Поучительный рассказ Салтыкова-Щедрина "Медведь на воеводстве", все тонкости которого понятны теперь уже только исследователям, до сих пор актуален. Да и вообще, хорошая история - она всегда ко двору.
Щедрин, сам будучи чиновником, понимал явные и скрытые механизмы бюрократии едва не лучше всех своих современников, бьющихся с "царизмом" и крепостным правом или описывающих государеву мудрость.
Автор "Истории одного города", этой кунсткамеры живых мертвецов с органчиками в голове, вывел очень верный и точный рецепт бюрократического выживания: не вмешивайся. Все должно идти своим чередом: пчелы носить мед, хлеба колоситься, бабы рожать, а бюрократ может делать все что угодно - летать по воздуху, надувать щеки, кушать телятину и пить Chateau Lafite из горла, но только никак не вмешиваться в естественное течение жизни и политики.
"Беда Миронова в том, что конъюнктуру он понимает исключительно как аппаратчик и бюрократ, а не как идеолог" Не зря же самый мудрый закон, выведенный за всю эпоху правлений городом Глуповым, гласил: "Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и в будни". Впрочем, "История одного города" - не только сатира, но и трагедия: оставшиеся без твердой власти глуповцы прекратили пахать и сеять, отчего впали в тупое уныние, после этого и свалился на их головы Угрюм-Бурчеев, быстро прижавший разомлевших от безделья горожан к ногтю. Как суметь прорваться между бюрократом и тираном - основной сюжет всей русской истории, и до Салтыкова-Щедрина, и уж тем более после него.
Рассказ "Медведь на воеводстве" - апология бюрократии в ее вневременном значении. Написан он в 1884 году, но и сегодня читается как немного устаревшее по стилю повествование о нынешних временах.
История вкратце такова: Лев посылает в отдаленный лес "на воеводство" трех Топтыгиных, которые жаждут попасть в Историю, а также должны произвести "кровопролитие", утвердив тем самым верховенство власти.
Топтыгин Первый, вместо "кровопролития", спросонья съедает Чижика, позоря и себя, и Льва. Все его попытки оправдаться проваливаются: после эдакой конфузии трудно восстановить авторитет. Топтыгин Второй, не найдя, что разорить (все разорено до него), в ярости влезает в дом к соседнему мужику, где "лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется". Там его и сажают на рогатину.
Топтыгин Третий, напуганный судьбой предшественников, выбирает осторожность, мучаясь тем, что слишком большое "злодейство", как и слишком малое, высокого чина не подтверждает. "Вот до какого мы времени дожили! - роптал Топтыгин Третий. - Чин на тебя большой накладывают, а какими злодействами его подтвердить - не указывают!" От тихого лежания в берлоге медведь изобретает теорию "неблагополучного благополучия", но ни славы, ни поощрения от начальства не добивается. Его история заканчивается просто: "Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин Третий из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей".
Самая заметная сегодня фигура российской бюрократии спикер Совета Федерации и лидер "Справедливой России" Сергей Миронов
Неутешительная судьба всех трех Топтыгиных - метафора отечественной бюрократии, которая не умеет ничего, кроме разорения соседних мужиков, поедания Чижиков и размышлений в берлоге о собственной безысходности. Поручать бюрократам дело - вообще любое - занятие опасное и неблагодарное, они вполне хороши на своем месте, где ничего не делают, радуют глаз начальства и выполняют какие-то нехитрые технические задания. В этом качестве с бюрократией вполне можно мириться: никакого вреда отечеству, сплошной политес, а иногда и польза получается.
Самая заметная сегодня фигура российской бюрократии спикер Совета Федерации и лидер "Справедливой России", как по нотам, повторяет путь всех трех Топтыгиных, заступая на "воеводство", но плохо представляя, что с этим "воеводством" делать.
История о том, как чудный зверь выхухоль чуть не стал значительным символом, очень напоминает рассказ о пожирании Чижика: не случайно РПЖ до конца своего существования иначе как "партией выхухоли" и не называли. Сюжет со слиянием Партии жизни, Партии пенсионеров и "Родины" походил на разгром в чужом доме, особенно если вспомнить, как именно делили посты между региональными отделениями.
Куда тут Салтыкову-Щедрину, тут впору вестерны снимать. Нынешнее положение Миронова причудливо и двусмысленно. Он, третий человек в государстве и лидер стремящейся стать второй в стране партии, остался тем же, кем был: расчетливым и умелым (чего не отнять, того не отнять) провинциального уровня бюрократом, способным разве что к аппаратным играм.
Сюжет со "Справедливой Россией" буквально по Салтыкову-Щедрину: "Чин на тебя большой накладывают, а какими злодействами его подтвердить - не указывают!" Недавняя критика Мироновым концепции суверенной демократии - она именно об этом, о том, что и партия есть, и пост, а "злодейств" все не выходит. Сплошные Чижики какие-то.
По здравому разумению какая-никакая идеология эсеров о "социальном государстве" лежит вполне в русле идеи суверенной демократии. И впрямь, какой "социализм" без государства? Между тем критикует Миронов именно ту часть концепции, которая посвящена роли государства, "суверенитет". "Под термином "суверенная демократия" нужно понимать наращивание суверенитета и сокращение демократии" - так сформулировал свои претензии спикер Совета Федерации. Ему, борцу за социалку в ее советском понимании, положено ратовать за суверенитет и с сомнением относиться к демократии, а иначе какая же это левизна? Кривая, по всему, левизна.
Миронов умеет пользоваться конъюнктурой, как он ее понимает. И в этом смысле в его словах можно усмотреть логику. Раз суверенная демократия - концепция, положенная в основу программы "Единой России", эту идею нужно критиковать.
Раз демократия медленно входит в моду, нужно "демократию от суверенитета" защитить. Беда Миронова в том, что конъюнктуру он понимает исключительно как аппаратчик и бюрократ, а не как идеолог и идею суверенной демократии критикует тоже именно в этом качестве, паля в слона из детского ружья.
Элиты сегодня действительно суверенную демократию приняли - и как идеологию, и как руководство к действию, потому противопоставить ей можно только такую же по содержательной нагрузке идею. Изоляционизм, скажем. Мироновский же "социализм" весьма туманных очертаний подходит лишь для площадных агиток, пенсионеров и пубертатного юношества - этим его функционал исчерпывается. Но Миронову "не по чину" быть не "воеводой": ему нужно "наводить разрушения" и блистать наградами. Что он, насколько разумения хватает, и пытается изобразить. Получается же как с Топтыгиным Третьим: "Пробовал он однажды об себе "по пристойности" заявить, влез на самую высокую сосну и оттуда не своим голосом рявкнул, но и от этого пользы не вышло".
А вы говорите, справедливость.
http://www.vz.ru/2007/8/9/
Док. 351544
Опублик.: 09.08.07
Число обращений: 446
Бударагин Михаил Александрович
|
