ЗНАКОМЬТЕСЬ - ПОСТИНДУСТРИАЛИЗМ
В советское время мы видели остальной мир только через щели в железном занавесе. Оттого и восприняли на ура свежий ветер перемен, ворвавшийся в нашу жизнь с началом перестройки. Первые съезды народных депутатов, перманентно переходившие один в другой, казались моментом истины, от которого спадет вековечная шелуха, и засияет долгожданная свобода, с материнской нежностью протягивающая нам рог изобилия.
1991 год ознаменовал принципиально новый этап в жизни нашего общества, тот Рубикон, за которым остался индустриальный СССР; впереди же нас ожидало новое постиндустриальное завтра.
Что же, в сущности, вынудило руководство Советского Союза начать те реформы, которые, в конечном итоге, привели его к гибели, но, к счастью, не к гибели нашего народа и общества?
Собственно, все задачи индустриализации мы решили уже годам к семидесятым. Все тогда у нас было хорошо - и квартиры, и садовые участки, у многих имелись машины типа <Жигули> и <Запорожец>. Телевизоры и холодильники были тогда у всех, а некоторые приобретали по второму, на кухню или дачу. Чего еще желать? Старцы из Политбюро, как дети, радовались центральному отоплению и крану с горячей водой. Одно время казалось, что все потребности человека удовлетворяются. При этом стоимость автоматизированного труда падала, стоимость сырьевой и энергетической составляющих - тоже. Говорили, что для удовлетворения насущных потребностей человеку достаточно работать два-три часа в день. Фантазеры-американцы предполагали, что малая часть общества будет кормить большинство, которому предстоит проводить время в низкопробных, но приятных развлечениях.
А вот по прогнозам Римского клуба человечеству угрожал сырьевой, и в первую очередь, энергетический, кризис. Зато с кадрами и объемом потребления был полный порядок. Российские мечтатели призывали совершенствовать, прежде всего, духовную сторону жизни, ибо материальные проблемы, по их глубочайшему убеждению, были решены, мещанские же потребительские идеи должны уступить место новым возвышенным отношениям.
В это время на Западе изобрели так называемое <качество жизни>. Перед обществом были поставлены задачи абсолютно материальные и неизвестные ранее. Появился огромный рынок товаров и услуг - даже там, где, казалось бы, его вовсе не должно быть. Выяснилась удивительная вещь - оказывается, одни и те же изделия имеют порой разную форму и содержание, велосипед можно и нужно изобретать и совершенствовать, как и множество других товаров, необходимых людям. Те же телевизоры неожиданно стали <тринитронами> с потрясающе плоским экраном и четким, насыщенным изображением. Только представьте себе, сколько было вложено человеческого труда и выдумки, сколько денег было заработано на рынке <качества жизни> - для того лишь, чтобы заменить морально устаревшие модели на ультра- и суперновые!
К сожалению, <качество жизни> было изобретено не в России, где потребителям диктовали, что им полагается по праву, а что является недопустимой роскошью, без которой надлежит обойтись. Качество жизни не было изобретено и в развивающихся странах, где население стремилось удовлетворить только первичные потребности в еде и одежде.
Зато на загнивающем Западе сформировался, так называемый, <золотой миллиард> - группа народов, сумевших за счет защиты прав большинства потребителей создать массовую покупательную способность. Это сделалось отличительной чертой Запада по сравнению с территориями, где очень небольшое количество обеспеченных людей на фоне нищего, не способного к потреблению населения, выглядит примерно так же, как тонкий слой плесени на черствой буханке.
Народившийся <золотой миллиард> выступил в роли заказчика целого ряда товаров, которые, несмотря на дешевизну сырья и труда, оставались дорогими. <Качество жизни> по определению не могло стоить дешево! Однако обеспечение высокого качества жизни и оказалось той экономической нишей, в которой буйным цветом расцвел постиндустриальный, информационный сектор всей мировой экономики. Впоследствии именно этот сектор стал носителем и двигателем глобализации, и в считанные годы разросся до планетарных масштабов. Другое дело, что этот слой масла тоже был размазан весьма неравномерно. Если в одних государствах в постиндустриальном секторе уже задействована треть экономически активного населения, порой даже несколько больше, то в других странах можно говорить лишь о процентах и долях процентов занятости в этом секторе.
Безусловно, постиндустриальный слой создавался не на ровном месте, он строился на базе вспомогательных предприятий, обслуживающих основное производство, сосредоточенное в крупных корпорациях. По сути, и в индустриальный период ни один завод без них не обходился. Правда, тогда будущие постиндустриалы были крепче привязаны к конкретным корпорациям, как электроны - к ядру, и практически не имели возможностей выбирать себе генерального заказчика.
Другой формой, в которую было отлито постиндустриальное производство, стала традиционная сфера обслуживания, которая, будучи по своей природе сферой неиндустриальной, в последнее время сама сделалась почти индустрией вместе с появлением массового слоя тех, кого она стала обслуживать.
В качестве третьего источника постиндустриализма можно назвать сектор мелких предпринимателей - классических посредников, без которых никогда не существовал рыночный обмен. Разумеется, крупные корпорации сколько угодно могли устанавливать межкорпоративные связи, но в отношениях между ними неизбежно оставалась ниша для индивидуального посредника, который был мобилен, легко управлялся с персоналом в лице самого себя и поэтому демонстрировал чудеса расторопности, напоминая юркую рыбацкую лодку, ловко проскальзывающую в зазорах между громоздкими и неуклюжими авианосцами экономики.
В нашей стране постиндустриальный сектор экономики зарождался еще в советские времена. Нынешние олигархи, вроде Льва Черного, начинали с того, что выступали в качестве цеховиков или посредников, обслуживавших весьма неповоротливую советскую экономику. Безусловно, существовал и НИОКРовский сектор. Некоторые советские исследователи умудрялись продавать свою интеллектуальную собственность не только внутри страны, но и на глобальном рынке. Аналогично действовала и верхушка художественной интеллигенции
Но подавляющее большинство населения индустриальных обществ - люди наемного труда, работавших в огромных ульях корпораций. Кстати, корпорациями были и социалистические предприятия, средняя численность каждого из которых, как нам гордо сообщали, достигала нескольких тысяч работающих. Люди рождались и умирали в качестве работников ОАО <Советский Союз>. К слову, фраза <концентрация побеждает конкуренцию> вошла не только в учебники марксизма! На Западе подобным предприятием могло быть некое обезличенное акционерное общество или общество, контролирующееся какой - либо финансовой группой. В любом случае, для людей, которые работали в ульях, и для менеджеров, которые ульями руководили, все было одинаково фиолетово. Так что, по сути, процессы были сходны до невозможности. Прямо близнецы-братья.
На этапе суперконцетрации капитала и трудовых ресурсов в единой корпорации СССР мы получили потрясающие преимущества в играх времен индустриализма, позволившие нам не только выиграть войну, но и форсированными темпами выстроить новую экономику и новое послевоенное общество. Но у нашей суперкорпорации был большой минус. Он заключался в ее всеохватности: членами суперкорпорации были, фактически, все жители страны, где очень много лесов, полей и рек, а граждан еще больше. Главное, что в России просто не было того слоя предпринимателей, который на Западе сформировал постиндустриальный сектор экономики! Все возможности рекрутирования постиндустриального сектора экономики у нас были связаны на 99,9% с молодежью. С теми, кто пришел в трудовую жизнь после знаменитого апрельского пленума ЦК КПСС 85-го года, который наконец-то разрешил создавать в стране постиндустриальный сектор и вообще заниматься мелким, и от этого самым свободным, предпринимательством.
Чем же принципиально отличался постиндустриальный сектор от индустриального? Прежде всего, в индустриальном происходила пресловутая <эксплуатация человека человеком>. Конечно, присвоение благ внутри корпорации можно пытаться трактовать в соответствии с некими рыночными механизмами. Можно говорить, что работники, объединенные в профсоюзы, отстаивают среднюю рыночную стоимость рабочей силы, что менеджеры не могут прыгнуть выше рынка, и поэтому их доля и доля хозяев тоже являются рыночной. Но реально внутри корпорации человек принуждается к подчинению в соответствии с суровыми иерархическими правилами: < Ты начальник - я дурак>, а в случае перемены мест слагаемых - <Я начальник - ты дурак>, или - <Не нравится - увольняйся>. Естественно, человек в такой ситуации - не творец, демиург своей жизни, даже не ее субъект, а пассивный объект чужой воли, функционер чуждой ему системы.
В постиндустиальном же секторе каждый сам себе корпорация, сам себе режиссер. Разумеется, сохраняется принцип специализации - кто-то занимается только программным обеспечением, кто-то оказанием конкретных услуг. Каждый такой производитель фактически выполняет весь комплекс операций по изучению рынка, предложению своих услуг, установлению партнерских отношений, получению и самостоятельному реинвестированию доходов от своей рыночной деятельности. Благодаря возникновению многочисленных связей внутри рынка труд становится менее отчужденным.
Итак, главным действующим лицом рынка становится не Корпорация-Улей, а Человек - Корпорация, Человек - Оркестр. Причем, конечно же, это предполагает обращение <Человека-Оркестра> за специализированными бухгалтерскими и юридическими услугами! Неизбежно, также, вступление подобного человека в сотни горизонтальных взаимодействий, обеспечить которые способно только информационное общество.
Естественно, деятельность, противоположная принципу <Каждый сверчок - знай свой шесток>, требует не только правовой защиты и готовности рынка вести дело с мелкой рыбешкой. Это требует огромной психологической революции внутри самого человека.
Люди, которые привыкли выполнять узкоспециализированную работу и зависели лишь от исполнения поставленных перед ними задач, получили все риски рынка. Причем получили, можно сказать, <лично>, а не опосредовано, через патерналистские структуры, которые могли уволить или сократить <человеческий балласт>, если дела шли не слишком хорошо. Но которые на самом деле выполняли все функции стратегического планирования, а главное, снимали ответственность человека за конечный результат. По большому счету, в индустриальной корпорации можно было работать годами, до последнего вздоха чувствуя себя в безопасности, примерно так же, как кенгуренок в материнской сумке.
В постиндустриальном секторе, напротив, человек остается один на один с рынком, с открытым забралом встречая опасности - всемирную конкуренцию и неуверенность в завтрашнем дне. Конечно, это гораздо более дискомфортно по сравнению с обществами, где граждане наверняка знают, что день грядущий им готовит.
Поучительная басня о легкомысленной стрекозе и работящем муравье, в которой героине говорят: <ты все пела - это дело, так пойди же попляши!>, воспевающая запасливость и предусмотрительность - не о современном обществе. Современному обществу больше подходят евангельские слова из Нагорной проповеди - <не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем, довольно для каждого дня своей заботы>. Действительно, непросто жить в обществе, которое ставит перед своими членами задачу всю жизнь учиться, учиться и учиться, потому что сама жизнь меняется на глазах.
Другое дело - раньше. В детстве и юности учишься, потом всю жизнь работаешь, потом садишься на шею своим детям и внукам. Спасибо государству, если пенсию даст. Сегодня же структура общества в принципе стала другой, молодежи в развитых странах - все меньше и меньше. Граждане <стареющих> государств просто вынуждены перебрать несколько профессий в течение жизни, следовательно, периодически переучиваться! Правда, государство в таком случае вынуждено помогать человеку подобрать новый вид занятий, чтобы он как можно дольше не выходил на пенсию и оставался квалифицированным работником.
Конечно, есть еще великий резерв в лице развивающихся стран, за счет которых население Земли к 2015-му году увеличится еще на 1 миллиард. Причем только 50 миллионов новорожденных появятся на свет в развитых странах. Остальные 950 миллионов, сами понимаете, родятся в странах невысокого экономического уровня. Конечно, подобная ситуация создает развитым странам прекрасные возможности для рекрутирования свежих умов, своего рода <снятия интеллектуальных сливок>. Но также, у жителей благополучных государств появятся приезжие конкуренты, активность которых заставит хозяев положения шевелиться. Только широкомасштабные террористические войны способны замедлить это процесс и создать что-то вроде нового <железного занавеса> между развивающимся и цивилизованным миром, в чем, кстати, оба мира нисколько не заинтересованы.
Интересно, что перемены, которые мы считали характерными только для России, даже те, о которых говорили со слезами на глазах, например, сокращение численности заводского персонала или закрытие крупных предприятий, оказались процессами, объективно происходящими во всем мире. Просто мы эти процессы неоправданно тормозили, как, впрочем, и ход самой постиндустриальной революции в нашей стране. Ибо индустриализм в России был господствующей социальной и даже партийной идеологией. Именно индустриализм, а не пресловутый марксизм-ленинизм. Поэтому когда исчезли препятствия, которые мешали развитию постиндустриализма, когда государство перестало искусственно поддерживать индустриализм (вспомните те же госзаказы космической промышленности, стройки века), когда закончилось административное сдерживание постиндустриального предпринимательства, - российский индустриализм пришел к неизбежному краху.
Антон Баков
2002 год
http://www.bakov.ru/i_am/4.htm
Док. 360746
Перв. публик.: 27.08.02
Последн. ред.: 27.08.07
Число обращений: 462
Баков Антон Алексеевич
|
