налаживать контакты по вертикали и горизонтали, общаться с москвичами и более статусными людьми и при этом сознательно позиционировался не как интеллектуальный, а организационный лидер, медиатор, помогавший выкристаллизовывать идеи.
Первые попытки расширения команды за счет контактов с Москвой относятся все к тому же 1982 году, когда Гайдар познакомился с Чубайсом. Интересна была сама технология знакомства. "На самом деле чубайсовские семинары были способом поиска единомышленников", - констатирует Глазков, отвечавший за отбор выступающих и темы выступлений. Питерских человеческих и научных ресурсов не хватало. В отличие от столицы, здесь был всего один академический институт (социально-экономических проблем - ИСЭП) и гораздо более суровая идеологическая атмосфера. Поэтому, если где и стоило искать людей, так это в Москве.
Однажды Григорию Глазкову коллега предложил съездить вместо себя на семинар в Москву - в Институт экономики АН СССР. Семинар оказался невероятно скучным, но зато Глазков познакомился с сотрудником Института системных исследований Олегом Ананьиным, работавшим под началом Шаталина и, как выяснилось потом, вместе с Гайдаром. Ананьин и стал первым московским гостем на питерских тусовках Чубайса. Московский экономист, в свою очередь, порекомендовал для общения "внука Гайдара". Начался долгий телефонный роман, в ходе которого Егор Гайдар все обещал приехать, но никак не приезжал. В результате Чубайс сам поехал в Москву и решительным образом "обаял" всю лабораторию, где работали Ананьин, Гайдар, Петр Авен, Вячеслав Широнин, Владимир Герасимович. "Никто другой, кроме, быть может, Сергея Васильева, который потом очень сблизился с Гайдаром, не смог бы понравиться этим людям, которые уже тогда работали на власть", - утверждает Глазков.
Московские экономисты ощущали себя частью либерально настроенного истеблишмента, но при этом были погружены в межинститутские интриги и конкуренцию. Ни того, ни другого не было в провинциальном Питере. Зато у ленинградцев был энергичный организатор. И когда Чубайс в 1982 году вошел в московскую лабораторию, где работал Гайдар, начался отсчет новой экономической истории, которая закончилась осенью 1991 года формированием первого правительства реформаторов.
В том же 82-м по символическому, а может быть, логическому, совпадению закончилась целая эпоха в истории СССР -умер Брежнев. Незадолго до этого весь Питер зачитывался быстро изъятым отовсюду номером журнала "Аврора" с рассказом Виктора Голявкина "Юбилейная речь". Эта книжка литературного ежемесячника была приурочена к 75-летию Леонида Ильича. Многие усмотрели в рассказе известного в то время писателя страшную крамолу и ужасные намеки. В день смерти генсека Чубайс позвонил Корабельникову и сказал: "Ты помнишь журнал? Это произошло". Многие восприняли кончину Ильича почти так же, как смерть Сталина. Даже в редакции "Правды" не нашли ничего лучшего, как поднять старые подшивки газеты и сверстать траурную полосу строго по лекалу почти тридцатилетней давности, включая размер траурной рамки. А вот Чубайс был одним из немногих, кто, по свидетельству Глазкова, уже "чуял" возможные перемены: "Его распирало от радости".
Андрей Колесников
Новое время
23.11.2003
http://www.chubais.ru/cgi-bin/cms/friends.cgi?news=00000000898
