Уинстон Черчилль, 60-ю годовщину фултонской речи которого 5 марта сего года отмечает все англоязычное и примкнувшее к нему прогрессивное человечество, как широко известно, сказал о Хрущеве: этот человек пытался перепрыгнуть пропасть в два прыжка. В том смысле, что двигался в правильном направлении, но непоследовательно и медленно. В результате до конечной цели не дошел (не допрыгнул). Если бы Черчилль отследил творческий путь Михаила Горбачева (чье 75-летие послезавтра отмечает все прогрессивное человечество) в 1985-1991 годах, то он непременно сказал бы о нем ровно то же самое. Хотя, вне всякого сомнения, в целом одобрил бы итоги жизни и деятельности Михаила Сергеевича. Два юбилея - 60-летие речи Черчилля в Вестминстере, Миссури, в которой впервые было сформулировано понятие "железный занавес" и с которой историки ведут отсчет холодной войны, и 75-летие Горбачева удивительным образом рифмуются друг с другом.
А в обстоятельствах современной России воленс-ноленс приобретают символическое звучание.
Черчилль открывал эпоху холодной войны, опускал "железный занавес". Точнее, просто констатировал его наличие. Горбачев, артикулировав еще в 1986 году в специально написанной брошюре политику "нового мышления", закрывал холодную эру и поднимал "железный занавес". В 1987-м в Берлине Рональд Рейган патетически воскликнул: "Господин Горбачев, разрушьте стену!" Что было, в сущности, риторическим оборотом, потому что М.С. и без всякого Рейгана, движимый логикой затеянных им преобразований, возможно, того всерьез и не желая, все равно разрушил бы стену.
Ту самую Берлинскую стену, которая сейчас уже физически не существует, зато заново возводится в умах людей.
Только граница проходит теперь не там, где указывал Черчилль ("Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес"), а по периметру оборонного сознания российских политиков. Россия высокомерно отказывается от наследства юбиляров - Черчилля и Горбачева, опуская новые "железные занавесы" и возводя евроотремонтированные Берлинские стены. Горбачев и в самом деле не отличался решительностью и скорее плыл по течению исторического процесса, маркированного его именем. Но, не обнаружив в себе воли к ответственным решениям в области экономики, он вернул в российский уклад и в политическую систему бывших союзных республик демократию. Ту самую, по заезженному, но бессмертному выражению Черчилля, демократию - скверную форму правления, по сравнению с которой все остальные еще хуже. Черчилль начинал холодную войну словами.
Словами же Горбачев заканчивал войну и параллельно разрушал советскую систему. Правда, вербальным способом невозможно было ее реформировать и создать новую. В этом - историческая драма эпохи Горбачева. Он пытался управлять процессом, который "пошел", путем тонкой настройки и нюансировки словесных потоков. И стал человеком, с чьим именем связаны слова и словосочетания "перестройка", "ускорение", "гласность", "новое мышление".
С разрушением системы все получилось неплохо, с управлением же процессом не вышло вообще ничего.
Потому что на смену словам, чья инфляция происходила в конце 1980-х просто на глазах, должны были прийти дела, политическая воля к реформам и собственно реформа экономики. К рубежу 1990-х сложилась ситуация, когда словами реальному делу уже нельзя было помочь.Тем не менее Горбачев, всерьез не затронув, выражаясь в марксистских терминах, базис, полностью перекроил надстройку, наполнив ее теми ценностями, о которых в той же фултонской речи говорил сэр Уинстон Черчилль, уже не премьер-министр, а лидер оппозиции и частное лицо.
Он говорил о двух главных и взаимосвязанных опасностях для человечества - войнах и тиранических режимах (если кто-то думает, что постиндустриальная эпоха покончила с рисками 1946-го, то он глубоко не прав: прогресс человечества идет не столько по экспоненте, сколько по спирали, что уже давно доказано философом Вико). Он говорил о трех фундаментальных ценностях: "свободных, беспрепятственных выборах", господстве свободы слова и мысли, независимости судов.
Эти истины можно было бы счесть прописными, до неприличного банальными и стертыми от частого употребления, как пятикопеечные монеты при советской власти, если бы с их практической реализацией в сегодняшней России мы не испытывали до неправдоподобия колоссальные проблемы.
И вот что удивительно, вот что заслуживает напоминания: именно при Горбачеве Михаиле Сергеевиче как минимум первые два института из трех работали безукоризненно - по-черчиллевски. Именно при нем базовые риски новейшей истории, на которые указывал Черчилль У.Л.С. (Уинстон Леонард Спенсер), войны и тирания, оказались главными врагами политического руководства.
Последний советский лидер жил по-коммунистически, работал по-черчиллевски.
Руководствовался учением, о котором Ленин сказал самую парадоксальную фразу ("всесильно, потому что верно"), но действовал по заветам Черчилля. За это Горбачева и проклинают. И именно поэтому он оказался фигурой в учебниках всемирной истории, равной по значению и позитивному вкладу фигуре Черчилля.
Андрей Колесников
"Газета.Ru"
28.02.2006
http://www.chubais.ru/cgi-bin/cms/friends.cgi?news=00000004616
