Материал подготовил Владимир Познанский,
Михаил Емельянов о работе депутата Госдумы
"Патологический" отличник
В детстве мне очень нравились поездки к бабушке в казачий центр - станицу Старочеркасскую. Став постарше, убедился, что особый быт казаков, их нравы и обычаи, сейчас больше разговоры, чем реальность. Известно, что значительная часть казачьего населения была уничтожена в двадцатые годы. Связь времен, преемственность поколений распались (все, что я запомнил - казачью форму из сундука деда-инвалида). С хуторов уцелевших казаков согнали в колхозы и совхозы, они стали обычными российскими сельскохозяйственными рабочими с обычным для советского крестьянства бытом.
В школе я был отличником, примерным учеником, с буйными компаниями сверстников не общался. Так что, к счастью, а может быть - к сожалению, яркими впечатлениями мое детство отмечено не было.
Уже в четырнадцать-пятнадцать лет я знал, чем буду заниматься в жизни. Меня интересовали политика, конституционное право, деятельность парламентов (главным образом, зарубежных). Влечением ко всему этому я обязан прекрасному преподавателю истории Нине Александровне, умевшей вызывать у учащихся живой интерес к своему предмету. Выбором будущей профессии я обязан исключительно ей, в нашей семье юристов и вообще гуманитариев не было, мои родители - технари. Они - люди небогатые - всячески отговаривали меня от поступления на юридический факультет, который считался элитным, ходили слухи о фантастических взятках, которые совали преподавателям, иначе, мол, нечего и надеяться на благоприятный исход вступительных экзаменов. Мое положение усугублялось, по мнению родителей, еще и тем, что учился я в совсем непрестижной школе на окраине города. Короче говоря, все вроде бы свидетельствовало о том, что я зря потеряю время. Однако доводы родителей меня не остановили. Я поступил на юридический факультет Ростовского Государственного Университета, сдав все экзамены на отлично. Таким образом, либо разговоры о взятках были неправдой, либо я попал в число счастливчиков, которым удалось прорваться "на халяву". За все время учебы в Университете я получил единственную четверку. Все остальные оценки (в том числе в школе и в дальнейшем в аспирантуре) были только пятерки. Я считался "патологическим отличником".
На нас, студентах, конечно же, отражались застойные восьмидесятые годы. Я никогда не был диссидентом, но критическое отношение к власти, как и другие студенты, разделял. Неверие в "светлое будущее" было повальным, мы смеялить над потугами советской пропаганды убедить население в том, что "товарищи" идут верной дорогой. Эти заклинания не действовали, кажется, и на самих коммунистов: между враньем идеологов и реальной жизнью лежала пропасть. Средства массовой информации вовсю эксплуатировали тезис о социальном равенстве. Оценить "социальное равенство" можно было прямо на нашем факультете, где учились сынки влиятельных партийцев. Их вольготная жизнь с роскошными дачами и ухоженными автомобилями не шла ни в какое сравнение с положением простых смертных, перебивавшихся на нищенскую стипендию.
Отдушиной в море неправды были рок-группы, такие, как "Машина времени" и "Воскресение". Их концерты, сомнительные с точки зрения власти, многие из нас воспринимали как глоток свежего воздуха.
Порядка не было нигде
Непременная часть студенческой жизни - стройотряды. Особенно запомнилась мне поездка в 1980 году в Кировскую область. В местечке Верхошижимье мы строили комплекс для крупного рогатого скота. Там мы наглядно познали экономику социализма в действии. Стройматериалы расходовались очень неэкономно, в землю закапывались огромные средства. Все это сопровождалось приписками, взятками, воровством и повальным пьянством. Считаю знакомство с подобной "экономикой" хорошей школой жизни. После всего увиденного изучать политэкономию социализма было просто противно.
В довершение ко всему, в Верхошижимье нас бросили на произвол судьбы. До самого отъезда нам не платили заработанные деньги, питание было организовано ужасно, мы все время ходили голодные.
Однажды мы с другом решили заняться "третьей охотой". Набрали белых грибов, но не знали, что с ними делать. Друг - деловой парень - говорит: "Сейчас я их быстренько засолю, я умею". "Специалист" по грибам щедрой рукой сыпанул в банку соль. Есть готовый продукт было невозможно, но нужно - голод подстегивал. И, ожесточенно перемалывая зубами соль, мы в конце концов мужественно справились со всей банкой. С тех пор я не ем соленые грибы вообще. Друзья по несчастью (точнее - друзья по голоду) поступали иначе - стреляли голубей и воробьев.
Студентов юридического факультета временами брали на практику в уголовный розыск. Я попал в группу, занимающуюся квартирными кражами. И увидел работу милиции изнутри. Многие милиционеры напоминали "ментов" из современного сериала. Не плохие и не шибко хорошие, нормальные реальные люди. Я опять столкнулся с приписками, теперь уже в милиции. Обычным явлением было укрывательство преступлений. Моей главной задачей было ходить по соседям пострадавших от квартирных краж и брать у них заявления о том, что они ничего не видели. Когда по каждому случаю набиралось шесть таких заявлений, дела закрывались за отсутствием улик. Самый плохой вариант - если кто-либо давал показания. Таких в милиции не любили: делом приходилось заниматься всерьез.
Оценивая все увиденное в милицейских органах, я на практике постиг, что такое борьба за социалистическую законность.
И все же будем справедливы до конца. Вал преступности с каждым годом увеличивался, а группы по борьбе с отдельными видами нарушений правопорядка были маленькие. К тому же руководство постоянно требовало снижения показателей преступности, а откуда взять это снижение? Вот и старались не регистрировать многие преступления.
Мне все же удалось поучаствовать в задержании преступника по горячим следам. В милицию вовремя позвонили свидетели квартирной кражи, вовремя удалось выехать, и преступника взяли с поличным. Им оказался не матерый профессионал, а наркоман. Хотя статистика в те годы молчала, наркомания в стране была повальная. Мы часто участвовали в рейдах по наркопритонам. Когда я первый раз увидел настоящего наркомана, было жутко: с него сорвали рубашку, под которой обнаружились настолько исколотые шприцом руки, что на них не было живого места. Обычно в притонах находили и "дурь" - коноплю и другие наркотики.
Я иду в политику
После окончания Университета меня распределили в прокуратуру. Я хотел заниматься наукой, но опять поверил слухам, что в дневную аспирантуру берут только "блатных" и суетиться не стал. Но спасибо преподавателю с совсем не профессорской фамилией Ржевский, который сам предложил: "Поступай в дневную. Кого же еще туда брать, если не отличников?" Как позже выяснилось, рекомендовал меня Ржевскому мой научный руководитель, тоже ученик Ржевского, Николай Семенович Бондарь, ныне - член Конституционного суда. Благодаря обоим профессорам я стал теоретиком юриспруденции. Хотя после учебы пришлось какое-то время заниматься и практической деятельностью в области гражданского права, потому что мое окончание аспирантуры совпало с бурным развитием предпринимательства, и можно было зарабатывать на жизнь консультациями, в основном, по налогам и уставам предприятий.
Моя размеренная и спокойная жизнь российского интеллигента кончилась тогда, когда я пошел в политику. И принес некоторые идеи, касающимися местного самоуправления. Я помог одному из депутатов от Ростова в Верховном Совете СССР разобраться в ряде вопросов, и меня пригласили консультантом в городской совет. Произошли мои первые контакты с неформальным движением. Я и его консультировал. И продолжал консультировать, когда движение стало Социал-Демократической партией. Люди были тогда плохо юридически подготовлены к партийной деятельности, что нередко вызывало у меня досаду. И в один прекрасный момент социал-демократы сказали мне: "Будь нашим руководителем и делай то, что считаешь правильным". С этого момента фактически и началась моя политическая карьера.
В 1994 году меня избирают депутатом Государственного собрания Ростовской области. Моим оппонентом на выборах был самый богатый человек в округе, из тех, кого ныне называют олигархами. А я, безденежный владелец "горбатого "Запорожца" с ушами", вел на этом драндулете свою избирательную кампанию. И очень удивился, когда победил. С перевесом в... тринадцать голосов. Правда, пришлось вовремя разоблачить применявшиеся против меня грязные технологии. Голосуя за меня, люди отдавали предпочтение профессионалу, по крайней мере, знакомому с законодательным процессом. Примерно в это же время произошло объединение социал-демократов и блока республиканцев. Это слияние (включившее и некоторые другие организации) и произвело на свет "Яблоко". Произошло это в 1995 году. Замечу попутно, что известный аргумент наших критиков: "У "Яблока" все хорошо только на бумаге" несостоятелен именно потому, что нам ни разу не удалось на практике доказывать правильность своей программы. А говорить: "Что было бы, если бы..." бессмысленно, история, как известно, не знает сослагательного наклонения...
В Думе
Когда меня избрали в 1995 году депутатом Государственной Думы, я сразу ощутил разницу между местным законодательным органом власти и общероссийским. Здесь совершенно иной уровень задач, иная технология работы, иные взаимоотношения между людьми. Но я довольно быстро адаптировался, уже через три месяца чувствовал себя уверенно. Во многом это объясняется моей хорошей теоретической подготовкой. Многим моим коллегам потребовалось гораздо больше времени, чтобы освоиться.
Вспоминаю, как Путин, будучи Председателем Правительства, первый раз пришел в нашу депутатскую фракцию. Это было время, когда главы правительства менялись как перчатки. После встречи один из моих коллег, ёрничая, спросил: "Интересно, этот премьер-министр занял свое кресло на два месяца или целых три?" Мне Владимир Владимирович показался серьезным и гибким политиком, и я ответил: "Он станет президентом". Мы поспорили на бутылку коньяка. Спасибо Путину, коньяк я выиграл...
Самым сложным в своей нынешней работе считаю сочетание работы в Думе и избирательном округе. Приходится постоянно летать в Ростов (где, кстати, осталась моя семья) и обратно. Пока находишься в Москве, накапливается много дел в Ростове, пока находишься в Ростове, накапливаются дела в Москве. Так что ритм жизни у меня, как и у многих других депутатов, очень напряженный. Я быстро понял, что одномандатнику гораздо труднее, чем тому, кто избран по партийному списку. Так называемую "региональную неделю" "списочники" используют для спокойной работы над очередным законопроектом.
Ежемесячные приемы населения очень сложная вещь. Люди ждут от своего избранника конкретного решения своих проблем, а у него нет прямых властных полномочий, чтобы дать кому-то указания. Его главное оружие - авторитет депутата. Он просит, убеждает, но это, к сожалению, не всегда получается...
Мне радостно, когда в Думе удается провести поправки к бюджету, улучшающие положение моего региона. Уже несколько лет я, например, "выбиваю" средства из бюджета на строительство в Ростове новой музыкальной школы имени Глинки. Старая находилась в церкви, откуда ее вытеснили казаки. Которые тоже по-своему правы: здание должно отвечать своему функциональному назначению.
Мои личные взаимоотношения с другими депутатами не зависят от их принадлежности к тому или иному политическому спектру. У меня много друзей и среди коммунистов, и среди членов "Единства". В то же время у меня есть недруги, есть такие, кому я вообще не подаю руки. Все зависит от личных качеств человека. Иными словами, в политике можно быть оппонентами и сохранять нормальные человеческие отношения. Увы, не все это понимают...
Главное мое увлечение - футбол. И мне очень жаль, что наши команды на международной арене далеко не блещут.
А главная моя задача - воспитание восьмилетнего сына. Хотя и тут есть проблемы, связанные с моим долгим отсутствием, отрывом от семьи. Мальчику нужно давать мужское воспитание, поэтому, когда бываю дома, все свободное время отдаю ему. Разумеется, включая отпуск. Дочери уже восемнадцать, она - вполне самостоятельный человек.
