Владислав Иноземцев. Демократия: насаждаемая и желаннаяНазад
Владислав Иноземцев. Демократия: насаждаемая и желанная
Удачи и провалы демократизации на рубеже тысячелетий
"Демократия" - одно из немногих понятий, наиболее часто применяемых в общественно-политической жизни, с которым, по большому счету, у современного человека не связаны стойкие негативные ассоциации. Даже в нынешней России, где свежи воспоминания о 90-х годах прошлого века, прошедших под знаком "демо&-кратических" экспериментов, в общем и целом признаются преимущества демократии перед авторитаризмом и тоталитарной системой. И даже в странах Ближ&-него Востока, которым насильственная "демократизация" обходится сегодня в сотни и тысячи жизней, утверждение, что демократия является лучшей формой правле&-ния, с теми или иными оговорками, но все же поддерживается большинством населения.
Это не удивительно. Сколь противоречивой ни казалась бы практика демократии, какими бы острыми ни были порождаемые ею проблемы и какими бы драма&-тичными ни оказывались инициируемые от ее имени перемены, демократия была и остает&-ся пусть и несовершенной, но все же лучшей из известных форм общественного устрой&-ства - и на то есть две основные причины.
Первая из них состоит в том что в демократическом обществе, где принятие реше&-ний является прерогативой народа или его полномочных представителей, ответственность за тот или иной исторический выбор лежит не только на лидерах, но и на гражданах - а большинство людей, как правило, не склонно считать ошибочными свои действия и решения. Прак&-тика свидетельствует, что в демократических обществах редко переписывают исто&-рию, а наиболее острая критика бывает адресована современным политикам, а не персонажам прошлых эпох. Уважительное отношение к самим себе не позволяет людям уни&-чижительно относиться к политике, которая в то или иное время оказывалась результатом их свободного выбора.
Вторая причина гораздо более фундаментальна: демократия является закономерным следствием гуманизации общества; это не столько форма правления, сколько механизм социализации, в отсутствие которо&-го общество не может отвечать требованиям времени. Демократия предполагает готовность каждого человека доверить согражданам принятие решений, от которых зави&-сит и его собственная судьба, а значит - основана на доверии и готовности к сотрудничеству. Она невозможна вне права и процедур, кото&-рые служат важнейшими инструментами защиты интересов любого из членов общества. В демократическом обществе люди равны перед законом - и потому именно в демократиях возникают предпосы&-лки для утверждения этнической, культурной и религиозной толерантности.
Таким образом, о зрелости то&-го или иного общества наиболее уверенно можно судить по мере его демократичности. Однако это утверждение нельзя понимать излишне прямолинейно. Существует ряд важных моментов, расставляющих в нем весьма принципиальные акценты.
Во-первых, демокра&-тично&-сть общества не может служить критерием, на основе которого формируется отношение к тому или иному государству на мировой арене. Внешние признаки демократизма не гарантируют ни соблюдения прав человека, ни экономического либерализма, ни верховенства зако&-на[1]. Широко растиражированное утверждение, согласно которому демокра&-тии не воюют друг с другом[2], также ошибочно; более того, как известно, И. Кант в первой статье второй части своего знаменитого трактата о вечном мире вел речь отнюдь не о демократиях, а о республиках[3]. Во-вторых, в подавляющем большинстве случаев развитие демократии идет в контексте общего модернизационного процесса, охватывающего все стороны жизни общества. Говорить об укреплении демократии в стране, где экономика стагнирует, а проблемы безопасно&-сти постоянно обостряются, значит предаваться самообману. Наконец, в-третьих, становление демократического общества с неизбежностью предполагает изменение характера глубинных социальных связей, а не простое реформирование политической надстройки; как подчеркивает известный гарвардский экономист Д. Родрик, демократия - это своего рода "мета-институт, ко&-торый использует специфические для каждой страны или региона знания, чтобы адекватно выбрать и скомпоновать все прочие институты, которые позволили бы обществу нормально функционировать"[4]. Отсюда вытекает, что внеш&-ний фактор в утверждении и развитии демократии может иметь весьма ограниченное значение.
Современная "демократизация" обычно считается одной из "волн" в утверждении демократических ценностей. Концепция волн демократизации была пред&-ложена в 1991 г. С. Хантингтоном[5], выделившим три таких "волны" (первую, начавшуюся в 1826 г. и к 1920-м годам породившую в мире 29 демократий; вторую, начавшуюся с завершением Второй мировой войны и увеличившую число демократий к 1962 г. до 32; третью, инициированную крахом коммунизма), и два "отката" (в 1922-1942 и 1960-1975 гг., уменьшивших их общее количество соответственно до 12 и 30)[6]. В наши дни, од&-нако, в среде экспертов и политиков укрепляется мнение, согласно которому "хотя в течение 90-х годов демократические выборы состоялись во многих стра&-нах, утверждение либераль&-ной правовой системы и соблюдение прав человека име&-ли меньший успех, а в неко&-торых случаях в этих сферах даже наблюдался серьезный откат... Многие из бывших коммунистических стран, считающиеся "переходными", никуда не "переходили", а застряли в зоне полуавторитаризма и непрозрачности"[7].
Отчасти это стало результатом завышенных ожиданий. Провозглашение Ф. Фукуямой в 1989 г. "конца истории"[8] оказалось столь же преждевременным, как и возвещение Д. Беллом в 1960-м "конца идеологии"[9]. Отчасти свою роль сыграло и смешение по&-нятий свободы и демократии, столь естественное для посткоммунистических стран, обративших взоры к западному миру. Даже такой выдающийся диссидент как Н. Щаранский, сформулировавший так называемый townsquare test (он состоит в ответе на вопрос, "может ли человек выйти на центральную площадь и заявить о своих взглядах, не опасаясь быть арестованным, посаженным в тюрьму или подвергнуться насилию"), по сути считает его тестом на демок&-ратичность, а не свободу общества, и даже называет свою книгу "The Case for Demo&-cracy"[10]. Отчасти на характер "третьей" волны наложила свой отпечаток и геополитическая ситуация, в которой для многих народов эта демократизация совпа&-ла (и стала прочно ассоциироваться) с поражением в "холодной войне" и невидан&-ным экономическим коллапсом. В любом случае сегодня можно признать, что процесс, который на рубеже 80-х и 90-х годов ХХ века казался необратимым, сталки&-вается со все большими трудностями, если не заходит в тупик. Строго говоря, успешный пе&-реход к демократии состоялся только в Восточной Европе и в ряде западных респуб&-лик бывшего Советского Союза; в самой России наметилась обратная тенден&-ция[11]; о перспективах "демократизации" Ближнего Востока говорят сегодня только самые последовательные адепты американской повестки дня для этого региона[12]; в Латинской Америке одна страна за другой оказывается в руках откровенных попули&-стов; демократические движения в Китае вообще не подают признаков жизни. В то же время западные страны, где в 90-е годы активно приветствовали практиче&-ски лю&-бое проявление демократизации, перешли на гораздо более умеренные позиции, оп&-ределяющиеся национальными экономическими и геополитическими интересами.
Именно в условиях явного затухания очередной демократической волны и следовало бы задаться вопросом, какие предпосылки необходимы для уверенного перехода к демократии; какие события могут положить начало процессам демократизации, и - что наиболее важно - способны ли страны, уже ставшие демократическими, в той или иной мере обеспечить успех новых демократических движений (и если да, то каким образом).
Одной из характерных особенностей современной волны демократизации стала убежденность западных (прежде всего - американских) политиков в том, что этот процесс можно не только подталкивать, но и инициировать, а также коор&-динировать извне. Это представление сформировалось под явным впечатлением от упадка и распада Советского Союза; само восприятие мира через призму "холод&-ной войны" очевидным образом обусловило трактовку ее завершения как победу од&-ной системы над другой. В свою очередь, это должно было означать, что коммунисти&-ческая система разрушилась не под грузом ее внутренних противоречий, а в силу превосходства противостоявшей ей демократической системы. Крах коммунизма рассматривался как триумф демократии, распространявшейся с Запа&-да на Восток. Хотя еще в начале 90-х Жак Делор, тогдаший председатель Европей&-ской комиссии, подчеркивал, что "не Запад "продвигается" на Восток, а Восток дрей&-фует в сторону Запада"[13], такие взгляды не были в то время особенно популярными.
Вплоть до середины 90-х казалось, что большинство событий свидетельствует о возможности "экспорта демократии". Во всех восточноевропей&-ских странах произошла смена режимов; были воссозданы в современном виде экономические и политические ин&-ституты, воспроизведены многие традиционные для западных стран практики. Однако уже с 1994-1996 гг. в демократических экспери&-ментах на постсоветском пространстве стали наблюдаться явные сбои. Появилось несколько зон, или регионов, где развитие событий пошло по различным сценариям: бывшим восточноевропейским сателлитам Советского Союза (за исключением Сербии), а также прибалтийским государствам был открыт путь в Европейский Союз (и уместно предположить, что к 2010 г. все они либо пополнят состав ЕС, либо будет четко определена дата предстоящего вступления); в России же после сомнительного успеха Б. Ельцина на выборах 1996 г. утвердилась олигархическая модель, и ее перерастание в авторитарную стало вопросом времени.
Более того, к середине 90-х в постсоветских республиках Средней Азии и Закавказья сформировались режимы, основанные на личной власти авторитарного лидера и его приближенных, в число которых входят прежде всего родственники или (значите&-льно реже) близкие друзья. Наметились тенденции к наследственной передаче влас&-ти. В 2000 г. специфический сценарий "наследования" был реали&-зован в России, причем президентство В. Путина ознаменовалось становлением за&-крытого сообщества друзей и сослуживцев главы государства, занявшихся передел&-ом собственности, укреплением собственной власти и свертыванием демократии.
На этом фоне события в Сербии в 2002 г., в Грузии в 2003 г. и на Украине в 2004-м можно воспринимать не как начало новой демократической волны, а скорее как завер&-шение размежевания между европейско- и азиатскоориентированной частями пост-коммунистического пространства. В результате граница "свободного мира" продви&-нулась в Европе на тысячу и более километров на Восток, но это стало лишь частичным успехом де&-мократических сил, поскольку практи&-чески восстановилась прежняя ситуация противостояния между демократическим, но вмешивающимся в дела других стран Западом и Россией с ее союзниками, чем и воспользовались адепты российской исключительности.
Следует, однако, заметить, что к началу нового столетия на Западе укрепилась позиция тех, кто считал возможным успешную "демократизацию извне". Они обосновывали свою уверенность тем, что Россия (не говоря уже о восточноевропейских государствах) стала "нормальной страной"[14], неотъемлемой частью цивилизованного мира, и утверждали, что дальнейшая демократизация региона будет происходить по мере хозяйственной модернизации, повышения уровня жизни и формирования широкого среднего класса. Согласно этой позиции, демократизация Восточной Европы вполне мо&-гла представлять собой продолжение эксперимента по "демократиза&-ции" послевоенных Германии и Японии, ставшего образцом позитивного внешнего воздействия на ранее закрытые об&-щества. Сторонники подобных взглядов отмахивались от своих оппо&-нентов, которые пытались доказывать, что недемократический характер ряда постсоветских стран обусловлен сырьевой природой их экономики[15], что по&-слевоенная модернизация Германии и Японии осуществлялась в специфичес&-ких ус&-ловиях, не воспроизводимых в новой ситуации[16]. Игнорировался даже тот очевидный факт, что из одиннадцати стран, куда американцы вторгались за по&-следние сто лет и действовали там как оккупационные власти, одна лишь Южная Ко&-рея, которая до вторжения не была демократией, в конечном итоге стала ею - и то че&-рез 30 лет[17].
Трудно сказать, чем закончился бы спор между сторонниками и противниками "де&-мократизации извне", если бы не события 11 сентября 2001 г. Столкнувшись с новой для себя угрозой, Соединенные Штаты предпочли - с теми или иными оговорками - представить "войну с террором" в качестве аналога "войны с коммунизмом"[18]; не удивительно, что распространение демократии считалось, как и пре&-&-жде, залогом успеха. "Необходимо понять, - говорил президент Дж. Буш - что прогресс демократии ведет и к упрочению мира, ибо правительства, уважающие пра&-ва собственных граждан, уважительно относятся и к своим соседям. Очевидно, что лучшим противоядием от радикализма и террора являются толерантность и надеж&-ды, пестуемые в свободных общества. И наша задача тоже ясна: во имя долгосроч&-ной безопасности все свободные народы должны солидаризироваться с теми силами демо&-кратии и справедливости, которые взялись за преображение Ближнего Востока"[19].
Почти пять лет спустя после начала насильственной "демократизации" Ближнего Востока ее результаты никого не могут вдохновлять. Ни в Афганистане, ни в Ираке не сформированы правительства, которые были бы способны самостоятельно конт&-ролировать территорию страны. Масштабы терроризма в регионе резко возросли, и отнюдь неясны перспективы борьбы с ним. Практически единственный пример сво&-бодных выборов - в Палестинской автономии - ознаменовался приходом к власти вполне демократическим путем террористической организации "Хамас". Столкнувшись с реальной уг&-розой агрессии со стороны Соединенных Штатов, Иран начал разрабатывать собст&-венное ядерное оружие. Но ни демократии, ни свободы в регионе больше не стало.
Почему США и их союзники проиграли борьбу за "демократический Ближний Вос&-ток"? Складывается впечатление, что лишь сейчас начались серьезные попытки ответить на этот вопрос, но ответ легко можно было найти задолго до ее начала. На наш взгляд, для этого достаточно было обратить внимание на три важных обстоятельства.
Первое. На протяжении ХХ столетия характер власти в мире претерпел радикальные изменения. Всего сто лет назад великие европейские державы управляли боль&-шей частью территории планеты, не испытывая при этом особого напряжения. Нака&-нуне Первой мировой войны общая численность британских войск, расквартирован&-ных за пределами Великобритании, не превышала 120 тысяч человек[20], в то время как количество подданных Британской империи достигало 540 миллионов, или 23% ми&-рового населения по состоянию на 1921 г.. Но с тех пор утекло много воды, и почти 430 тысяч американских солдат в 1966-1969 гг. не смог&-ли обеспечить победу Южного Вьетнама над Северным, несмотря на то что потери противника дос&-тигли 800 тысяч человек, а жертвы среди гражданского населения - 3 миллионов. На протяжении десяти лет около 120 тысяч советских военных не до&-бились победы в Афганистане, оставив стране 400 тысяч убитых. В наши дни контингент США в Ираке достигал 260 тысяч человек при числен&-ности на&-селения этого государства в 26 миллионов; но 150-200 тысяч жертв, ко&-торые понес иракский народ, еще не сломили его волю к борьбе.
Если даже не говорить в условиях нашего времени о "всемирном состоянии войны, которое размывает различие между войной и не-войной до такой степени, что мы уже не можем вообразить себе подлинного мира и даже рассчитывать на него"[21], можно все же уверенно утверждать, что значительная часть населения "третьего" мира считает смерть при исполнении террористического акта или в партизанской атаке на противника достойной альтернативой своему в большинстве случаев жалкому сущес&-твованию. Как подчеркивал в 2004 г. в нашей с ним беседе Э. Хобсбаум, "люди готовы сражаться даже против противника, который намного превосходит их силой; нежелание повиноваться в корне меняет ситуацию, и... это делает невозможным кон&-троль Запада над современным миром"[22].
Эти соображения, замечу, относятся не то&-лько к сопротивлению агрессорам или поработителям; многочисленные внутренние конфликты, подчас имеющие этнический или религиозный характер, также развиваются по новым правилам. Между тем не секрет, что общества Ближнего Востока или Африки, где ситуация с демократией особенно проблемна, - это как раз наиболее сег&-ментированные и разделенные общества. Но, как отмечал Г. Киссинд&-жер, "западная демократия основывается на различных вариантах правления боль&-шинства, предпо&-лагающего, что большинство - явление неустойчивое, и сегодняш&-нее меньшинство имеет возможность в свое время стать большинством; но когда де&-ление идет по пле&-менным, этническим или религиозным линиям, от таких расчетов приходится отка&-заться... В таких обстоятельствах не могут эффективно функцио&-нировать ни европей&-ская парламентская система, ни федеративная система Соеди&-ненных Штатов"[23].
Все это свидетельствует о том, что в большинстве стран, по сей день остающихся не&-демократическими, с одной стороны, нет явных предпосылок для формирова&-ния де&-мократической системы правления, а с другой - налицо решимость про&-тивостоять любым попыткам навязывать какие-либо новые социальные формы извне. Это не значит, что демократия в принципе не может быть привита другому народу - просто время для подобных "прививок" уже прошло. И наиболее впечатляющими примерами "привнесенной" демократии являются не находившиеся под управлени&-ем американской военной администрации Германия и Япония, а Индия и другие бы&-вшие колонии, долгие десятилетия и века жившие под британским владычеством.
Второе. В рамках современной "теории" распространение демократии практически ассоциируется со становлением и утверждением ряда институтов представительного правления, которые позволяли бы народу осуществлять контроль за властью и доби&-ваться ее смены в случае неадекватного выполнения ею своих обязанностей. Однако это сугубо функциональное понимание демократии, которым можно руководствоваться в западных обществах, и в малой степени не отражает коллизий, возникающих при на&-саждении демократии в странах, к примеру, Ближнего Востока. Характерно, что "демократиза&-ция" Афганистана и Ирака рассматривалась и рассматривается американцами в ка&-честве элемента стратегии строительства наций (nation-building)[24], или, как стали говорить в последнее вре&-мя, строительства национальных государств (state-building)[25]. Согласно этой стратегии, демократизацию надлежит инициировать не&-медленно после завершения фазы вторжения и установления кон&-троля над террито&-рией ранее недееспособного государства[26]; дальнейшие усилия связаны с проведени&-ем выборов и формированием органов законодательной и исполнительной власти.
При такой постановке задачи немедленно возникают как минимум две трудности. С одной стороны, на новую почву переносятся институты, практически не извест&-ные народу, который должен с их помощью наладить систему управления государст&-венными делами. Сами западные эксперты, в то или иное время участвовавшие в по&-добных институциональ&-ных реформах, сплошь и рядом признают, что они проводятся с таким пренебрежением к реальным потребностям местного населения и в таком противоречии со сложившимися практиками, какие в любой демократической стране гарантировали бы их отторжение большинством гра&-ждан[27]. В том же Ираке, где 15 декабря 2005 г. были проведены парламентские выборы, по&-требовалось пять недель, чтобы подвести итоги голосования и утвердить их, а затем еще три месяца, чтобы избрать председателя парламента. Для выборов же премьер-министра - то есть, по сути, подтверждения того факта, что шииты завоевали большинст&-во мест в законодательном собрании, - потребовались неоднократные визиты высших должностных лиц американской администрации и прямые угрозы сокращения воен&-ной помощи со стороны США. На тот момент, когда это "историческое решение" было при&-нято, установление демократии обошлось Америке в 2385 убитых и 275 млрд. долларов[28].
С другой стороны, формирование подобной "демократии" воспринимается прежде все&-го как перераспределение власти - каковым, по существу, и является. И опыт 90-х го&-дов в России и многих постсоветских государствах, и процесс насильственной демок&-ратизации в Афганистане и Ираке - то есть повсюду, где "борьба за демокра&-тию" сопровождалась конструированием новых институциональных структур (а еще чаще подменялось таковым) - показывают, что новая верхушка уже не может быть отстра&-нена от власти демократическим путем. Это обусловлено тем, что навязанная де&-мократизация &-по самой своей сути недемократична; навязав новые порядки и под&-держивающего их главу государства, или же поставив на того, кто сумел "оседлать" волну на&-родного движения, спонсоры демократических преобразований начинают смертель&-но бояться пресловутого "отката", причем даже демократического. Демократия, будучи насильственно привне&-сенной в ту или иную неподготовленную к ней страну, сразу же ассоции&-руется с партией, группировкой или отдельным лидером, что губит проект на корню. Очень скоро на смену призывам к переменам и реформам приходят настойчивые поучения, насколько важны устойчивость, стабильность и безопасность. И все это - отнюдь не "непредвиденные следствия": разве может пост&-ро&-ение мощного национального государства стать неприятной неожиданностью для самих его "строителей"?!
Третье, и самое важное. Навязанная демократизация - даже если она и кажется ус&-пешной - предусматривает создание тех или иных институтов, привычно функционирующих в большинстве демократи&-ческих обществ. Но, как правило, это не приводит к желаемому результату - ведь, как отмечает А. Сен, "демократия не сводится к [заполнению] бюллетеней и подсчету го&-лосов; она предполагает также публичные обсуждения и споры, то есть все то, что издавна называют обычно "управлением посредством дискуссии""[29]. Неудивительно, что внед&-рение чуждых институтов, представляющих собой результат развития определенных традиций и практик, в качестве пред&-посылки формирования таковых оказывается неэффективным; институты эти перерож&-даются в ширму, за которой скоро расцветает нелиберальная, или управляемая демократия.
Результат может показаться неожиданным, но в тех странах, к "демократизации" которых США прикладывают максимальные усилия, демократические традиции прививаются особен&-но труд&-но, а число неудач весьма велико. По-видимому, прав У. Истерли, который полагает, что провалы в политике развитых стран по отношению к "треть&-ему" миру определяются преобладанием в западном истеблишменте тех, ко&-го он называет доктринерами, строящими умозрительные концепции, и катастрофическим дефицитом людей, способных искать ростки нового в уже существующих социальных формах[30]. Иначе говоря, концептуальные под&-ходы берут верх над прикладными, а те или иные универсальные доктрины применяют&-ся без учета местных условий и накопленного социального опыта каждого конкретного на&-рода.
Демократию нельзя установить недемократическим путем, ее нельзя навязать против воли народа - вот главный урок, который современным "стороителям наций" рано или поздно придется вынести из опыта России и Ирака, Афга&-нистана и Сомали. Проблема "демократизма" состоит в том, что граждане могут де&-мократическим образом высказаться за переход к авторитаризму, но авторитарными методами привить демократию невозможно - она не сможет самовоспроизводиться, и наиболее вероятным результатом окажется стойкий иммунитет народа к демокра&-тическим новациям, откуда бы таковые ни исходили и кто бы на них ни настаивал.
демократизация снизу: значение соблазнительного примера
Исследуя общие тенденции развития мирового хозяйства, выдающийся историк эко&-номики А. Мэддисон предложил считать страны и территории, которые в XVI-XIX веках были заселены выходцами из Старого Света, боковыми отростками Европы (European offshoots)[31]. Тем самым подчеркивалось, что такие страны, как Соединенные Штаты и Канада, Австралия и Но&-вая Зеландия, не были заморскими владениями, контроль над которыми устанавливался силой, а представляли собой подобия европейских обществ, образован&-ные потомками колонистов. Социальные формы, возникшие в этих странах, не насаждались, подобно демократии в Ираке, а были закономерным результатом развити&-я общественных структур, существовавших в Европе. Именно с возникновением таких "боковых отростков" развитие демократии в мире приобрело две явно отличающихся друг от друга формы - "инновационную" и "имитационную".
Под "инновационным" развитием демократических институтов мы понимаем тот их естестественно-исторический прогресс, который происходил в Европе начиная со Средних веков. Процесс европейской демократизации детально описан в тысячах книг, и его логика в общем и целом вполне понятна. Обычно истоками демок&-ратии в Европе назы&-вают христианскую доктрину с ее проповедью равенства; традиции гражданственно&-сти, берущие начало в республиках античного Средиземноморья; известную степень автономии, заложенную в самой природе феодальных порядков; исторически сло&-жившийся баланс между церковной и светской властями, восходящий к последнему столетию Римской империи[32]. Разумеется, эти прогрессивные нововведения присущи не только европейским народам: пристально вглядываясь в ис&-торию иных обществ, специалисты находят элементы коллективного принятия ре&-шений в древней Индии; прецеденты жесткого принуждения к религиозной толерант&-ности в преимущественно мусульманских обществах Востока; общинные структуры в древнерусских княжествах; полуобщинно-полугосударственные сообщества в Афри&-ке, в которых не было какой-то определенной системы принятия решений и зафиксированных властных институтов. Все это, однако, не противоречит тому, что именно в Европе начи&-ная с XIII века стали развиваться прототипы современных демократических институтов. Их эволюцию мы и называем "инновационным" прогрессом демократии, ибо евро&-пейцы, продвигаясь вперед, не имели перед собой никаких примеров и ориентиров, с которыми они могли бы сверять правильность курса и адекватность своих решений.
Результат известен. Не без "приключений" и не слишком быстро, страны Западной Европы выработали демократический "кодекс поведения", приверженность которо&-му была зафиксирована созданием Европейского Союза. Входящие в не&-го национальные государства по сути лишены возможности демон&-тировать демократические институты. Не претендующие на сугубо функциональное понимание демократии, о котором говорилось выше, структуры ЕС гарантируют демократическую стабильность в Европе.
Однако распространение новой политической системы за пределы Старого Све&-та началось за несколько столетий до триумфа демократии в Европе. Хотя в рамках так называемой Вестфальской системы неевропейские территории попросту " "не считались" государствами, соответствующими европейским критериям [государ&-ственности]"[33], они, будучи населены европейцами, стали "полигоном" для разви&-тия демократичес&-ких форм. История Войны за независимость в США, последовав&-шее принятие Декла&-рации независимости и Конституции Соединенных Штатов по&-казали, что потенциал демократических устремлений европейцев сдерживался госу&-дарственными структу&-рами в самой Европе, и в действительности был куда боль&-шим, чем считалось в Старом Свете. Разразившаяся всего через 14 лет после столкновения под Лексингтоном Французс&-кая революция стала тому зримым подтверждением.
Успех британских колонистов вдохновил многих сторонников освобождения из-под власти европейских монархий в остальных частях Нового Света, а сами Соединенные Шта&-ты начали оказывать ак&-тивную моральную поддержку этим устремлениям. Идеолог нарож&-давшегося освободите&-ль&-ного движения в Латинской Америке Себастьян Франсиско де Миранда в 1805 г. не то&-лько был принят вице-президентом А. Бурром и президен&-том Т. Джефферсо&-ном, но и получил помощь в строительстве кораблей, на кото&-рых он предпринял неудачную попытку высадки в Венесуэле с целью организации там восстания[34]. После масштабных выступлений за независимость в Мекси&-ке (1810), Боливии (1812) и Перу (1813) США не раз солидаризировались с их лидера&-ми, хотя и не оказывали им пря&-мой поддержки. Позиция американского правитель&-ства отразилась в знаменитом за&-явлении Дж. Адамса от 4 июля 1821 г., провозгласившего, что "сердце Америки, ее благословение и молитвы [будут там], где бы - сейчас или в будущем - ни водружалось знамя сво&-боды и независимости"[35]. К началу второй трети XIX века большая часть Северной и Южной Америки была представлена демократическими странами (разумеется, по меркам того времени - когда в Великобритании право голоса имели 2,7% населения, а в США - 4-5%[36]).
Этот "демокра&-тический прорыв" 1776-1829 гг. можно считать первым (и наиболее впечатляющим) примером "имитационной" демократизации. Он, в частности, отличался тем, что Соединенные Штаты сумели опередить большинство европейс&-ких стран в утверждении их же демо&-кратических ценностей и практик, что стало своего рода "апо&-феозом лучших идей европейского Просвещения"[37]. В то же время эта "имита&-ция" не предполагала какого-то нового, своеобразного типа развития. В Америке очень медленно расширялись границы той социальной группы, которая была субъектом демократического управле&-ния (послед&-ние эле&-менты сегрегации были устранены только в 60-х годах ХХ столетия); Соеди&-ненные Штаты и сейчас следуют принципам классическо&-го наци&-онального государства, как и более двухсот лет назад (в последнее время стало да&-же принято говорить о них как о "современном" государстве, а о странах Европы - как о "постсовременных"[38]). Тем не менее демократические пе&-ремены в США и странах Латинской Аме&-рики стали впечатляющим примером того, как ценности демократии и свободы могут завоевать человеческое сознание, произ&-вести в нем мощный переворот и вдохновить людей на социальное реформирование.
Период с середины XIX-го по середину ХХ века трудно назвать временем демократи&-ческих перемен. Империалистические тенденции в развитии европейских стран уси&-лились, противоречия в самой Европе обострились; затем пришла пора двух мировых войн; тоталитарные режимы явились миру "во всей своей красе". Завершение Второй мировой войны открыло, казалось бы, возможность серьезных демократических преобразований, но опыт 60-х и 70-х годов показал, что нет оснований проводить аналогии между освобо&-дительными движениями начала XIX-го и второй половины ХХ столетий. "Имитационные" попытки воспроизвести европейские политические сис&-темы быстро потерпели крах в ХХ веке: в большинстве государств "третьего" мира имитация не пошла дальше создания бутафорских "представительных институтов" власти и копирования некоторых элементов европейской системы управления[39]. От&-сутствие политической культуры, расшатанность традиционных устоев, раздроблен&-ность и полиэтничность соответствующих обществ и, разумеется, продолжительная их вовлеченность в глобальное противостояние между Советским Союзом и Соеди&-ненными Штатами - все это привело к перерождению большей части бывших коло&-ний в авторитарные или полуавторитарные государства. Исключением стали лишь страны Британского содружества, часть которых и сегодня может служить уроком остальному миру: в Индии, например, традиция демократических выборов ни разу не прерывалась за последние 60 лет, избирательные правила почти не изменя&-лись, и в результате страна, на 80% населенная индусами, на последних вы&-борах отдала предпочтение мусульманину в качестве президента, сикху - в качестве премьер-министра, а правящую партию возглавляет, как известно, католичка итальянского происхождения.
Несмотря на это до 80-х годов ХХ века "имитационная" модель демократи&-зации не была востребована, по большому счету. Ситуация стала меняться лишь тогда, когда приняло необратимый характер развитие нового политическо&-го института - Европейского Союза. Формально созданный в 1992 г., ЕС ведет свою историю от Римского договора 1957 г., положившего начало Европейскому экономи&-ческому сообществу - организации, ставшей главным инструментом послевоен&-ного преобразования Европы. Создание общего рынка, экономическая интеграция и обес&-печение свободы передвижения граждан, появление у европейцев возможности жить и работать в любой стране ЕС при строгом соблюдении их прав - все это (и многое другое) привело к формированию той "европейской мечты", которая в последние го&-ды кажется многим привлекательнее мечты американской[40]. В той же мере, в какой пример Соединенных Штатов в начале XIX века подвигнул народы Латинской Аме&-рики на восстания против колонизаторов и учреждение независимых республик, об&-щеев&-ропейская идея стала катализатором демократических процессов в конце ХХ-го и начале XXI столетия.
Начало было положено приняти&-ем в ЕЭС Греции (в 1981 г.), а затем Испании и Порту&-галии (в 1986 г.) - соответственно через 7, 10 и 11 лет после того, как эти страны встали на путь демократического развития, преодолев нас&-ледие военных режимов. Практически немедленно после распада "советского блока" ЕС заявил о возможности вступления в него большинства восточноевропейских госу&-дарств (8 из которых были приняты в Союз в 2004 г.) На очереди - Румы&-ния и Болгария, а также Хорватия. Не может не впечатлять пример Турции, которая в течение вот уже более тридцати лет укрепляет и развивает демократические инсти&-туты - в первую очередь с целью соответствовать критериям, которые власти ЕС пред&-ъявляют к кандидатам на вступление. В 2003 г. в Грузии и в 2004 г. на Украине демок&-ратические движения одержали победу на выборах не только благодаря популярно&-сти своих лидеров, но и позиционируясь в качестве тех политических сил, которые в состоянии привести свои страны в объединенную Европу. Не имея серьезного военного потенциала и не проводя согласованной внеш&-ней поли&-ти&-ки, ЕС, тем не менее, обладает самой, пожалуй, мощной "мягкой силой" из всех глобаль&-ных игроков, представленных сегодня на международной арене[41]. Причем его влияние рас&-тет, не встречая отторжения и негативного отношения в мире. Как отмечает М. Ман&-дельбаум, "ес&-ли европейский пример сможет подвигнуть Россию, самую большую по террито&-рии страну мира и... значимого члена меж&-дународного сооб&-щества, и Тур&-цию, страну мусульманскую и по&-тому способную своим развитием со&-здать прецедент для остального исламс&-кого мира, к проведению демократической политики, приня&-тию принципов рыно&-чной экономики и мирному сосуществованию со своими сосе&-дями, это станет подтверждением, что Евро&-пейский Со&-юз служит позитивным при&-ме&-ром для всего мира, и потому ценен одним только фактом сво&-его су&-ществования"[42].
Отличие модели, воплощенной в Европейском Союзе, от той, что навязывается Сое&-диненными Штатами, разительно. ЕС не предлагает тем или иным странам вступать в свои ряды, и тем более - не отправляет на их территории войска, призванные побу&-дить народы к демократическим переменам. Поэтому у него нет нужды эвакуировать затем своих солдат после первых же жертв - как это сделали американцы в Сомали в 1992 г. Зато он открывает перед теми странами, которые достигают соответствия евро&-пейским стандартам, возможность стать равными среди равных и воспользоваться - пусть и не немедленно - всеми своими достижениями, представляющими собой результат долгих лет последовательного развития (чего никогда и никому не предлагали Соединенные Штаты). Иными словами, европей&-цы создали модель, в которой народы, сами построившие у себя демократические и правовые общества, могут добровольно присоединиться к европейскому сообществу демократий и обрести все преимущества членства в нем. Это мы и считаем тем "демократическим соблазном", которого до европейцев никто и никогда не предлагал прежде.
В этой связи важно отметить еще одно знаковое обстоятельство. В международных отношениях всегда перемежаются интересы народов и их национальных государств. Бытующие подозрения, что каждая страна стремится только к укреплению своих позиций в ми&-ре, нередко заставляют рассматривать шаги любого правительства как действия, направленные на дости&-жение именно этой цели. Поэтому в последние годы "продемократическая" риторика Вашингтона все более тесно ассоциируется с гегемонистскими устремлениями США (тем более что, "постоянно говоря о своей приверженности "программе распростра&-нения свободы", президент [Дж. Буш] одновременно наносит удар за ударом по демо&-кратическим принципам и нормам Америки,.. подрывая доверие к США как символу свободы и соблюдения прав человека"[43]). В отличие от Соединенных Штатов, страны Европейского Союза, во-первых, не обладают серьезными геополитическими претензиями и, во-вторых, демонстрируют раздражающую порой отдельных политиков привер&-женность соблюдению прав человека и уважение к принятым в мире гуманитарным нормам. Именно поэтому продвижение демократии от имени стран ЕС почти никогда не воспринимается как вмешательство в дела других стран, осуществляемое под благовидным предлогом.
При этом "затраты на демократизацию", которые несет Европейский Союз&-, не намного меньше американских. Приняв в ЕС 8 восточноевропейских стран, населе&-ние которых составляет 19% от численности жителей 15 государств ЕС "образца 2003 года", а совокупный валовой продукт - лишь 6% показателя ЕС-15, старые члены Евро&-пе&-йского Союза в 2002-2006 гг. выделили на ускоренное развитие "новых демокра&-тий" более 70 млрд. долл.[44] - и эти средства пошли на модернизацию экономики принятых госу&-дарств, осуществление в них инфраструктурных проектов, на их социальное раз&-витие, а не тратятся (как деньги американских налогоплательщиков) на абстрактную борь&-бу с терроризмом и содержание военных контингентов за рубежами Америки. Не будет преуве&-личением сказать, что народы стран европейского "ближне&-го зарубежья" (за ис&-ключением, пожалуй, одной лишь России) готовы принять "пра&-ви&-ла игры", устанавливаемые ЕС, чтобы быть допущенными в число "избранных".
В мире XXI века пример Европейского Союза крайне важен и исключительно ценен. Глобализация, которую принято считать одним из основных признаков современной фазы общественного развития, не сокращает, но, скорее, лишь усиливает существую&-щее в мире неравенство. Пресловутый "золотой миллиард" - 1/5 часть человечества, населяющая наиболее развитые страны, - потребляет почти в 80 раз больше благ, чем беднейшие 20% населения Земли. Продолжительность жизни в Западной Европе и США почти вдвое больше, чем в отсталых странах Африки и Азии, но и расхо&-ды на здравоохранение в расчете на душу населения разнятся почти в 100 раз. Расширение этой пропасти все больше отдаляет демократи&-че&-ские страны Запада от государств "третьего" мира, которым, по большей части, чужда демократия, - и тем самым создает ощущение невозможности изменить сложившуюся ситуацию. Рецепт, настойчиво предлагаемый Америкой, сводится к демократизации этих государств. Но могут ли военные "демократизировать" непонятную им жизнь, наблюдаемую из кокпитов бомбардировщиков?
Европа демонстрирует воз&-можность качественно иного пути демократизации. Желающие пойти по этому пути должны сами начать дви&-жение в правильном направлении, и лишь затем оно будет поддержано. Разумеется, не все страны могут тешить себя надеждой стать в будущем членами ЕС; но даже ес&-ли той же Турции будет отказано в этом праве, никто не скажет, что за три десятилетия добровольного усвоения европейских ценностей она стала менее демок&-ратичной и свободной страной, чем была в середине 70-х годов. И поэтому к демок&-ратии с б#243;льшим основанием, чем сто шестьдесят лет тому назад к коммуни&-зму, применимы слова К. Маркса, провозгласившего, что это "не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность;... [это] действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние"[45].
* * * * *
Сегодня можно уверенно утверждать, что в начавшемся столетии мир не станет проще и понятнее. Прогресс цивилизации не приобретет какого-то общего измерения, которое позволяло бы оценивать его с помощью одного или хотя бы не&-многих критериев, - но именно это и заставляет с особым вниманием относиться ко всему, что можно считать "непреходящими ценностями". К их числу относит&-ся и демократия, отражающая способность каждого человека прислушиваться к мнению своих сограждан и сохранять уверенность в том, что никто не может и не должен быть наделен властью большей, чем та, которую он допускает в отно&-шении самого себя. Демократия была и остается оптимальной формой ненасильст&-венного согласования человеческих интересов и устремлений, и потому она не должна противоречить им не только по достижении зрелого состояния, но и на каждом этапе своего становления и развития.
Сталкиваясь с различными форма&-ми "продвижения", "насаждения" или "экспорта" демократии, приходится констатировать, что подобные попытки дискредитируют не только тех, кто их предпри&-нимает, но и сами демократические идеалы - и здесь снова напрашивается аналогия с соотношением идей коммунизма и реально осуществленным "коммунистическим экспериментом". Инициаторы последнего навсегда осуждены историей - но, за&-мечу, они пытались сконструировать социальную реальность, а не популяризировали уже существующую и, более того, эффективно функционирующую общественную сис&-тему. Использовать же для подобной популяризации аналогичные, а порой и откровен&-но более жестокие методы - это, как принято говорить, хуже, чем преступление; это ошибка. Досадная, но непростительная...
Иноземцев Владислав Леонидович - доктор экономических наук, директор Центра ис&-следо&-ваний постиндустриального общества, профессор Высшей школы экономики.
[1] Это убедительно показано в: Закария, Фарид. Будущее свободы. Нелиберальная демо&-кра&-тия в США и за их пределами (перевод с англ. под ред. В. Иноземцева), Москва: Ладомир, 2002, сс. 5-8.
[2] Пример подобной риторики см., например, в: Barber, Benja&-min. Fear"s Empire: War, Terrorism, and Democracy, New York, London: W.W.Norton & Co., 2003, pp. 146-153.
[3] Cм.: Kant, Immanuel. "Perpetual Peace: A Philosophical Sketch" in: Cahn, Steven (ed.) Political Philo&-sophy: The Essential Texts, New York, Oxford: Oxford Univ. Press, 2005, pp. 382-383.
[4] Цит. по: Easterly, William. The White Man"s Burden. Why the West"s Efforts to Aid the Rest Have Done So Much Ill and So Little Good, New York: Penguin, 2006, р. 119.
[5] Cм.: Huntington, Samuel. The Third Wave. Democratization in the Late Twentieth Century, Nor&-man (Ok.), London: Univ. of Oklahoma Press, 1991.
[6] Подробнее см.: Хантингтон, Самюэль. "Третья волна демократии" в: Теория и практика де&-мократии: избранные тексты (перевод с англ. под ред. В. Иноземцева и Б. Капустина), Москва: Ла&-домир, 2006, сс. 79-83.
[7] Fukuyama, Francis. America at the Crossroads. Democracy, Power, and the Neoconservative Le&-gacy, New Haven (Ct.), London: Yale Univ. Press, 2006, р. 58.
[8] Cм.: Fukuyama, Francis. "The End of History?" in: The National Interest, no. 17, Summer 1989; см. также: "Francis Fukuyama"s Second Thoughts. An Essay on the Tenth Anniversary of the publication of "The End of History?" in: The National Interest, no. 56, summer 1999, pp. 15-44.
[9] Новейшее издание этой книги с предисловием автора см.: Bell, Daniel. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties, Cambridge (Ma.), Lon&-don: Harvard Univ. Press, 2000; предисловие к ней в моем переводе опубликовано на русском языке (см.: Белл, Даниел. "Возоб&-новление истории в новом столетии" в: Вопросы философии, 2002, No 5, сс. 13-25).
[10] Cм.: Sharansky, Nathan with Dermer, Ron. The Case for Democracy. The Power of Freedom to Over&-come Tyranny and Terror, New York: Public Affairs, 2004; цит. р. 40.
[11] Cм., напр.: Patten, Chris. Cousins and Strangers: America, Britain, and Europe in a New Century, New York: Times Books, 2006, p. 196.
[12] Cм., напр.: Мид, Уолтер Рассел. "Америка обычно "вляпывалась" во внешнюю политику..." в: Сво&-бодная мысль - XXI, 2005, No 7, сс. 16-17.
[13] Цит. по: Nelsen, Brent and Stubb, Alexander C.-G. (eds.) The European Union. Readings on the Theory and Prac&-ti&-ce of European Integration, 2nd ed., Boulder (Co.), London: Lynne Rienner Publi&-shers, 1998, p. 66.
[14] Cм., например: Shleifer, Andrei and Treisman, Daniel. "A Normal Country" in: Foreign Affairs, vol. 83, no. 2, March/April 2004, pp. 20-38 (русский перевод см.: Шлейфер, Андрей и Трейзман, Даниел. "Россия как нормальная страна" в: Россия в глобальной политике, т. 2, No 3, май-июнь 2004); а также: Shleifer, Andrei. A Normal Country. Russia After Communism, Cambridge (Ma.), London: Har&-vard Univ. Press, 2005.
[15] Cм., напр.: Easterly, William. The White Man"s Burden. Why the West"s Efforts to Aid the Rest Ha&-ve Do&-ne So Much Ill and So Little Good, New York: Penguin, 2006, pр. 122-126.
[16] Cм.: Fukuyama, Francis. America at the Crossroads, p. 132.
[17] К настоящему времени наиболее подробно этот вопрос рассмотрен в: Boot, Max. The Savage Wars of Peace: Small Wars and the Rise of American Power, New York: Basic Books, 2003.
[18] См., например: Bacevich, Andrew. The New American Militarism. How Americans are Seduced by War Supre&-ma&-cy, Oxford, New York: Oxford Univ. Press, 2005, рр. 178-181.
[19] Bush, George W. "Presidend Discusses War on Terror [at National Defense University, March 8th, 2005]" at: http://www.whitehouse.gov/news/releases/2005/03/20050308-3.html.
[20] Cм.: Ferguson, Niall. Empire. How Britain Made the Modern World, London: Allen Lane, 2003, pр. 167-168.
[21] Хардт, Майкл и Негри, Антонио. Множество. Война и демократия в эпоху империи (перевод с англ. под ред. В. Иноземцева), Москва: Культурная революция, 2006, с. 15.
[22] Хобсбаум, Эрик. "Масштаб посткоммунистической катастрофы не понят за пределами Рос&-сии" в: Свободная мысль - XXI, 2004, No 9, с. 13.
[23] Киссинджер, Генри. Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века (перевод с англ. под ред. В. Иноземцева), Москва: Ладомир, 2002, с. 225.
[24] Cм., напр.: Khalilzad, Zalmay. "How to Nation-Build: Ten Simple Rules from Our Experience in Afghanistan" in: The National Interest, No. 80, Summer 2005, pр. 19-27.
[25] Этот термин возобладал с появлением книги Ф. Фукуямы (см.: Fukuyama, Francis. State-Buil&-ding. Governance and World Order in the Twenty-First Century, London: Profile Books, 2004). Под&-ро&-бнее о такой политике см.: Иноземцев, Владислав. "Nation-building: к истории болезни" в: Ми&-ровая экономика и международные отношения, 2004, No 11, сс. 14-22.
[26] См.: Fukuyama, Francis. State-Buil&-ding, рр. 130-132.
[27] См.: Easterly, William. The White Man"s Burden, pp. 94-95.
[28] По данным http://www.antiwar.com/casualties и http://costofwar.com/wrappedindex.html, по состоянию на утро 23 апреля 2006 г.
[29] Sen, Amartya. Identity and Violence: The Illusion of Destiny, New York, London: W.W.Norton & Co., 2006, p. 53.
[30] См.: Easterly, William. The White Man"s Burden, pр. 6-7, 16-17.
[31] Подробнее см.: Maddison, Angus. The World Economy: A Millennial Perspective, Paris: Organi&-zation for Eco&-nomic Cooperation and Development, 2001, pр. 7-9.
[32] Подробнее см.: Закария, Фарид. Будущее свободы, cc. 18-36.
[33] См.: Chandler, David. From Kosovo to Kabul. Human Rights and International Intervention, Lon&-don: Pluto Press, 2002, p. 123.
[34] См.: Harvey, Robert . Liberators. South America"s Savage Wars of Freedom 1810-1830, London: Constable & Robinson, 2000, pp. 50-54.
[35] Цит. по: Киссинджер, Генри. Нужна ли Америке внешняя политика? с. 267.
[36] См.: Закария, Фарид. Будущее свободы, с. 42.
[37] Hirsh, Michael. At War with Ourselves. Why America Is Squandering Its Chances to Build a Bet&-ter World, Oxford: Oxford Univ. Press, 2003, p. 72.
[38] Подробнее cм.: Cooper, Robert. The Breaking of Nations: Order and Chaos in the Twenty-First Century, New York: Atlantic Monthly Press, 2003, pр. 21-23, 29-33, 40-50.
[39] См.: Rivero, Oswaldo, de. The Myth of Development. The Non-Viable Economies of the 21st Centu&-ry, Lon&-don, New York: Zed Books, 2001, p. 186.
[40] См.: Rifkin, Jeremy. The European Dream. How Europe"s Vision of the Future Is Quietly Eclipsing the American Dream, New York: Jeremy P. Tarcher/Penguin, 2004, p. 227.
[41] См.: Nye, Joseph S., Jr. Soft Power. The Means to Success in World Politics, New York: Public Af&-fairs, 2004, pp. 76-77.
[42] Mandelbaum, Michael. The Case for Goliath: How America Acts as the World"s Government in the Twenty-First Century, New York: Public Affairs, 2005, pp. 215-216.
[43] Carothers, Thomas. "The Backlash Against Democracy Promotion" in: Foreign Affairs, vol. 85, no. 2, March/April 2006.
[44] Рассчитано по: Europe in Figures: Eurostat Yearbook 2005, Brussels: Office for Official Publi&-cati&-ons of the European Union, 2005, pр. 62, 142, 158.
[45] Маркс, Карл и Энгельс, Фридрих. "Немецкая идеология" в: Маркс, Карл и Энгельс, Фрид&-рих. Сочинения, 2-е изд., т. 3, с. 34.
Вопросы философии No9
2006 г.
http://www.inozemtsev.net/news/printitem.php3?m=vert&id=698
