В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Евгений Гавриленков: Раз государство не эффективно с точки зрения бизнеса, то пусть оно снижает налоги / If the government is inefficient from the point of business then it should reduce taxes Назад
Евгений Гавриленков: Раз государство не эффективно с точки зрения бизнеса, то пусть оно снижает налоги / If the government is inefficient from the point of business then it should reduce taxes
Евгений Евгеньевич, промышленность в России развивается неравномерно. Если какое-то предприятие добивается успеха - значит, либо это экспортно-ориентированный производитель, либо это исключение из правил. Большая часть промышленности находится в серой зоне экономики, финансовая прозрачность - почти самоубийство для предприятий. Кроме того, у нас очень многое зависит от курса рубля к доллару. При реальном укреплении рубля у предприятий снижается конкурентный потенциал, что приводит к снижению промышленного роста. Почему сложилась такая ситуация? Какую позицию должно занимать государство для развития отечественного товаропроизводителя - брать курс на девальвацию?

Я думаю, что брать курс на девальвацию совершенно необязательно. Кроме того, динамика курса в гораздо большей степени зависит от внешних условий (в частности, от цены на нефть), чем от усилий денежных властей. Если мы посмотрим на динамику курса рубля, то, наверное, сейчас уже надо смотреть не только на соотношение "рубль-доллар", но и на соотношение "евро-рубль", или на эффективный валютный курс. В результате мы увидим, что за последние 12 месяцев или даже более, повышения эффективного курса рубля не происходило: как раз за 2002 год вследствие укрепления евро рубль по отношению к этой валюте упал, в тоже время несколько укрепившись по отношению к доллару. Весь прошлый год такая защита от внешней конкуренции в виде валютного курса оставалась относительно стабильной.
Если же посмотреть на данные по динамике промышленности, то можно увидеть, что рост производства, особенно в таких ориентированных на внутренний рынок отраслях, как пищевая промышленность, машиностроение, в начале 2002 года был более высоким. В начале прошлого года в пищевой промышленности рост был порядка 8%, а ноябрьский и декабрьский объемы производства были выше уровня соответствующих месяцев 2001 лишь на 2%. Явный застой в производстве товаров, ориентированных на внутреннее потребление, на фоне стабильного курса рубля, означает то, что период дешевого роста - дешевого в том смысле, что можно было наращивать объемы производства без особых инвестиций в основной капитал, увеличивая загрузку имевшихся мощностей - подошел к концу. И в этом смысле девальвация не гарантирует роста, поскольку свободных мощностей в отраслях, готовых предложить конкурентоспособную продукцию уже не осталось. Требуются новые производства, а без инвестиций их строительство не пойдет. Кроме того, при быстром росте доходов населения, структура потребительских расходов начала смещаться в сторону более дорогих товаров с качественно иными потребительскими характеристиками, стимулируя, тем самым импорт. При росте реальных доходов на 9 % трудно рассчитывать на то, что население будет потреблять на 9 % больше хлеба, растительного масла, продуктов питания в целом. Платежеспособный спрос смещается в другие отрасли, которые, оказались к этому не готовы - ярким примером является автомобилестроение.
Другой фактор, который способствовал замедлению темпов роста промышленного производства - некоторое снижение инвестиционной активности, что привело к снижению производства инвестиционных товаров. Ну, а рост объемов добычи и экспорта нефти, экспорта металлов свидетельствуют о том, что внешняя конъюнктура была благоприятна. Нефтяные и газовые компании продолжали инвестировать в свое производство.
Что должно делать государство? Каким-либо одним мероприятием ограничиться невозможно. В целом, речь идет о банальных вещах: о том, чтобы продолжать создавать благоприятные условия для инвестиций. Причем не столько продолжать, сколько резко усилить свои намерения, быть более агрессивным в проведении объявленных структурных и институциональных реформ для того, чтобы страна стала, наконец, понятной для инвесторов, чтобы сюда можно было вкладывать капитал. Все что говорят про дебюрократизацию, про административную реформу - все это нужно делать. Понятно, что в наших конкретных условиях рассчитывать на какие-то быстрые успехи в части институциональных реформ, направленных на повышение качества услуг, которые государство оказывает обществу - наверное, не приходится. Поэтому, если государство не способно оказывать качественные услуги, то, для того, чтобы успешно конкурировать за капитал (как отечественный, так и зарубежный), есть другой вариант. Надо снижать налоги, поскольку, если бизнес не получает от государства качественных услуг: защиты от криминала, от коррупции, то бизнесу приходится нести дополнительные издержки. Так, что другого не дано: либо более радикальная мера - снижение налогового бремени, либо повышение качества государства.

Какова, на Ваш взгляд, роль тарифов для российской промышленности? По этому поводу есть два мнения. Первое заключается в том, что низкие тарифы - это хорошо, поскольку сокращаются издержки, второе, напротив - что высокие тарифы хороши, поскольку это приближает нас к западному уровню и обеспечивает стабильное функционирование естественных монополий, жизненно важных для страны. Кто прав?

Я думаю, что здесь истина лежит посередине. Конечно, говорить о том, что в России должны быть такие же энерготарифы, как в Европе, причем в кратчайшие сроки, не совсем оправданно, потому что цены на энергоносители, являются отражением технологий, которые у нас есть. Если теоретически тарифы можно поднять, то технологии в течение короткого времени не переделаешь (конечно, если будет меньше разгильдяйства, то часть издержек можно снизить). Кроме того, климатические условия, о которых постоянно говорят, специфика размещения производств, наличие многих крупных городов, на территориях, называемых "северными" - все это, конечно, тоже оказывает влияние на уровень тарифов и возможности их изменения. Да, сейчас тарифы у нас гораздо ниже, чем в Европе, и вряд ли они когда-либо будут такими же. Поэтому, как я и говорю, истина лежит посередине.
Что же касается непосредственного влияния на промышленность - то, в общем-то, высокие тарифы в целом оказывают наиболее сильное влияние лишь на отдельные отрасли. На те, где высока доля потребления энергии: нефтехимия, металлургия. То есть, именно на те отрасли, которые сейчас ориентированы на экспорт, и которые получают большие прибыли. Для них это чувствительно. А на большинство других отраслей, ориентированных на внутренний потребительский рынок, влияние гораздо менее значимо, поскольку издержки, связанные с потреблением электроэнергии у них в целом существенно меньше.
Один из наиболее значимых факторов для других отраслей перерабатывающей промышленности - это транспорт. Логика такова - сначала растут тарифы на газ, потом на электроэнергию, на остальной же экономике рост тарифов сказывается, в первую очередь, через транспорт. Если цены на транспортные услуги растут теми же темпами, как на электроэнергию, тогда это действительно серьезно повышает издержки. Но не факт, что тарифы на транспортные и грузовые перевозки должны расти точно так же, как на электроэнергию. На мой взгляд, на транспорте существует достаточно много возможностей для того, чтобы снизить издержки. Вообще, при реформировании энергетического сектора, нужно обязательно учитывать и необходимость реформирования транспортного сектора, это должно делаться более-менее одновременно. Тарифы на грузовые перевозки у нас, как правило, высоки. Но одновременно, вследствие перекрестного субсидирования, тарифы на пассажирские перевозки получаются низкими. Если мы не сможем избавиться от этого перекрестного субсидирования, если не будет политической воли, и тарифы на пассажирские перевозки будут оставаться низкими, а расти будут тарифы на грузовые перевозки то, конечно, влияние роста цен на энергию на экономику в целом будет негативным.

У нас часто говорят о неразвитости финансовых рынков - мол, это главное, чего не хватает нашей промышленности. Так ли это на Ваш взгляд и какова роль финансовых рынков для товаропроизводителей?

Я бы чуть-чуть уточнил вопрос, потому что финансовый рынок - это часть финансовой системы. Я бы, наверное, скорее стал говорить о значимости и необходимости более развитой системы в целом, и о необходимости ее реформирования. В финансовую же систему, входит, в том числе, и банковская система. Мне кажется, что фондовый рынок, конечно же, имеет значение, но тут уже следующая ступень развития. Вряд ли можно иметь развитый фондовый рынок без развитого банковского сектора. Поэтому, наверное, на ближайшее будущее основные усилия будут прилагаться к реструктуризации банковского сектора, и проблем здесь достаточно много.
По сути, инвестиционная активность финансируется у нас за счет внутренних источников корпораций, из прибыли. Известно, что доля кредитов в структуре инвестиций в основной капитал крайне мала, отечественный банковский сектор мало участвует в кредитовании инвестиционной активности реального сектора. И в этих условиях мы видели, что в прошлом году крупные отечественные компании резко увеличили внешние заимствования. Проблема же невысокой активности отечественных банков в инвестиционном процессе имеет более фундаментальный характер, нежели просто невыгодность для банков участия в этом процессе. Я не думаю, что ее решение возможно в очень короткое время по ряду причин, как субъективных, так и объективных.
Среди объективных факторов я бы назвал то, что уровень капитализации нашей банковской системы низок, как, впрочем, и уровень монетизации экономики в целом: соотношение между денежной массой и ВВП у нас составляет порядка 20%. В то время как в развитых странах эта цифра близка к 100%, даже в восточноевропейских странах она составляет 60-70-80%. В экономиках же с низким уровнем монетизации, по определению, все кредиты могут быть только короткими. Длинных не бывает. Это один из существенных ограничителей для развития. Все это свидетельствует о том, что в экономике, где деньги не накапливаются, нет и доверия. Надо, конечно отметить, что процесс повышения монетизации российской экономики идет, но это объективно очень медленный процесс. Капитал у нас не накапливался в течение всего предыдущего десятилетия, накопление возобновилось лишь в последние годы. Для того чтобы деньги накапливались, нужно все то, о чем мы уже говорили. Нужно, чтобы улучшался инвестиционный климат, чтобы повышалось доверие инвесторов, чтобы добровольно возвращалась экспортная выручка, чтобы деньги приходили сюда и оседали в отечественных банках. Если инвестиционный климат благоприятен, если экономика растет, развиваются новые отрасли, то высок и спрос на кредитные ресурсы, а значит и процентные ставки. Это означает, что тем, у кого есть свободные средства, экспортерам, например, выгодно возвращать экспортную выручку.
Среди субъективных факторов, о которых стоит говорить - структура нашей банковской системы и тот факт, что в ней доминируют государственные банки. Первые две строчки среди крупнейших банков занимают Сбербанк и Внешторгбанк. В десятку крупнейших банков входит и муниципальный Банк Москвы. Если вспомнить 1917 год и то, что одним из первых декретов советской власти была проведена национализация банков, можно убедиться, что до настоящего времени мало что изменилось - до сих пор, государственная, по сути, монополия в этой сфере сохраняется. Сбербанк, контролирующий 70% вкладов розничного рынка, является существенным ограничителем развития банковской системы, учитывая все те привилегии, которые у него имеются. Рациональных и политически приемлемых идей как и когда реформировать нашу государственную банковскую систему пока нет. Сбербанк является крупнейшим кредитором государства, и государство, похоже, не хочет нарушать этот альянс. Учитывая объемы активов, которыми распоряжаются наши банки (тот же Сбербанк имеет активы порядка $30 млрд., а активы крупнейшего частного банка - Альфа-банка - составляют порядка $3 млрд.), получается, что даже крупнейший частный банк по определению не может выдавать сколько-либо значительные кредиты. Потому что, если речь идет о каких-то инвестиционных проектах ЮКОСа, Газпрома или других более или менее крупных компаний, то даже кредит в полмиллиарда долларов оказывается неподъемным для крупнейшего российского частного банка. Лишь Сбербанку это по силам. Поэтому отечественные компании, которые пытаются реализовывать те или иные крупные инвестиционные проекты, обращаются к зарубежным кредиторам.

Многие достаточно агрессивно реагируют на сам термин "промышленная политика". Почему, собственно?

На самом деле, это понятие достаточно дискредитировано - причем не только в нашей стране, но и в других странах. Промышленная политика не всегда оказывалась успешной. В наших условиях под промышленной политикой подразумевается та или иная поддержка каких-либо отраслей, в первую очередь за счет льгот либо финансовых вливаний. Но, как правило, все эти попытки оказывались неэффективными. Я думаю, что промышленная политика заключается не только в финансовых, но и в организационных решениях. И тут какую-то роль государство сыграть может, особенно когда это касается тех активов, которые пока еще находятся под его контролем.
В данном случае можно сослаться на пример авиационной промышленности: эта отрасль в нашей стране функционирует совершенно не так, как в остальном мире. То же самое касается автомобильной промышленности. В нашей стране все это построено с точностью "до наоборот" по отношению к тому, как это функционирует в других странах. Если говорить про автомобилестроение, то у нас есть, по сути, один завод, который производит всего один автомобиль - "жигули", автомобиль одного класса, пусть и в различных модификациях. Но все равно, этот автомобиль, какие бы номера у него не были - это продукция ВАЗ. В то время как любая компания, будь то Skoda или Volvo, производит целую гамму различных моделей, ориентированных на различных потребителей, так что производители имеют возможность менять производственную программу в зависимости от спроса.
Другая аномалия - это наша авиационная промышленность. В мире есть два крупных производителя - Boeing и Airbus, которые производят соответствующие самолеты, и конкуренция в этой отрасли не такая большая как в других отраслях, потому что это очень наукоемкая отрасль. Оказывается, богатая Америка не столь расточительна, чтобы содержать 5-6 авиапроизводителей. А у нас?. Антонов, Туполев, Илюшин и так далее... Все наши интеллектуальные ресурсы в авиационной промышленности распылены, в итоге у нас в самолетостроении избыточный уровень внутренней конкуренции, на которую накладывается конкуренция с зарубежными производителями. Естественно, мы проигрываем. Мировой опыт показывает, что производство самолета рентабельно, когда есть возможность производить порядка 100 экземпляров в год. Понятно, что ни один из наших производителей, учитывая емкость нашего рынка, а также наших потенциальных потребителей, об этом даже и мечтать не может. В лучшем случае, можно было бы рассчитывать на то, что если так или иначе консолидировать всю нашу авиационную промышленность под крышей какой-то единой компании, появился бы шанс на выживание. Тогда можно было бы рассчитывать на какой-то успех. Так что прежде чем делать какие-то финансовые вливания в эту отрасль, нужна достаточно кропотливая работа по осмыслению того, что там происходит, необходимы соответствующие организационные решения, которые также относятся к категории промышленной политики, и их можно было бы реализовывать.

Большая часть российской промышленности находится в частной собственности. Что же тогда имеется в виду под промышленной политикой? Ведь политика - это государственный уровень, а промышленность - частный. И мнение предпринимателей может не совпадать с мнением чиновников.

Здесь надо упомянуть, что такое понятие, как промышленная политика, было гораздо более употребительно в таких странах, как Япония, Корея. То есть, в азиатских моделях экономики, в тех странах, где существует связь между государством и крупным бизнесом, который и составлял ядро экономики. Там промышленная политика и проводилась. В Корее в 1960-е - 1970-е годы период ускоренного роста как раз совпал с периодом президентской политики развития тех или иных отраслей. Реализовывалась она через крупные промышленно-финансовые конгломераты- чеболи, которым предоставлялись определенные льготы, гарантии, дешевые кредиты и так далее. Все это под прямым президентским патронажем. На каком-то этапе это действительно дает существенный толчок развитию экономики. Но потом эта система неизбежно себя изживает. Я не думаю, что в наших условиях эта модель могла бы быть успешно применена - хотя бы потому, что любая азиатская экономика в период бурного развития располагала достаточно большими и быстрорастущими трудовыми ресурсами. Этого у нас нет, и не будет. Поэтому я бы не агитировал за применение этих рецептов.

На Ваш взгляд, какова роль венчурных предприятий в экономическом развитии?

Там, где есть избыток капитала (например, в богатой стране Америке, где венчурные предприятия имели широкое распространение), можно рассчитывать на определенный эффект. Если, скажем, в 10 % случаев вложения оказываются выгодными, то это уже большой успех. В принципе, я думаю, что все это можно было бы реализовать у нас - правда, в меньших масштабах. Если у бизнеса есть свободные ресурсы, то можно попробовать.

Какова роль промышленной политики при вступлении в ВТО? У нас говорят о процессе присоединения к ВТО с политической точки зрения. А чем это обернется с точки зрения экономики и конкуренции? Не потерпим ли мы поражения в этой конкуренции, если у нас не будет выработана промышленная политика?

Что касается вступления в ВТО, то я думаю, что, наверное, к сожалению, на ближайшие годы этот вопрос для нас уже закрывается, перестает быть актуальным. Учитывая то, что Дума откладывает обсуждение реформы РАО ЕЭС, учитывая то, что те поправки, которые были недавно озвучены, и которые предполагают либерализацию рынка, далеко за горизонтом. А на последнем раунде переговоров с ВТО наиболее остро звучала проблема субсидирования в российской экономики за счет низких энерготарифов . Ликвидировать подобное субсидирование - это одно из основных требований, которые там выдвигались. Я думаю, что теперь российская переговорная позиция существенным образом ослабла. Мы, откладывая реформы, откладываем либерализацию рынка. Но мы и не готовы поднять цены до уровня, которого бы хотелось представителям ВТО. Если бы реформирование электроэнергетики и создание рынка газа шли более последовательно и интенсивно, мы бы могли сказать, что у нас, скажем, в 2004-2006 годах произойдет либерализация рынков энергоресурсов, и нет нужды повышать тарифы сейчас. Тогда можно было бы вести переговоры с более выигрышной позиции. Сейчас, я боюсь, мы уходим куда-то на другой круг переговоров, и дискуссии на тему ВТО из практической плоскости переходят уже в стадию чисто академическую.
Я не думаю, что вступление в ВТО каким-либо образом могло бы серьезно негативно повлиять на нашу промышленность. Разве что повсеместно стимулировало бы к снижению издержек. Вступление в ВТО означает, по сути, принятие на себя правил игры, которые уже испытаны на опыте других стран. Это повышает уровень конкуренции, повышает прозрачность экономики и способствует развитию. Вступление в ВТО означает, что мы сможем участвовать в дальнейшем в определении правил торговли. А, находясь вне ВТО, мы будем довольствоваться тем, что нам навяжут другие, и будем продолжать экспортировать сырье и энергию. Вступление в ВТО - это некий шаг по пути улучшения инвестиционного климата, повышения привлекательности страны (в этом смысле мы могли бы рассчитывать на больший приток иностранного капитала). Но промышленность, я думаю, оказалась бы затронута в меньшей степени, чем отрасли финансового сектора.

31 января 2003

http://www.opec.ru/point_doc.asp?d_no=34195

Док. 319639
Перв. публик.: 13.06.03
Последн. ред.: 13.06.07
Число обращений: 264

  • Гавриленков Евгений Евгеньевич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``