Мария Липман: Второй срок, чтобы покончить с диктатуройНазад
Мария Липман: Второй срок, чтобы покончить с диктатурой
Перевод статьи из "The Wall Street Journal"
Опасность скатывания в страшную яму репрессивных акций нарастает, и уже не кажется невероятным то, что скоро мы увидим, как арестовывают и сажают людей, выражающих несогласие или мирный политический протест
Маша Липман (Masha Lipman)
МОСКВА - В характеристиках, даваемых режиму российского президента Владимира Путина, на смену словосочетанию "управляемая демократия" пришел термин "мягкий авторитаризм". Даже защитники Путина называют Россию демократией с определенными оговорками. Обычно они говорят о том, что особые обстоятельства, сложившиеся в России, требуют совершенно особого типа демократии. Якобы и сам Путин, отвечая на обеспокоенность президента Буша по поводу последних политических событий в России, говорил о "российском стиле демократии" (такая обеспокоенность была выражена во время встречи двух президентов в Чили в ноябре).
Демократия российского стиля действительно имеет массу особенностей. Политическая конкуренция и состязательность уничтожена, система сдержек и противовесов разрушена, а народ фактически отвернулся от своего государства. Практически с того момента, как Путин отменил губернаторские выборы и перешел к системе их назначения по собственному усмотрению, Кремль даже не заботится о сохранении видимости демократии. Сегодня важный вопрос относительно режима Путина состоит в том, сохранит ли он в своем правлении "мягкость" или эти методы постепенно будут становиться более жесткими.
За исключением кампании против нефтяного гиганта ЮКОС и его руководителей Путин редко прибегает к репрессиям. Его угрожающего тона, предупреждений о преследованиях, увеличения количества людей из служб безопасности на государственных постах и, конечно, примера ЮКОСа оказалось достаточно, чтобы запугать элиту и очистить политическую арену от сколь либо значимой оппозиции.
Однако в последнее время появились тревожные признаки того, что режим сползает к более жестким методам. В прошлом году в связи с делом ЮКОСа было арестовано еще несколько человек - на этот раз из среднего управленческого звена и из числа юристов. (Двое из арестованных женщины; одна из них, имеющая двоих маленьких детей, находится в тюрьме, а другая отпущена на свободу только потому, что у нее обнаружено серьезное заболевание; но и после этого женщина остается под подпиской о невыезде.)
Научные работники и преподаватели вузов Игорь Сутягин и Валентин Данилов получили длительные сроки тюремного заключения по надуманным обвинениям в шпионаже.
А члены радикальной молодежной политической группировки были приговорены к пяти годам лишения свободы за то, что ворвались в государственное учреждение и разбили несколько предметов мебели. Другие члены данной группировки совершили такое же действие, и их обвинили в совершении государственного преступления (насильственный захват власти), что грозит им двадцатью годами тюрьмы.
У этих случаев мало общего. Недавние аресты в ЮКОСе, похоже, были вызваны озлоблением прокуратуры, неспособной успешно завершить кампанию против находящегося в заключении бывшего руководителя этого нефтяного гиганта Михаила Ходорковского и против самого ЮКОСа. Это дело тянется гораздо дольше, чем того хотел Кремль, причем оно нанесло огромный ущерб российской экономике и международному авторитету страны.
По словам адвокатов, выступающих в делах Сутягина и Данилова, ученых судили специально подобранные суды присяжных. Дело Данилова наиболее вопиющее, потому что сначала он был оправдан, а затем осужден новым судом присяжных. Суровые приговоры (15 и 14 лет соответственно) являются предупреждением государственной службы безопасности, которая стремится показать, кто в доме хозяин.
Суровые наказания радикальных молодежных активистов совпали по времени с "оранжевой революцией" на Украине и, возможно, были вызваны опасениями Кремля в том, что озлобленные толпы могут бросить вызов их власти.
Поскольку режим в России исключил политическую состязательность и конкуренцию, кремлевские помощники все больше прибегают к чрезмерно упрощенным и неэффективным методам руководства. Когда такие примитивные попытки решения проблем приводят к провалам и кризису, Путин и его помощники, вместо того, чтобы переосмыслить свои действия, испытывают разочарование и ярость.
Уничтожение ЮКОСа, жесткое вмешательство государства в экономику и злополучная политика в отношении Украины отпугивают инвесторов, соседей и иностранных партнеров. Путинские соратники по власти неспособны завоевать уважение на мировой арене и обеспечить стабильное экономическое развитие у себя дома - но они способны сажать в тюрьмы своих внутренних противников. И по мере того, как увеличивается количество неудач, у них все больше возрастает искушение обвинить во всех грехах "враждебные силы" и желание наказать "врага".
Путин не хотел быть репрессивным руководителем. Несмотря на то, что некоторые из его помощников более мстительны и воинственны, чем другие, его режим в основном опирается на коррумпированных чиновников, которые вряд ли развяжут кампанию массовых репрессий, поскольку понимают, что сами могут оказаться в числе ее жертв. Однако тревогу вызывает усиление тенденции использования арестов, тюремных заключений и суровых судебных приговоров.
Арестованные по делу ЮКОСа, молодые радикалы и ученые-"шпионы" не могут быть названы политической оппозицией в прямом значении этого слова. Скорее их можно назвать жертвами ненависти российской правящей элиты, ее стремления отомстить и ее страхов. Аресты политических оппонентов, ставшие довольно обычным делом в Белоруссии и в странах Средней Азии, не стали повседневной практикой в России. По большей части нетерпимость Кремля к публичной критике выражается в словесных угрозах. Однако опасность скатывания в страшную яму репрессивных акций нарастает, и уже не кажется невероятным то, что скоро мы увидим, как арестовывают и сажают людей, выражающих несогласие или мирный политический протест.
