Андрей Колесников: `Спокойствие тяжелого веса`Назад
Андрей Колесников: `Спокойствие тяжелого веса`
"А-а, привет лучшим людям!" Редкий журналист из числа соприкасавшихся с Аркадием Ивановичем Вольским не помнит этой его панибратски-отеческой манеры разговора. При этом каждый наверняка думал, что так исключительно с ним, избранным, разговаривает глава РСПП. Доверительно, иногда понижая голос, со словами "Только об этом не вздумай писать", с добродушным матерком бывшего зиловского начальника литейного цеха, всегда применяемым к месту и снайперски точно. Аркадий Иванович даже утверждал, что его автомобилестроительный мат смущал особо деликатных товарищей из прослушки. Приходилось им терпеть, работа такая...
Вольский относился к числу тех, кого принято называть тяжеловесами. Почему, непонятно. Неброская внешность, простоватые манеры, неспешность опытного аппаратчика... Но были в его облике и манере говорить фантастическое обаяние и внутренняя спокойная сила. А главное, он был смелым человеком. Чернобыль, Карабах, Чечня, Дудаев, Басаев.
Он умел разговаривать с теми, с кем вообще не принято вести переговоры. Находил слова - и не боялся.
Как это у него получалось, возможно, выяснится из воспоминаний. Он надиктовывал их в последние месяцы жизни, исправно приезжая на работу в свой кабинет в Никитниковом переулке рядом с привычной ему, помощнику Андропова и многолетнему сотруднику машиностроительного отдела ЦК, Старой площадью и прямо напротив бывшей цековской столовой.
Вольский был из породы мудрых номенклатурных работников, прошедших все ступени естественного отбора советской политической элиты, для которых "вертикальная мобильность" была последовательным, тяжелым, но в то же время быстрым движением с одной управленческой ступени на другую.
Вольский стал политиком в перестройку, когда Горбачев бросил его на урегулирование карабахского конфликта. Потом Аркадий Иванович никак не мог нащупать своего места в распадавшейся горбачевской элите. Он не мог быть реформатором, но не стал и ортодоксом-реакционером. Интуитивно понимал, зачем реформируется экономика, но и разговаривал на одном языке с "красными директорами". И потому стал посредником, go-between, мастером челночной дипломатии в нешуточно жестоком мире, находящемся на стыке власти и бизнеса.
Вольскому хватило гибкости и политического веса, чтобы из главы профсоюза советских директоров превратиться в "дядьку" олигархов.
Казалось, он к ним относился как старый воспитатель относится к одаренным, но неразумным детям, которые нуждаются в его защите. И ведь защищал. Ходил вместе с Чубайсом "спасать" Гусинского. Передавал письмо олигархического сообщества президенту. Вступался за Ходорковского, постоянно поминая его добрым словом, да так, что г-жа Вишнякова из Генпрокуратуры обвинила Аркадия Ивановича в "давлении на следствие". Жестко осудил приговор главе ЮКОСа. Другому бы никогда не простили таких слов и действий. Но во власти знали, что это не фронда, а позиция.
И дело было не в том, что Вольский не боялся, потому что был старым человеком. Старые люди, особенно если они опытные политики, трусят, и еще как. Потому что знают, как власть - любая - умеет мстить.
Просто смелость была так грамотно обставлена, что волей-неволей вызывала у тех, кто несколько крупнее фигуры г-жи Вишняковой, уважение, желание объясниться ("Я против выкручивания рук и камер", - отвечал Вольскому Путин), стремление доказать свою правоту.
Смелость Вольского тем более удивительна на фоне абсолютно адекватной оценки им своих политических и аппаратных возможностей. Его называли мастером компромисса, но он знал границы этого компромисса. Судя по всему, Вольский понимал, что защитить того же Ходорковского по-настоящему не удастся. Но при этом делал все, что было в его силах, болея за успех безнадежного дела.
Такая была жизнь. Такой была его миссия - защищать. Апокриф утверждает, что парторг ЗИЛа Аркадий Иванович Вольский, сам еще совсем молодой человек, которому было слегка за 30, инициировал написание коллективного письма Брежневу с просьбой вернуть в большой футбол после освобождения из мест не столь отдаленных любимца публики Эдуарда Стрельцова. И Стрельцова вернули в московское "Торпедо", в составе которого он стал чемпионом страны, был признан лучшим футболистом СССР в 1967 и 1968 годах. Другой апокриф говорит, что еще при Андропове Вольский с академиком Велиховым готовил несколько вариантов вызволения Андрея Сахарова из горьковской ссылки.
Словом, что Стрельцов, что Ходорковский... Вольский привык заступаться за обиженных перед вождями.
Словосочетание "Ушла эпоха" донельзя затертое, пафосное, лишенное содержания. Но в случае Аркадия Ивановича Вольского это необычайно точное определение. Людей с такой биографией уже не осталось. Качество российской политической элиты и так-то не слишком высокое, а после ухода Аркадия Ивановича оно сразу и резко упало на десятки процентных пунктов. Потому что ушел последний человек в предпринимательском сообществе, который ничего не боялся.
Андрей Колесников
"Газета.Ru"
12.09.2006
http://www.chubais.ru/cgi-bin/cms/friends.cgi?news=00000004987
