Антон Баков. От индустриализации к глобализации. ч.3Назад
Антон Баков. От индустриализации к глобализации. ч.3
ПОСТИНДУСТРИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В результате начал формироваться новый постиндустриальный уклад, начали развиваться сфера потребления и сфера услуг, появилось западное, а на самом деле, просто современное понятие <качества жизни>. Новых технологий и оборудования становится все больше. Люди, которые долгое время были лишены объективной информации о том, что происходит за рубежом, да и теперь не владеют достаточным объемом сведений для анализа текущих событий, ужасно испугались и решили, что жизнь кончилась. Тогда как просто начался ее новый этап!
Советская империя, конечно, погибла, но это закономерно - я вообще не знаю ни одной постиндустриальной империи. Зато члены СНГ интегрированы между собой даже больше, чем члены Британского союза наций.
Не будем идеализировать ситуацию - многие процессы в России идут не так, как нам бы хотелось. Но постиндустриальный сектор вырастает не в тепличных условиях, а вопреки административной воле многочисленных бюрократических институтов, под экономическим прессингом крупных индустриальных монстров. Вспомним дефолт 98-го, когда экспортеры олигархов, пришедших к власти в государстве, так низко уронили курс рубля, что разорили множество едва народившихся предпринимательских структур и разрушили почти до основания потребительский рынок. Так что 98-ой год показал - новое общество в России ни политически, ни экономически не защищено.
На смену <мудрым> старцам из Политбюро пришли столь же <мудрые> завлабы, которые попытались построить в России индустриальную версию капитализма, вместо того, чтобы строить новое постиндустриальное общество. Они начали реформы с ограбления большинства населения - достаточно вспомнить рост инфляции, обесценивший вклады в Сбербанке. Под предлогом приватизации предпринимателей втянули в процесс бесконечного и зачастую кровавого передела собственности. Таким образом, те немногие деньги, имеющиеся в стране, которые следовало бы вложить в развитие новых экономических структур, были направлены на дележку структур уже существующих. И это происходило в обществе, остро ощущавшем нехватку инвестиций! Кстати, упомянутому обществу было глубоко наплевать, кому персонально принадлежат заводы - лишь бы работали. Или, в случае необходимости, цивилизованно закрывались.
Наверное, нельзя построить новый мир без представления о той цели, к которой мы стремимся. Нельзя построить новый мир, если власть в стране формируется бабушками-пенсионерками, которые, при всем уважении к ним, гораздо лучше осведомлены о перипетиях бразильских сериалов, чем о том, какое общество и зачем мы строим. Пока мы не поймем, в каких условиях живем, и что хотим изменить вокруг себя, мы ничего толком не добьемся. И будем продолжать неограниченно тратить оставшиеся ресурсы, главный из которых - время. Потому что нет ничего важнее времени в эпоху on-line-овых режимов, когда сегодняшние достижения никому не нужны завтра, не говоря уже о достижениях вчерашнего дня.
Итак, индустриализм приказал долго жить - как в России, так и на Западе. Как и в России, на Западе старшее поколение недоумевало, что же этой постиндустриальной молодежи надо, чем она, собственно, хочет заниматься... Происходящему нашли простое объяснение: мол, никогда столько молодых людей не оказывались одновременно в учебных заведениях, и система образования дала сбой - в виде хиппи, в виде неизвестно откуда взявшейся контркультуры, в виде событий мая 68-го года во Франции, когда была блокирована работа целого государства. <Перебесятся, и все встанет на свои места>- успокаивали себя родители новоявленных протестантов, с ужасом разглядывая рваные джинсы своих потомков. И уравновешенные родители оказались в чем-то правы - часть молодежи действительно перебесилась, став так называемыми <яппи>. Это о них шла речь, когда в свое время нам говорили о победе западного конформизма над нонконформизмом. Нас уверяли, что отважное поколение революционеров капитулировало перед капиталистической системой и признало ее права, что мы по ошибке приняли за революцию обычные возрастные <заскоки>. Однако это было не совсем так - в шестидесятые Запад и вправду пережил революцию - революцию постиндустриальную. Ведь молодежь с дон-кихотским отчаянием бросалась не только на ветряные мельницы государства - она протестовала против структуры общества в целом. Общества, где одним предстояло стать винтиками внутри транснациональных корпораций, а другим - возглавлять корпорации и самодовольно вершить судьбы <винтиков>.
Атака на общество шла по нескольким направлениям. Кроме молодежи в битве активно участвовали философы, писатели и даже такие профессиональные революционеры, как Че Гевара. Говорили о бездуховности и бессмысленности жизни среднестатистического потребителя. Говорили об отчуждении человека от результатов его труда и от участия в общественных процессах. Об опасности неконтролируемого разрастания спрутов транснациональных корпораций и о том антигуманном вкладе в мировую экологию и экономику, который они делают. Именно в то время появились зеленые движения, и граждане задумались над необычными вопросами истребления китов, уничтожения <легких планеты>, то есть экваториальных тропических лесов. Аналитики упоминаемого ранее Римского клуба выявили конечность энергетических и прочих сырьевых ресурсов. Оказалось,что человечество бездумно транжирит невосполнимые богатства.
На первый взгляд постиндустриальная революция не была революцией в привычном (октябрьском и социалистическом) понимании слова. Левые, поддержавшие молодежь в 68-ом, потерпели сокрушительное поражение на выборах, ибо испуганные обыватели, особенно представители старшего поколения, качнулись <вправо>. Многие так и не поняли толком, что же на самом деле произошло.
Казалось, радикальные движения, не имевшие единого организующего центра, пришли к краху, и мир вернулся на круги своя. Однако последующие события продемонстрировали обратное. Общество потребления сместило акценты с количественных показателей на качественные. Появились новые ресурсо- и энергосберегающие технологии. Это позволило повзрослевшим и остепенившимся бунтарям найти свою экономическую нишу, хотя, конечно, некоторые из них ничего нового и не искали, а просто устроились на работу в корпорации, деятельность которых так яростно критиковали в юности. А наиболее амбициозные даже превратились в основателей новых корпораций - супергигантов типа Microsoft или Sun.
Все же значительная часть поколения протестантов пронесла через годы любовь к тертым джинсам, которые так и не стали им малы. Эти люди до сих пор верны своим идеалам. И Запад, наконец, оценил их роль в современной экономике. Появился даже новый термин - bobo - когда в масштабе одной личности сочетаются приверженность контркультуре 60-ых и многомиллиардное состояние. А ведь эти bobo, сменившие яппи, и были постиндустриальными революционерами. Они сделали свое дело - общество изменилось. Теперь в его составе беспрецедентное количество образованных людей, работающих с информацией во всех возможных ее видах. Эти граждане не <завязаны> непосредственно на <хозяина>, потому что они - сами себе хозяева.
Индустриальный сектор, конечно, сохранился во всех развитых странах, но во всех развитых странах он не дает основных финансовых поступлений. Даже в США такие важные отрасли, как сталелитейная, существуют только благодаря поддержке правительства - вместо того, чтобы быть, как когда-то, локомотивом экономического развития. Основные доходы в бюджет теперь приносит разработка технических или дизайнерских инноваций. С середины девяностых свыше половины экспортного потенциала США обеспечивается компаниями, в которых занято 19 и менее человек, то есть малыми предприятиями. Возникают новые экономические сектора, имеющие совсем иные законы роста, чем те, которые доминировали 15-20 лет назад.
Мы вступаем в новый мир, где информация отделилась от человека. Раньше человек был носителем индивидуального мастерства и мог передать свое умение другому только в ходе многолетнего обучения, а молодой специалист, поступая на работу, перенимал <из рук в руки> ноу - хау своего предприятия. Теперь мы способны отчуждать информацию от ее носителей, делать ее понятной и для того, кто ее создал, и для того, кто информацией пользуется. Когда мы говорим <информационное общество>, то подразумеваем, прежде всего, общество компьютеризированное, с Интернетом и базами данных. Сегодня любое ноу-хау может стать достоянием мира в течение считанных часов - процесс распространения нового значительно ускорился. Появилось огромное количество рабочих мест именно в информационной сфере. Американец Райх в книге <Труд наций> разделил трудоспособное население на людей, занятых в производстве, людей, занятых в обслуживании, и тех, кто работает со знаками как таковыми. Райх уточняет, что наилучшие перспективы именно у последних. По его мнению, судьба США как государства будет зависеть от <информационщиков>, которые могут производить популярные во всем мире <знаки> - будь то голливудские фильмы, один из основных товаров американского экспорта, или Бритни Спирс, или создание информации сугубо технического характера.
Анализируя устройство постиндустриального общества, мы отмечаем, что люди с высоким уровнем образования и внутренней свободы, которые сами производят какой-либо продукт и реализуют его на рынке, могут объединяться друг с другом в самых невероятных сочетаниях. Это - будущие жители электронной деревни, которым нужен не многолюдный и заваленный бумагами офис, а рабочее место с современными средствами связи. Таким образом, житель маленького городка в штате Калифорния, путешественник в зарослях Амазонки и обитатель нью-йоркского Сити будут одинаково интегрированы в мировую экономику!
Другая группа людей по-прежнему занимается довольно высокооплачиваемым трудом, который не является престижным в глазах общества. От них требуется все меньше умений, потому что технологии постоянно совершенствуются, и необходимость человеческого участия все больше отпадает. Как когда-то конвейер упростил труд рабочего, сделав его при этом жутко монотонным и совсем не творческим.
Однако есть и третья группа людей - те, кто совсем не вписался в новое общество. Они зачастую образуют свои субкультурные группы, но оказываются на обочине экономических процессов подобно австралийским аборигенам. Таких граждан довольно много. Жить в постиндустриальном обществе сложно, ведь то, что ты умел делать сегодня, завтра может никому не понадобиться. Отсюда многочисленные стрессы. Человек изнашивается быстрее, чем его успевают вылечить и поставить на ноги. Разные этнокультурные и конфессиональные группы проявляют, соответственно, и разную степень приспособляемости к этому образу жизни, подобному <американским горкам>.
Сегодня все страны делегируют своих отдельных представителей в постиндустриальное общество. Все больше талантливых индийских мальчиков садятся за мониторы. Немало умов поставляют Китай и Россия. Наиболее молодые, талантливые люди, не несущие ответственности перед семьей, которой пока нет, становятся кирпичиками нового общества, новой Земли. Так что не страны целиком переходят в новый мир, а отдельные люди. Безусловно, они вынужденно зависят от родной страны, где все еще процветает индустриальное или аграрное производство, но уже ярким лоскутком выделяются в пестром одеяле глобального мира.
Человечество добилось объективных успехов - никогда еще труд не был таким эффективным и творчески раскрепощенным. Никогда раньше не удавалось до такой степени снять вопрос эксплуатации человека человеком, достичь такого симбиоза рыночной конкуренции и кооперации, когда соперничество между производителями уступает место сотрудничеству и налаживанию взаимообогащающих связей...
Все это делает глобальный постиндустриальный мир если не раем в прямом смысле, то достаточно заманчивой перспективой для человечества!
Антон Баков
2002 год
http://www.bakov.ru/i_am/5.htm
