Суверенитет как принцип организации глобального мираНазад
Суверенитет как принцип организации глобального мира
Все международно-правовые системы, о которых пишет Валерий Зорькин в статье "Апология вестфальской системы", - это детища больших войн. Тридцатилетняя война, изменившая до неузнаваемости облик Европы, породила вестфальское право (принцип суверенитета как таковой). Наполеоновские войны породили ее "апгрейд" - систему 1815 года, которая просуществовала почти век - до Первой мировой. Лига наций - провалившийся постверсальский проект миросистемы после 1918 года. Ялтинский мир, в котором, что бы кто ни говорил, мы живем даже и сейчас, - тоже итог войны.
Международные системы модифицируются, меняются, претерпевают доработки, их трясет во время локальных конфликтов. Но чтобы одна кончилась и началась другая, нужна даже не просто тотальная мясорубка, а такая, в процессе которой основные элементы прошлой конструкции исчезли бы или превратились в ничто, в малозначимую архивную деталь прошлой эпохи. Проверить либо показать это может только большая война.
Из этого следует, что те, кто сегодня глубокомысленно рассуждают о конце суверенитетов, неработоспособности прежней миросистемы и пр., - вызывают демона глобальной войны. Причем история показывает, что именно наивные ревизионисты прошлой эпохи оказываются, как правило, первыми жертвами молоха. И наоборот, те, кто до последнего пытаются сохранять старый миропорядок, адаптировать его к изменившимся условиям, заставить работать, сделать способным решать реальные проблемы, защищают не его, но мир, который им удерживается.
Но как защитить принцип суверенитета сегодня? Для государств он превратился в ловушку. Чуть ли не единственный случай того, как он сейчас используется в позитивном ключе, - это когда одно государство пытается сделать неприятное другому. Например, известное понятие "суверенная демократия" - это то, что американцы изобрели в свое время специально для Тайваня, в борьбе с маоистским проектом объединения Китая (и ведь сработало!). Потом те же американцы регулярно употребляли его применительно к странам Евровостока, выходящим из советской системы: democracy означало западную модель управления, а вот sovereign - независимость, причем только и исключительно от Москвы. Маленький, но гордый и хороший (т.е. правильный) democracy откололся или сбежал от большого и злого и героически с ним борется за свое существование, а все прогрессивное человечество его в этом поддерживает - модель и для Косово, и для сектора Газа, и для Украины с Грузией, и даже для Абхазии с Южной Осетией. В свою очередь, мы - уже в новейшее время - использовали это понятие ровно в этом же смысле для самих себя и для того же самого: democracy - западная модель, а sovereign - независимость; только уже не от Кремля, а от "вашингтонского обкома".
Правда, у нас это понятие легло на куда более старую формулу русской политической и культурной традиции. "Православное христианство" - это формула, в которой "христианство" означает единую веру во Христа, а "православное" - независимость от римского престола, основанную на моральном праве - обладании истинной верой. Подобным же образом русскоязычное сознание услышало идею "суверенной демократии" - как культурное единство с европейской традицией, но полную политическую самостоятельность и независимость от других ее носителей - США и стран Евросоюза. Основанную, опять-таки, на нашем моральном праве как одного из основоположников нынешнего миропорядка.
Но во всех прочих случаях суверенитет - очень слабый аргумент для защиты. Он не помог ни Хусейну, ни Милошевичу, когда за ними пришли. Не помог Ливану, когда Израиль начал операцию против "Хезболлы". Не помог России избежать западной критики за действия в Чечне. Во всех этих и многих других случаях он просто игнорировался - мол, есть вещи и поважнее. "Права человека", "права наций на самоопределение" и т.д. И у такого взгляда на суверенитет есть основания, заложенные в 1944-1945 годах лидерами "большой тройки", проектировавшими послевоенный мир.
В чем смысл Ялты? Она балансировала вестфальскую систему, оговаривая случаи, когда суверенитет все же нарушается, - от угрозы миропорядку до гуманитарных катастроф. Именно наличие такой системы стало платформой для возникновения большинства ныне существующих государств, созданных в результате деколонизации "третьего мира". Которые иначе просто не могли бы создаться в качестве государств, ибо никто не мог поручиться, что они в состоянии суверенно управляться и участвовать в глобальной безопасности. Схему "империи - колонии" заменила схема "производители миропорядка - потребители миропорядка". Сам миропорядок перестал производиться в достаточном количестве после 1991 года, но схема сохранилась и до сих пор. США сегодня являются продолжателем этой линии как единственный "выживший" участник большой ялтинской тройки.
В чем сегодня основная проблема миросистемы, основанной на суверенитетах? Появление в международной политике субъектов, сопоставимых с государствами по мощи и могущих на них влиять, но государствами не являющихся. Это и корпорации, и НКО, и террористические сети, и много кто еще. Это субъекты, у которых нет закрепленной за ними международным правом территории, но которые в своих отношениях с государствами прекрасно обходятся без нее.
Принципиальна ли новая ситуация? Нет. В "довестфальской" Европе такие "влияющие" субъекты были: от католической церкви до купеческих союзов типа Ганзы и городов-государств типа Венеции и Генуи; именно с середины 17 века их роль драматически ослабла. Но появились новые: тот же Интернационал в свое время - чем не экстерриториальный международный субъект?
С кем воевал Израиль в Ливане? Не с Ливаном же. Израиль воевал с экстерриториальным субъектом, который, однако же, оказался сопоставимым с Израилем как военный противник. Тем самым сделав то, чего не смогли в прошлые войны сделать государства - Сирия, Египет, Иордания... Чего, скорее всего, не смогли бы сами сделать и те, кто, как утверждается, стоит за "Хезболлой" - Иран, к примеру. А "Хезболла" может по одной причине: она - не государство, ее "не видит" основанная на территориальном принципе система международного права. Она есть - и ее нет. Она может проявляться в виде ракетных ударов по городам - и уходить в серую зону этой правовой невидимости, когда начинается очередной миротворческий процесс. Двое дерутся, но в момент, когда приходит городовой их разнимать, один оказывается привидением и растворяется в воздухе, а второго ведут в участок.
Кифа Мокиевич методологически ошибался: слон не может бороться с китом - просто в силу разной типологии. Для борьбы нужны участники примерно схожих параметров. Государства не могут воевать с негосударственными субъектами: победить одного негосударственного субъекта может только другой негосударственный субъект. Россия была бессильна против партизанщины в Чечне, пока не появились партизанские же по сути формирования Кадырова. Танки - против танков, самолеты - против самолетов; партизаны - против партизан.
Такой новый мир диктует государствам новые стратегии. Сегодня у каждого государства, если оно хочет действовать в глобальной политике, должна быть целая система разнокалиберных "спутников" в виде экстерриториальных субъектов - корпораций, НКО, церквей, даже партизан, если угодно. Они не должны и не могут управляться властью - они могут действовать только самостоятельно. Их связанность со страной - это горизонтальная, культурная, идейная связанность; тонкие социальные связи. Суверенитет в новой ситуации - это в первую очередь культурная машина, интегрирующая этих независимых субъектов в один большой коллективный субъект, машина, создающая и воспроизводящая их общие цели и ценности.
В мире экстерриториальных субъектов границы - не просто условность, а особая разновидность ландшафта, выгодная одним субъектам и невыгодная другим. Граница - это просто один из типов инструмента, в зависимости от контекста иногда полезный, а иногда и совершенно ненужный. А строить границу, мысля ее как тотальную, - обманывать самих себя. Поэтому даже при наличии построенных границ суверенитет - это открытая модель. В закрытом мире о суверенитете не может быть разговора - железный занавес ограждает твой мир неотменяемо, и дискуссия может быть только о статусе внутри занавеса. Сама тема суверенитета возникает только там, где ситуация является открытой, где происходит постоянное взаимодействие с другими. Более того, принцип суверенитета подразумевает строительство мира, построенного на этом принципе.
Поэтому если "суверенная демократия" - это наша собственная, внутренняя политическая идентификация, то для обозначения внешней стратегии нужно говорить о другом - о суверенной глобализации. Звучит как оксюморон, но по смыслу это и есть формула выживания - полномасштабная интеграция в глобальный мир при сохранении собственной политической и социальной самостоятельности, субъектности, целостности. Не пытаться отгородиться от внешних влияний, а становиться участником глобального процесса, тем, кто участвует в определении его направления. В том числе и затем, чтобы не стать его жертвой.
