Александр Николаевич, в связи с происходящим вокруг ЮКОСа РСПП, "Опора России" и "Деловая Россия" обратились к Президенту с письмом, в котором содержалось предложение о заключении нового общественного договора, по которому власть оставляет неизменными итоги приватизации, а бизнес платит налоги в полном объеме, не дает взяток чиновникам и финансирует социальные программы. Насколько конструктивно вести диалог в этом направлении? Ведь в правовом государстве такой общественный договор - нонсенс?
Конечно, речь может идти о своего рода джентльменском соглашении, а не о юридически строгом документе, подпись под которым является неким обязательством, имеющим силу закона. На самом деле, в правовом государстве функцию такого договора выполняют законы. И тот факт, что общественная организация ставит вопрос о документе, который мог бы заменить эти законы означает, что либо законодательство недостаточно эффективно в этой области, либо правоприменительная практика позволяет так толковать законы, что требуется дополнительно некий элемент механизма правоприменения, который, по крайней мере, в рамках общественного мнения должен сформировать некоторые устойчивые стереотипы поведения участников процесса, будь то исполнительная власть, законодательная или бизнес-сообщество. Тут самый главный вопрос заключается в том, что большинство проблем концентрируется в судебной власти, которая у нас, как известно, независима и по Конституции, и по позиционированию. И давление, которое, как считается, может оказывать власть на суды, в принципе, не может оказываться с позиций таких конструкций, как общественный договор, как обязательства, взятые на себя теми или иными участниками процесса. Поэтому речь могла бы идти только о джентльменском соглашении, о выработке таких законодательных решений, которые бы не позволяли подрывать доверие к власти или уверенность бизнеса в предсказуемости действий властей. Поэтому тут нужно четко сформулировать, что именно в законодательстве мешает бизнесу доверять власти, а власти - доверять бизнесу.
Безусловно, обязательство платить налоги является очевидным, и обменивать выплату налогов на некие иные обязательства властей, не закрепленные законом, было бы неправильно. Поэтому надо смотреть, что в законодательстве мешает бизнесу сформировать уверенность в завтрашнем дне.
Что касается пересмотра итогов приватизации, то если речь не о преступных действиях, связанных с приватизацией, а о самом процессе массовой приватизации, имевшем место в 1990-е годы, безусловно, пересматривать их было бы неправильно. В частности, как ни относиться к залоговым аукционам как таковым, но это были действия властей и бизнеса, которые проводились по действовавшему законодательству, и нарушения закона не было. И рассуждения о том, что государство продешевило, отдав большие, лакомые куски собственности, которые сейчас выросли в цене в десятки и сотни раз, и на этом основании национализировать эту собственность и по новой приватизировать, чтобы больше получить, это была бы большая ошибка. Собственно, власть и силовые структуры, конечно, не ставят вопрос таким образом. Речь как раз идет о мошенничестве, махинациях и прочих нарушениях законодательства. Но самое главное, что бы через призму борьбы с нарушениями законодательства, имевшими место на момент совершения приватизации, не пошел массовый процесс деприватизации, который будет иметь те же масштабы, что и массовая национализация с целью пересмотра итогов приватизации. Вот где грань, учитывая, что за каждым процессом приватизации какой-то скелет в шкафу стоит, что выражается даже в том, что до сих пор идут судебные разбирательства по тем или иным сделкам, всегда есть и недовольные, и акционеры могут быть те или иные ущемлены. Есть элемент невыполнения условий инвестиционных конкурсов и т.д., и т.д. Здесь мне кажется очень важным не вмешиваться силовым структурам в судебные споры. Правительство, например, как сторона приватизационных сделок в случае, если те или иные обязательства по конкурсу не были выполнены, элементы мошенничества и пр. были выявлены, в принципе, должно, поскольку оно отвечает за эффективную передачу собственности в руки частных лиц, за программу приватизации и законодательство, во всех таких случаях использовать судебные процедуры, подавать иски в суд, требовать возмещения ущерба и т.д. А вмешательство прокуратуры здесь возможно только в контексте соблюдения законности. В частности, если бы прокуратура в случае с известной сделкой по "Апатиту" опротестовала решение суда, утвердившего мировое соглашение, и действуя от имени государства, потребовала бы пересмотреть дело в судебном порядке, имея свои представления о размерах ущерба и т.д., это было бы еще одно дело, но одно в ряду судебных разбирательств, которые имеют своей целью, действительно, восстановление интересов государства, если они были нарушены одним из судебных решений. Эта технология именно в судебных процедурах по экономическим спорам, притом, что здесь законодательство должно совершенствоваться, те же судебные процедуры не должны использоваться как способ перераспределения собственности, захват предприятий и т.д., притом, что должна быть обеспечена независимость судов, как от власти, так и от коррумпирующего воздействия бизнеса и т.д. Такой подход основан скорее на судебном, чем на уголовно-репрессивном подходе к экономическому нашему прошлому, экономическим преступлениям, и он очень важен. В свое время, Дума, утверждая законодательство о противодействии легализации доходов, полученных преступным путем, включило в понятие отмывания преступных доходов деятельность, связанную с уклонением от уплаты налогов, нарушением валютного и таможенного законодательства, считая, что такого рода нарушения законодательства в некотором смысле обусловлены неразумными законами в этой области. И в принципе, Президент и СФ согласились с этим, пропустив этот закон. Так что можно было считать, что в этой области консенсус есть. В равной степени и по самим принципам приватизации, осуществленным в 1990-е годы, видимо, должен быть консенсус как минимум среди элиты, различных ветвей власти о том, что речь не должна идти о перераспределении собственности, во-первых, и об использовании судебно-правовых и прочих механизмов для установления контроля над теми или иными объектами, или использования их в качестве аргумента в диалоге бизнеса и власти. Это очень важно.
В нынешних условиях трудно ставить вопрос о сокращении срока давности по сделкам приватизации, это означало бы признание того, что они были осуществлены с нарушением закона. Но, учитывая, что основные приватизационные сделки закончились в 1997 году, я имею в виду сделки типа залоговых аукционов, очень важно в течение ближайших 3-4 лет на уровне некоторых моральных джентльменских договоренностей ветвей власти заниматься лишь цивилизованным, я бы сказал, по западному типу, организационным судебным выяснением споров без предварительных посадок на период следствия до суда.
Во-вторых, надо исходить из презумпции целесообразности состоявшейся приватизации, несмотря на то, что она имеет и ярко выраженные негативные социальные последствия, такие как, рост социальной дифференциации общества, которая порождает элемент внутреннего социального протеста у широких слоев. Но апеллировать к этим чувствам людей, которые обижены на социальную несправедливость, и на этом основании образ врага сформировать в лице крупного бизнеса и любого бизнеса, который получил доступ к этой собственности за последние годы, было бы неправильно.
А власть как-нибудь отреагировала, хотя бы косвенно, на опасения бизнесменов?
Пока не видно, чтобы власть отреагировала, никаких заявлений официальных на этот счет не было. Пока власть лишь мягкие комментарии дает по поводу происходящего, в том числе давая понять, что она не будет напрямую вмешиваться. Но в то же время есть намеки Президента и премьера на то, что они против того, чтобы по экономическим преступлениям подозреваемых изолировать в форме заключения под стражу до суда. Это их мнение почему-то не учитывая, более того, соответствующие действия происходят с некоторым отклонением от стандартов: заседания проходят в закрытом режиме. То ли не хотят следственные органы и прокуратура того, чтобы их аргументы становились достоянием общественности, и журналистской, и адвокатской, чтобы не обсуждали их действия до суда. Но суд у нас, как известно по Конституции, это состязательный процесс. И эта состязательность должна с самых первых шагов быть обеспечена: и максимальная открытость, и доступ адвокатов, и соблюдение процессуальных норм, безусловно, все это должно иметь место. В противном случае, это свидетельствует о слабости одной из сторон, которая пытается использовать процессуальные технологии для того, чтобы заручиться дополнительными аргументами в споре.
24 июля 2003
http://www.shohin.ru/index.htm
Док. 327241
Перв. публик.: 24.07.03
Последн. ред.: 27.06.07
Число обращений: 369
Шохин Александр Николаевич
|
