В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Россия и свобода совместимы. Диалог Александра Проханова и Олега Румянцева. Газета `Завтра`, 1995 год. Назад
Россия и свобода совместимы. Диалог Александра Проханова и Олега Румянцева. Газета `Завтра`, 1995 год.
Россия и свобода совместимы.

(Газета "Завтра". Рубрика "Национальная элита")

Диалог Александра Проханова и Олега Румянцева.

Александр ПРОХАНОВ. Олег Германович, Россия в ее фундаментальной политической, культурной, моральной традиции всегда с особым внутренним пренебрежением, даже брезгливостью, относилась к понятию "либерал". Я не гуманитарий по образованию, технократ, и либеральные идеи в приложении к русскому историческому контексту мне неизменно представлялись ужасными, невыносимыми. Когда в 1985 году через Горбачева либеральный вирус был из диссидентской миникультуры внесен в политическую практику страны, это, по-существу, сделало меня политиком. Я тогда был романистом, одиноким, блуждающим по миру художником. Но увидев, как либеральная тенденция с ее игрой свободных сил начинает осуществляться в таком государстве, как Советский Союз - полиэтническом, полинациональном, полипространственном - что, по моему глубокому убеждению, должно было привести к катастрофе, к взрыву, я вынужден был ей сопротивляться. И это изменило мой путь, всю мою дальнейшую работу. Между тем, мои прогнозы, даже самые мрачные, с ужасной неотвратимостью стали осуществляться.

Вы, в моем представлении, как и Зорькин, либерал. Когда я впервые услышал о вас, как о политике вы выступали с позиций просвещенного либерализма, либерального гуманизма. И вызывали во мне постоянное отторжение. Вы были моим противником. Тем более что вы тогда находились в политическом фаворе, а я со своими друзьями был в глубокой оппозиции и подвергался остракизму. Наш с вами личный контакт, не говоря уже о политическом, до октября 93-го года был просто невозможен. Вы бы не пришли на встречу со мной, и я бы не пришел. И вот в октябре случилось нечто ужасное, что поставило нас лицом к лицу и дало возможность общаться. Более того, мы испытали, если не политическую, то нравственную общность. И, поверьте, за вашу нравственную позицию я вас глубоко почитаю. Сегодня, когда мы с вами разговариваем, когда я произнес, быть может, не совсем приятный для вас монолог: вы либерал? Я имею честь общаться с Олегом Румянцевым либералом или уже с кем-то другим? Каково ваше кредо, ваше понимание сегодняшнего момента?

Олег РУМЯНЦЕВ. Вы подняли вопрос, наверное, о самой сути наших расхождений. Проблема отношения друг к другу государственников разного плана, мироощущения, согласитесь, существует.

Является ли понятие "либерал", а я бы по-другому сказал, понятие "свободомыслия" - случайным или органичным для российской жизни? Думаю, что традиция вольной мысли имеет безусловные корни в толще русского народа. Свобода - это высшее и необходимое нравственное определение мыслящей личности. Тем всегда и отличался русский человек, что стремился сопрячь собственную потаенную мечту о свободе с нравственной обязанностью признать, а не подавить устремления и жизненные устои других. Речь идет о традиции равенства, солидарности с соседом, с обществом, в котором живешь, и с сообществами, с которыми сосуществуешь. Эта традиция - постоянный источник восполнения сил.

Вот этого-то и не сумели уразуметь представители того радикально-демократического отряда, к которому по молодости я принадлежал с середины 80-х. Тогда и в самом деле не хватало свежего воздуха, о вольной мысли приходилось лишь мечтать. Практика "отечественного социализма" противоречила тем моделям и зарубежным поискам, которые я изучал в университетах Москвы и Будапешта, а потом и в академическом институте у О. Т. Богомолова. Преобладающей ценностью в те годы для интеллигенции стала свобода. В среде новых понятных правил и учреждений виделась возможность раскрепощения. Понимание ответственной солидарности пришло позже - с работой ума и души, с кровью и болью за судьбу страны, С 1992 года я выражал категорическое неприятие насильственного вхождения радикал-демократов в безжалостно перемалывающий все и вся властный круг.

Сегодня честная часть интеллигенции не меняет своих основных воззрений, оставаясь собою, не теряя устойчивости и не подстраиваясь под "новые веяния". Получив не милосердный урок, мы ищем уже не абстракций, но свободы в ее разумных определениях и ограничениях, приемлемых для России формах, сочетании деяния и воздаяния, нравственности и права. В идее справедливого конституционного строя заключается мое кредо, мое восприятие национальной идеи, а не толы текущего момента...

А. П. Спасибо за ответ, данный с присущей вам открытостью и откровенностью. Объяснив свое мироощущение, вы убедили меня том, "что я по-прежнему имею дело с Румянцевым-либералом. Ибо трагедия русского свободомыслия, если вы хотите пользоваться этим термином, по моему убеждению, состоит не в том, чтобы найти соразмерное личной свободы и свободы своей корпорации, а в том, чтобы решить проблему государственного детерминизма, то есть служения государству, абсолютной подчиненности личной судьбы задачам государства. Эти задачи часто бывают угрюмыми, жестокими, страшными, особенно если соизмерить их с естественным для всякого человека ощущением свободы. Мне кажется, драма русской свободомыслящей интеллигенции и русского государства в том, что эти две силы сталкивались постоянно, находились в конфликте. В прежние времена конфликт основном разрешался в пользу государства. Свободомыслящие попадали на дыбу, в острог, иногда виселицу, УХОДИЛИ в глухое диссидентство и там умолкали, Чаадаев, например. Порой этот конфликт кончался трагедией, как было, скажем, в начале века, когда в феврале 17-го либеральная политика сокрушила государство. Трагедией для государства кончилось его противоборство с либерализмом в 85-м или 91-м годах, когда распалась советская империя. И в этом смысле мне и радостно, и странно видеть в вас человека, который мыслит категориями свободы, потому что государство в лучшем случае оперирует категориями целесообразности, а в более широком смысле опирается на понятия божественного детерминизма, мессианства. Вы этот аспект не чувствуете?

О. Р. Над государством может витать некое высшее веление. Но два вопроса: над всяким ли государством? и кто толкователь этого веления? Государство обеспечит общее благо и высшую справедливость лишь как наш официальный представитель, а не слепо обожествляемый спаситель. Коренной же порок доморощенных радикалов в том, что они не пожелали привязать свои порывы к сложившейся форме государства. Они отвергли идею преемственности и лишили государство его представительной сути. Они насмеялись над аксиомами демократии, которые - прежде всего - правление большинства, и лишь затем гарантия прав меньшинства. Борясь с подсознательным страхом, опасением, что придется обороняться, меньшинство решило просто перевернуть с ног на голову эти аксиомы и, став бесконтрольно правящим, обеспечить свои права, свою безопасность. Увидев, что может не удержать нацию в узде, оно стало подвергать обструкции и уничтожающей критике в своих средствах информации всю систему органов народного представительства - органов большинства.

Это привело к трагедии 91-93-х годов. Победившее страну меньшинство стало бесконтрольно определять направление жизни и природу государства - "новой России"... При этом оно вполне разделяло ваше упование на "божественный детерминизм" - в своем понимании. Ельцин, Филатов, Батурин и Туманов как раз выражали свое понимание "веления свыше" в указе N1400, упразднив Конституцию, Парламент, Советы, независимый Конституционный суд.

А. П. Существуют такие понятия, как покаяние и раскаяние. Покаяние все же больше религиозный термин. Раскаяние - светский, но связанный с идеей совести, с чувством вины и греха. Интересно, что среди коммунистов, среди стариков-большевиков сейчас никто не берется утверждать, что, скажем, уничтожение духовного сословия, осквернение храмов явились благим делом. Все, вроде бы, раскаялись по поводу этого.

Или, например, сегодняшние технократы - энергетики, гидрогеологи, геофизики - все понимают, что природе нанесен колоссальный урон, то есть раскаялись в своих деяниях. Меня судьба наградила знакомством и общением с такими людьми, как Александр Зиновьев, например, или Говорухин, Максимов. Недавно я познакомился с Синявским. Я встречаюсь с маститыми либералами, в основном пожилыми людьми, которые открыто признают свои ошибки. Когда они объявляли тотальную войну коммунистическому режиму, то одновременно понимали, что его разрушение может стоить нам государства. Ибо коммунистическое общество сконструировало не только райкомы, но и тип железных дорог, тип производства, тип экономики, тип человека - весь социум. Это было единое образование, и разрушение его главного гена должно было привести к гигантской катастрофе. И были голоса, говорившие: "Нет, нужны медленные эволюционные изменения, не будем торопиться". Но либералы пошли на риск быстрого уничтожения коммунизма, они составили элиту, окружившую Горбачева, выдвинули своих эмиссаров в политическую власть.

Словом, коммунизм был разрушен и разрушено государство, и неисчислимые беды, которые этим порождены, продолжают на нас, как ком, наваливаться. Сегодняшняя трагедия в Чечне, тоталитаризм, который сегодня нам предлагает режим, тоже результат либерального яруса, съевшего более мягкие формы тоталитарных властителей. У вас нет комплекса вины? Как вы переживаете роль либерала в крушении высшей ценности для России - государства?

О. Р. Отмечу, что почва для нашего диалога возникла в условиях общей беды. С разных сторон и духовная оппозиция, и государственники-демократы пришли к общей потребности восстановления справедливого общежития.

Сам я вышел из семьи инженерно--технической интеллигенции, среды которая создавала могущество страны и не специализировалась на многочисленных "юмористических" издевках над этим могуществом. В той, иной, среде никакого покаяния нет - вспомните, как сеялись зерна вражды и ненависти в период "артподготовки" к перевороту, как неистовствовали не только "революционная" Новодворская, но и творческая Ахеджакова, и "умеренно-либеральные" Явлинский и Немцов в трагические часы 3 и 4 октября 1993 года!

Да, есть эволюция взглядов, и, слава Богу. И в этом я не одинок, вспомним хотя бы, что Достоевский, Данилевский, другие столпы пашен патриотики в молодости начинали как радикалы. Когда мне случилось войти в социальный протест, вирус либерализма, как вы назвали, еще не представлялся разрушительным. Однако с конца 1991 гола обозначилось все более жесткое расхождение с новым режимом: я стал свидетелем разгула нахрапистого и бесстыдного. Мало было убрать коммунистическую составляющую, они захотели сломать и главные институты государства, систему органов народного представительства, убрать ось преемственности поколений, досадить по садистскому принципу "чем больнее - тем выше наслаждение". Начался разлад с бывшими коллегами, или, как они считают - мое "перекрашивание".

В отличие от некоторых словесных "покаянцев" я стремился на деле противостоять беспредельщикам. И кое-что удалось - в основном в период 92-93-х годов. Я не дал согласия на те "сытные" предложения, что поступали из Кремля - занять высокие посты как мои "демократические" коллеги. Вместо этого удалось укрепить проект Конституции, сблизив его с предложениями оппозиции; постоянно ставить вопрос о неконституционных и сепаратистских действиях ряда бывших автономий; начать кампанию по Курилам и поворот российской внешней политики лицом к Югославии.

В сентябрьские дни 93-го года я вел посредническую деятельность, встречался с Черномырдиным, Шахраем, Ериным, Лобовым, Горбачевым, митрополитом Кириллом, Зорькиным, Илюмжиновым. И когда увидел, что переговоры бессмысленны, 3 октября добровольно вернулся в обреченный Дом Советов и ушел из него 4, последним из народных депутатов России. Это было словно физическое размежевание с прежней средой.

А. П. Вы сказали, что вам казалось возможным вывести из социальной жизни коммунистическую компоненту, оставив советскую, которая была одним из столпов государственности. Мне кажется, что вы находитесь в некотором заблуждении. Вы не до конца понимаете устройства этих земель, гор, хребтов, этой истории, этого авторитарного сознания, этой задачи поддерживать любыми средствами жизнеспособность наших северных регионов, где вообще никакая демократия невозможна, никакой рынок невозможен. Там должен быть казарменный социализм, чтобы в холодных глубинах могли двигаться подводные лодки, стояли радары на горах. Вот вы сейчас подарили мне свою новую книгу, я буду очень внимательно читать ее, она называется "Основы конституционного строя России". Вы, исходя из своих представлений о благе, добре, конституционных традициях, создаете некую модель и хотите предложить ее стране. Что это будет? Опять борьба страны с вашей моделью, или же борьба вашей модели с пустотой, которая останется от страны? Из чего вы исходили, создавая эту книгу? Что легло в основу ее: ваш опыт изучения западных демократий, опыт трагического Верховного Совета, или опыт изучения России - от стрелецких восстаний до ГУЛАГа?

О. Р. Думаю, после прочтения вы не будете столь суровы в оценке книги. Цель ее - создать мостик между противоположными силами, традициями и учреждениями в самой России, между Россией и всем миром. С одной стороны, мы - самостоятельная цивилизация, это становится все очевиднее. Поэтому энергично идут атаки на попытки возрождения этой идеи. С другой стороны, колесо - оно везде круглое. И по штату Айова катится, где растет кукуруза, и по Архангельской области, где кукуруза так и не прижилась. Пусть дорога ровная или земля в колдобинах, буераках, но колесо катится, ибо оно - круглое, не квадратное. Соединить наше внутреннее своеобразие с такими непреложными основами, как "круглое колесо" (читай: основы конституционализма) и есть задача моей книги. Все после трагедии 93-го года бросились писать мемуары, публицистику. Здесь же предложено научное междисциплинарное исследование норм восстановления и развития учреждений нашего государства и общества. Это пособие для студентов и для депутатов.

Что же до упреков в "непонимании устройства этих земель"... Мы все веками находимся в поиске понимания лучшей участи для страны. Я бы не стал утверждать, что кто-то приблизился к пониманию совсем близко. У каждого свое видение абсолютного идеала. Изымая прежнего мощного носителя идеала - коммунистическую идеологию - мы были убеждены, что сумеем дать представление об ином идеале - конституционном строе.

Мы не смогли преодолеть некий субъективный фактор. Ту нигилистическую сцепку, которая оказалась вновь сильнее страны, традиций и наших устремлений. Она активно пронизала все поры государственного механизма, в значительной мере контролирует сферу финансов, массовой информации, культуры, не сосуществуя, а диктуя свое понимание жизни. В годы миража народовластия, в начале 90-х годов, мы недоучли этот фактор. Анализ его только начинается. Вести его очень сложно, потому что "табу" расставлены по всему полю. Но без пони мания сути этого явления к упомянутым аксиомам демократии мы ни когда не вернемся. Сей фактор второй раз в этом столетии поставил на колени страну и большинство населения. Да я целое поколение политиков - и молодых, и тех, кто были наставниками, как Максимов, - оказались в смятении. Смотрите статьи Максимова, которые публикуются в "Правде". Хотя отдельные элементы прекраснодушия у него еще наблюдаются, например, когда он пытается урезонить Елену Боннэр.

А. П. Вы упомянули о Боннэр и о Максимове. Мы в своей газете позволили таким образом пошутить: "Елена Боннэр возвратила Ельцину его портрет и локон"...

О. Р. Оценив по достоинству эту точную шутку, вынужден, тем не менее, заметить, что некоторые реплики ряда рубрик в вашей газете нередко страдают ошибкой вкуса. Я вам говорил об этом и ранее, в Калининграде. Простите, что перебил.

А. П. ...Сейчас мы стали свидетелями прямо-таки феноменальных событий - отторжения радикал-демократов от Ельцина и его вступления в так называемый авторитарно-патриотический период. Представляю, как мучителен ельцинский авторитарный ход для демократической интеллигенции. Мы, оппозиционеры и империалисты, если можно так выразиться, переносим это движение с гораздо большей легкостью, чем эта прослойка, этот планктон демократический.

Когда либеральный вирус был запущен в политику Горбачева, первое, на что он начал влиять, распространяя свою эпидемию, это на многонациональный характер государства, Свобода нации на самоопределение - значит Народный фронт. Эти фронты инициировались тем же Яковлевым в Прибалтике, в Карабахе... Все, что связано было с саморазвитием национальной идеи, приветствовалось, патронировалось явно или косвенно. В результате была впервые открыто сформулирована концепция суверенитета России. Ведь драма распада Советского Союза - это же не суверенитет Прибалтики и не суверенитет, скажем, Армении! Вершина либерализма была как раз в формуле: "Свобода России". Тогда же вновь возник Ельцин, он был аккумулятором и выразителем либерально-национальной концепции. Именно вокруг нее сплотил он все слои либералов и демократов".

И вот Россия оказалась свободной, Союз распался. Но сама она стала расползаться на куски. И в недрах либеральной идеологии, которая продолжала разрушать геополитические, экономические, структурные опоры общества, в той же либеральной среде возник новый вектор, я его условно называю миграняновский, с идеей просвещенного авторитаризма. Вот под эту идею в ельцинское окружение вместо безумных Глеба Якунина, Старовойтовой и других экспансивных "моралистов" и витий незаметно вошла когорта интеллектуалов. Рядом с Ельциным появились западники Батурин, Сатаров, Паия, по-прежнему при нем существует Мигранян. То есть либерально-радикальное меньшинство изменило тактику, Оно поняло, что разрушается их плацдарм, что крах неминуем, и была придумана концепция изящного просвещенного авторитаризма. Под эту концепцию и был разогнан Верховный Совет. Небольшая танковая операция с истреблением одного дома и полутора тысяч москвичей должна была положить начало осуществлению этой новой концепции"

Но вот танки с краснопресненского моста двинулась на Грозный, прямым ходом, с теми же экипажами. И тут произошел разрыв либеральной интеллигенции с Ельциным. Как вы рассматриваете этот конфликт своих позавчерашних товарищей по реформированию и Ельцина? Ваши симпатии на чьей стороне?

О. Р. Абсолютно новое и, казалось, невероятное для режима направление можно было предвидеть. Убрав тормоза, революционеры обрекали на гибель государственную машину. Но (лучше поздно, чем никогда) кое у кого возникла тревога за судьбу России. Наше государство ныне дошло до пределов затянувшегося самопожертвования. В жертву принесено уже слишком много. И вот маятник медленно пошел назад, начиная заполнять вакуум, остававшийся после уничтожения носителей политики государственности и осознанного национального эгоизма.

Накануне событий 93-го года я ГОВОРИЛ демократам Конституционной комиссии: линия, которой вы потакаете, сомнет и вас. И точно: авторитарная Конституция, бонапартизм начинают бумерангом ударять по прежним попутчикам, И вот "падает снег" на группу "Мост". Якубовский этапирован в Санкт-Петербург, насмешливым стало отношение к Ковалеву, а Гайдара не соединяют с Ельциным по телефону и соединять уже не будут. Изменение отношения к демороссовскому окружению - лишь начало работы той гильотины, которую они сами для себя выстроили, судорожно заставив ее сначала поработать против других. Признаков покаяния т.н. либеральной интеллигенции не видно. Но пока его не будет - не успокоятся и непримиримые ультра. Это две стороны одного явления. А значит, в России будет тлеть холодная гражданская война.

Новый раскол в обществе случился по поводу чеченской операции. На чьей -стороне мои симпатии? Не может быть России без осознания непобедимости русского оружия и непоколебимой решимости защищать свои интересы - это аксиома. Я не могу поддержать Ющенкова, Ковалева и К в подстрекательских призывах против государственных институтов. Ибо сразу вспоминаю, что случилось, когда была истерика по поводу Тбилиси, Баку, Вильнюса или молчание после сумгаитской резни. Остановленные на полпути армейские силы превратились в "мальчиков для битья. Армию не просто оплевывали - ее заставляли оправдываться. Хуже ничего не было, чем вынужденная отставка генерала Родионова, когда Сахаров патетически говорил о "черемухе" и саперных лопатках. С точки зрения абстрактного гуманизма он, может быть, был прав, но его выступления подталкивали распад национального стержня.

Но хотелось бы обратить внимание не на военный аспект. Российская власть самоустранялась в предыдущие годы от разрешения конфликта руководство Верховного Совета, президент, правительство ответственны за это. Более того, имея вот уже год огромные полномочия арбитра в отношениях Федерации и данного региона, Ельцин не использовал их, хотя нынешняя Конституция позволяет президенту делать все. Но проблема даже не в этом. Чеченский кризис, выявил отсутствие идеи, скрепляющей нацию. Нынешняя армия - лишь зеркало состояния общества. Безверие, угрюмость, внутренний разлад, бессильный гнев против предательства - черты нашего общества сегодня.

Как выправлять положение? Ельцин почти полностью утратил свою прежнюю социальную опору. Чтобы не было нового дрейфа от нынешних намеков державной политики (пусть и осуществляемых топорно), необходим осторожный диалог с державниками в партии власти. Это проба для оппозиции - овладела ли она искусством политики? Сумеет ли перешагнуть через обиды и симпатии, обеспечить - путем негласного сговора - условия мирного, подчеркну, перехода власти к широкой коалиции патриотов? Или допустит, чтобы советники Ельцина (здесь и там) обеспечили воссоединение его с прежним окружением, новое зомбирование и новый кульбит в сторону разрушительной антироссийской политики?

А. П. Если я вас правильно понял - надо провести переговоры с Ельциным, пока он не оказался во власти своих советников, не совершил новый кульбит... Но с Ельциным невозможно вести переговоры, он не является номинальной фигурой. Если вы считаете, что Ельцин сейчас демонстрирует свойства "белого царя", то до этого он демонстрировал совершенно противоположное. Он все завоевания "белого царя" разбазарил, совершил колоссальное геополитическое преступление, разорвав огромную страну. Этого нельзя забыть и простить ему никогда. Если бы мы имели дело действительно с переменой курса, если бы за этой политикой стояли серьезные государственники, вдруг бы появился у нас, скажем, Столыпин... Если бы перед тем, как ушли танки в Грозный, мы услышали некий манифест о восстановлении великой России от Памира до Балтики, мы услышали бы концепцию, связанную с возвращением в державное лоно тех 30 миллионов русских, которые были Ельциным же отданы на растерзание демократическим режимам феодального типа... Если бы русская идея вернулась в политику, культуру, в средства массовой коммуникации... Тогда можно было бы осуществлять любые акции, в том числе и силовые. Тогда от были бы поняты, мы бы поверила в них и простили, А сейчас существует только хрупкая, эмпирическая система симптомов, которые можно расценивать не более как рефлексы обиженного, оскорбленного и мстительного существа, И на основании вот этих симптомов оппозиция, у которой сейчас нет реального политического влияния на судьбы страны, но есть одно: незапятнанность, жертвенность, абсолютное бескорыстие, она готова замарать свой мундир. Вот что опасно.

О. Р. Я поясню свою внешне парадоксальную мысль. Невозможно оправдать Ельцина образца 1991-1993 годов. Но уже в президентском послании Думе в январе 94-го было много удивительного; фактически все позиции политики расстрелянного им же Верховного Совета были взяты на вооружение. Мы с вами продолжали поглаживать свой незапятнанный мундир, а иные наладили диалог и участвуют в принятии решений, готовят почву для своего будущего правления. Да, неприятно, согласен. Но во имя того, чтобы линия государственников возобладала - я готов снять свой чистый мундир и порадеть, чтобы эта линия окрепла и "выпрямилась. И потом вновь по праву надену свой мундир, который заслужил не холуйством, а в открытом бою во благо России.

Прежде всего надо добиваться выхода та все выборы и побеждать на них в условиях вероломства и самовластия, Над" чтобы победила не только по голосам, но и по их подсчету, широкая патриотическая коалиция. Пота что нет никаких гарантий того, что неослабевающие кукловоды пойдут на выборы и, тем более - позволят отдать реальные властные полномочия. Силы на Западе и компрадорская элита здесь весьма озабочены переменами, а они шутить не любят - нынешнее наше унижение лежит в основе их первичных интересов.

Нужно поддержать державный тонус власти, обеспечивая это нестандартными методами. Слишком робка еще та часть национального капитала, которая имеет контрольные акции десятков предприятий в нашей стране и не может в чемоданчик все сложить и улететь в Лондон; она пока еще не в фаворе. Нынешние средства массовой информации в подавляющем большинстве не поддерживают державную политику. Начнут кликушествовать и накличут гражданскую войну - опыт 1993 года имеется. Вы об этом думали? Надо думать - как стать частью будущего, помощи ждать неоткуда. Дума пока что ничего не сделала для восстановления народовластия.

А. П. Олег Германович, получается, что я, централист, милитарист, автократ и угрюмый государственник, не тороплюсь вступить в немедленный контакт с властью, которая демонстрирует рефлексию державности. А вы, утонченный либерал, готовы войти во взаимодействие с ней, причем в этой партии власти" даже среди людей, которые не запятнаны кровью, не пытали и не расстреливали, ведь нет ни одного, кто бы разделял ваши воззрения. Для людей, которые управляют электростанциями, железными дорогами, карьерами, силовыми структурами, институтами, вы чужой, как и во все времена. Ведь ваши конституционные работы - это замечательный плод ума. Но я просто убежден, что в условиях нарастающего хаоса, распадающихся пространств и экономики, здесь будет очень жесткая, вовсе не гуманистическая, не либеральная форма воздействия на этот хаос. Боюсь, что вы окажетесь в самой глубокой оппозиции по отношению к грядущему режиму, он вас уничтожит просто...

О. Р. Александр Андреевич, хватит с России революций. Или вы готовы присоединиться к прозвучавшим после убийства В. Листьева призывам Г. Явлинского к гражданскому неповиновению власти? Неужто мало? Впору смирить гордыню и смирить революционные порывы. Ведь уже поиграли в 93-м.

Задача восстановления государства обязательно востребует политиков-специалистов. Слишком много места занимают сегодня завсегдатаи "партийных" клубов и аппаратные стратеги. Каждый думает, что понимает в конституционном строительстве. Это опасное самомнение. Для этого необходимо обладать огромным объемом знаний, пополнять их, уметь сопоставлять отечественный и зарубежный опыт, не только понимать, как действует государственный механизм, но и иметь опыт работы в нем и делать выводы из этого опыта. Но вот в одном из ваших последних диалогов (кстати, представляющих, по-моему, наиболее интересную часть газеты) максимально приподнимаемый вами Ю.В.Скоков высказывает совершенно страшный тезис о том, что Федеративный Договор 1992 года должен был иметь учредительную силу для РФ как "нового государства". Я с ним и тогда спорил о пагубности конфедералистского подхода, отражающего лишь интересы регионального сепаратизма. Прошло три года - и вновь то же, что никак не вяжется со словами о сильном и могучем государстве. Для политика, претендующего на роль главы государства, такой концептуальный изъян слишком серьезен. Пожелает ли он изменить взгляды - никто не знает. И подобных примеров в лагере оппозиции много... Каждый мыслит и действует сам по себе, и никто не скрепит коалицию.

России нужна объединенная патриотическая и демократическая сила. Надежда оппонентов, что вот-де новые, неизвестные либералы и западники придут и сменят уже неудобных и надоевших Гайдара, Ковалева и др., абсолютно несбыточна. Демократическая струя воплощена сегодня в государственниках, знающих - как соединить идеи народовластия, конституционного строя и восстановления жесткими мерами правления большинства. С другой стороны, без таких, как Говорухин, Зорькин, Глазьев или ваш покорный слуга, вы, "духовная оппозиция", так навеки и останетесь в оппозиции к любой власти и принятию решений.

Для участия в восстановлении равновесия я и возвратился в политику. Убежден, что самые разные люди, которые желают привести Россию на перекресток порядка и прогресса, обязательно соединят усилия. Такое соединение, видимо, и даст главную составляющую воссоединения и возрождения нации.

А. П. Думаю, что и в XXI веке высшей ценностью, связанной с идеей выживания для России, будет идея государственности. Мы проиграли огромный исторический период, и государство, восстанавливаясь, будет вправе прибегать к радикальным действиям. Оно должно будет приводить в порядок эти пространства, разрушенные и рассеченные, взбудораженные этносы, умершую экономику. Оно должно будет совершить это в кратчайшие сроки самыми, повторяю, радикальными средствами. И лишь потом, когда появится некий резерв, когда удастся накормить умирающих северян, предотвратить катастрофы на АЭС, помирить рассеченные на части пространства Абхазии и Грузии, Чечни и Кабардии, тогда у государства, может быть, появится возможность осмыслить вашу проблематику. Мне очень хотелось бы, чтобы в следующий политический период, когда у государства будет большое искушение взять в руки секиру и посечь множество безумных и виноватых голов, оно трижды перекрестилось бы. Мне очень хотелось бы, чтобы все ферменты развития, будь то водородная энергетика или конституционное строительство, были бережно сохранены в неизбежный ледниковый период. И я думаю, что, может, тогда государству я тоже не понадоблюсь, как не понадобился нынешнему режиму.

Но что бы там ни было, я очень дорожу нашей встречей. Я вижу вас, чувствую, ощущаю как личность и хочу, чтобы вы, ваши ценности сохранились для другого, послезавтрашнего периода.

01.12.1995

http://www.rumiantsev.ru/interview/6/

Док. 328380
Перв. публик.: 01.12.95
Последн. ред.: 28.06.07
Число обращений: 720

  • Румянцев Олег Германович
  • Проханов Александр Андреевич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``