Сергей Шелин: Наследственность, отягощенная блестящей нефтяной конъюнктуройНазад
Сергей Шелин: Наследственность, отягощенная блестящей нефтяной конъюнктурой
Когда сегодня слышишь, что капитализм принес в Россию массовую нищету, лишил сограждан жизненных перспектив, то хочется спросить: а какие индикаторы указывают на повальный рост бедности?
С моей точки зрения, даже и при нашем извращенном капитализме большинство сограждан сегодня живет лучше, чем они сами или их родители жили при "старом режиме". Меньшинство - примерно треть россиян - действительно живет хуже. Но при этом средний жизненный уровень, насколько тут вообще возможны сравнения, определенно выше, чем двадцать лет назад.
Конечно, его не назовешь высоким, он сильно отстает от показателей богатых стран, но ведь и Советский Союз не был богатой страной. СССР являлся государством, обладавшим ядерным оружием и рядом экспортных отраслей. По стандартам жизни сегодняшняя Россия, как и СССР (и как Россия эпохи царизма), занимает особую нишу где-то посредине между богатыми и бедными странами, оставаясь при этом великой державой. При всех бурях последних ста лет тут налицо своеобразная преемственность. Выйти, наконец, из этой ниши и подняться вверх - может быть, главная задача России в ХХI веке.
Честно говоря, термины "капитал", "капиталистический", "капитализация" не кажутся мне такими уж точными для описания того, что происходит сегодня в продвинутых странах. И уж тем более они не точны применительно к России, чья специализация - собственным примером опровергать законы экономики, придуманные на Западе. Если хотим понять, что у нас происходит, то лучше не замыкаться на термине "капитал" и его производных, а использовать более широкие понятия - например, "рыночный-нерыночный".
В отличие от капитализма западного образца, рыночные отношения стары, как мир. Они существовали еще в древней Месопотамии и в Египте первых династий. Советский коммунизм, пытавшийся наложить священное табу на частный рыночный обмен - редкостное историческое исключение. За последние 15-20 лет мы вернулись обратно к рыночным истокам. Но наша рыночная система не так уж похожа на современную.
Все повторяют, что Россия зависит от экспорта энергоносителей, но не все обращают внимание, кто и что от этого экспорта зависит напрямую. Сегодня нефтедоллары - главный источник доходов нашей федеральной власти. Средства, взимаемые с остальной экономики и с рядовых граждан, как источник государственных доходов отошли на второй план.
Нефтедоллары стали главной скрепой, удерживающей государственную систему от распада, а контроль над нефте- и газопромыслами - главным капиталом в стране. Капиталом не столько денежным, сколько властным. Это приводит к вырождению других разновидностей капитала, на самом деле, более перспективных.
В продвинутых странах знания, умения, этика, безусловно, являются капиталом. Рыночную ценность имеют не только формальные навыки работы, но и личные связи, репутация, деловая порядочность. Человек, обладающий тем или иным набором знаний, но не понимающий, что зачастую надо быть честным, не сможет реализовать себя на рынке, поскольку честность в благоустроенной стране - определенно капитал.
Если объединить все вышеперечисленные параметры под общим названием: "умение решать проблемы", то увидим: существует (и принципиально важен) капитал, который находится не отдельно от человека, а внутри него.
Падение ценности именно такого капитала в России не случайно. В США совершенно нормально спросить: "Если ты такой умный, то почему не богатый?". В нашей стране такого вопроса лучше не задавать, потому что люди сразу начнут смеяться. Порядочность, репутация, знания сами по себе у нас к процветанию не ведут.
Зато в ходу суррогаты того, другого и третьего. Вот, к примеру, один из расхожих мифов: "Наша система высшего образования - лучшая в мире". Абсолютно верящих в него людей, конечно, нет, но определенный след в умах этот миф оставляет. И выпускники наших вузов таят в себе вопрос: если у меня лучшее в мире образование, почему же я не получаю лучшую в мире зарплату? И мы приближаемся к тому моменту, когда этот вопрос будет громко задаваться вслух.
Ведь новая Россия, в отличие от СССР, стала страной всеобщего высшего образования. Это почти уникальный мировой феномен, впрочем, легко объяснимый. Был большой рыночный спрос на статусы, связанные с образованием. И наша новорожденная рыночная система, никакой этикой не удерживаемая, откликнулась на этот спрос - но не ростом предложения качественных знаний, а ростом предложения дипломов. Резко выросло число мест в вузах. Отбор потенциальных студентов в большинстве из них стал фикцией. Большинство получателей дипломов не обладают квалификацией, позволяющей конкурировать со сверстниками на мировом рынке.
А те, кто обладают, чаще ищут работу за границей. Дома их навыки трудно применить, поскольку мы страна не свободного, а сильно угнетенного рынка, в том числе и угнетенного рынка рабочей силы. Это подтверждается рядом индикаторов, да и простыми житейскими наблюдениями. В России всем известно: при прочих равных условиях процветает не тот человек, который обладает знаниями или даже деньгами, а тот, кто вписался в ситуацию, кто имеет налаженные контакты с властями и вообще с людьми, которые принимают решения на местах.
Степень близости к людям, принимающим решения, - самый важный из всех капиталов. Производным от этого статуса становится обладание деньгами, возможность их вложить, пользоваться ими и так далее. Наше общество остается традиционным, восточно-архаическим. Потеря человеком статуса означает одновременно и потерю денег и прочих атрибутов могущества. В этом смысле частная собственность у нас и сегодня не признается ни массами, ни верхами, за исключением мелкой и частично средней.
Мелкая собственность уважается если не законом, то обычаями, поскольку де факто существовала и при советской власти. Например, арендаторы советских квартир вели себя как их собственники: передавали их по наследству, продавали и покупали. Общественное мнение у нас более или менее уважает права собственности на машину, на дачу (если она не шикарная), даже на предприятие умеренных размеров. Но едва речь заходит о крупных предприятиях, тем более сырьевых, то начинаются проблемы. Дело не только в социалистических инстинктах. Люди ведь догадываются, что не упорным трудом и не каждодневно откладываемыми копейками приобретен тот или иной крупный завод или нефтепромысел.
Это не только наше "ноу-хау". Несмотря на исконное уважение к собственности в англо-саксонских обществах, американские "олигархи" конца XIX века были весьма непопулярны, на критике в их адрес делались политические карьеры. В риторике президента Теодора Рузвельта нападки на монополии и на "нечестных" бизнесменов занимали почетное место. Тамошние "олигархи" чувствовали реальный нажим, который, правда, их новорусским коллегам показался бы чаепитием.
Но в России гарантии частной собственности никогда не были прочными. В отличие от рыночных отношений, частная собственность у нас не столько возрождается, сколько рождается и пытается укорениться. Этот процесс быстрым быть не может. Сама мысль о том, что за несколько лет можно превратить в общество собственников людей, вообще не понимающих, что такое частная собственность - эта мысль абсурдна, хотя и настойчиво популяризировалась. Должны смениться несколько поколений, чтобы уважение к собственности действительно укоренилось.
А пока мы где-то на уровне эпохи Петра I. Он ведь не то чтобы совсем отрицал частную собственность, но определенно хотел ею управлять: мог назначить каких-нибудь купцов собственниками уральских заводов, а мог и снять их с работы.
Раздел государственной собственности между частными лицами и группами начался у нас в конце 1980-х годов. Если говорить абстрактно, то можно было бы вообразить некую "правильную" приватизацию - перевод собственности в частные руки через конкурсную продажу и в том темпе, в котором можно что-то продать за реальные деньги, дождавшись, пока появится серьезный покупатель, хоть доморощенный, хоть иностранный.
Но это было не для нашего климата. Для этого понадобилось бы согласие общества играть по определенным правилам, а главное - еще и согласие российских чиновников играть по определенным правилам. А таких чиновников, готовых играть по тем же нормам, которые они предписывают жителям страны, у нас не было тогда и нет сегодня.
Поэтому раздел шел более или менее стихийно и, конечно, не выглядел справедливым, хотя и был сервирован под демократическим соусом. Но ваучерная приватизация была лишь операцией прикрытия, независимо от больших или меньших иллюзий ее инициаторов.
К концу 1990-х большая часть госимущества худо-бедно была разделена, но инерция движения была огромной, и процесс дележки общенародного достояния плавно перешел в процесс "передележки". Огромная общественная потребность в том, чтобы этот процесс остановился, остается неудовлетворенной.
Что касается перспектив, то, оставляя за скобками внутренние факторы, приходится надеяться на оздоровление мировой нефтяной конъюнктуры. Если нефть всерьез подешевеет, шансы на продвижение России к западным стандартам резко возрастут. Сохранение нынешних безумных цен такую вероятность снижает.
Нефтяные богатства - подлинное наказание нашей страны, да и любой другой, у которой их много.
Деньги не должны падать с неба или бить из-под земли. Это деморализует людей. Нефтедоллары могут привести к разложению любого общества. Единственная страна, живущая за счет нефти и не охваченная кризисами, конфликтами и переворотами - это Норвегия. Но там исторически очень стабильная политическая система. В странах же привыкшим к революциям и резким переменам, нефть оказывается сущей бедой.
Конечно, общество нельзя построить по заранее заготовленным чертежам. Оно растет, словно дерево, и невозможно прописать "правильные рецепты" его развития. Но видеть вокруг себя примеры успеха и неуспеха и можно, и нужно.
Если мерить не десятками, а сотнями лет, то самую высокую в мире успешность показали англо-саксонские общества - самые либерально-капиталистические из всех существующих. Много ли можно назвать стран, где веками не менялся политический режим? Они же - победители в мировых войнах. Они же - лидеры мировой экономики. На земле нет ничего идеального, но большей устойчивости не демонстрировал никто. При этом они обеспечивают своим гражданам весьма неплохой уровень жизни и еще больший - уверенности в себе.
