Несмотря на происходящее в последние годы оживление экономики, ее общее состояние определяется последствиями предшествующего продолжительного и резкого падения производства и инвестиций. К 1998 г. уровень производства в России сократился по сравнению с 1990 г. на 42,5%, а инвестиции в основной капитал - на 79%. Хотя с 1999 г. наблюдается устойчивый рост ВВП, сегодня он едва дотягивает до дореформенного уровня и остается меньше, чем в любой стране "Восьмерки", вдвое меньше, чем в Индии, и вчетверо меньше, чем в Китае.
При этом существенно ухудшилась структура производства - в отличие от других успешно развивающихся стран, наращивающих производство товаров с высокой добавленной стоимостью, в России увеличение ВВП обеспечивалось главным образом экспортом энергоносителей и ростом торговли. В структуре промышленного производства резко выросла доля топливно-энергетического и химико-металлургического комплексов при сокращении доли машиностроения. Отрасли с высокой добавленной стоимостью продолжали деградировать. Наибольшие разрушения произошли в наукоемкой промышленности, инвестиционном и сельскохозяйственном машиностроении, в легкой промышленности и производстве промышленных товаров народного потребления, где уровень производства упал во много раз, а также в отраслевой науке.
Падение объемов производства пока не сопровождалось столь же масштабным выбытием основных фондов. Вместе с тем вследствие четырехкратного сокращения производственных инвестиций степень их износа превышает 50%. При этом коэффициент обновления упал до 2%, что влечет нарастающее технологическое отставание российской экономики. Средний возраст оборудования превысил 20 лет, что вдвое больше, чем в развитых странах.
По некоторым оценкам, доля пятого технологического уклада в структуре производства машиностроительной продукции сократилась с 33% в 1992 г. до 21% в 1998 г., а в экономике в целом в первой половине 90-х годов его доля снизилась с 6% до 2%. Начавшийся после дефолта 1998 г. подъем практически не затронул производства современного технологического уклада. За исключением экспортноориентированной части ВПК и информационных технологий - они продолжали деградировать. На мировых рынках высокотехнологичной продукции Россия занимает менее 0,3% - это более чем на 2 порядка меньше, чем США, на порядок меньше, чем Мексика, втрое меньше, чем Филиппины. По оценкам экспертов, производство высокотехнологической бытовой электроники, приборостроение и станкостроение оказались в зоне "некомпенсируемого технологического отставания".
Самые серьезные разрушения произошли в научно-техническом потенциале страны, который является главным источником современного экономического роста. С началом реформ объем научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок сократился на порядок, снизившись втрое по отношению к ВВП. Это повлекло резкое снижение конкурентоспособности национальной экономики и утрату значительной части потенциала экономического роста. При этом наибольшему разрушению подверглась прикладная наука, ставшая жертвой приватизации, уничтожившей большую часть отраслевых НИИ и КБ. В результате корпоративный сектор остался без науки. В развитых странах корпоративными промышленными структурами выполняются 2/3 НИОКР, в то время как в России - всего 6%.
Стремительная деградация научно-производственного потенциала страны предопределяет сползание российской экономики на периферию мировой экономической системы. Сырьевая специализация, крайне низкая оплата труда, ничтожное финансирование научных исследований, бегство капитала и утечка умов, вымывание национального дохода через обслуживание внешнего долга, утрата суверенитета в проведении экономической политики, по-прежнему определяемой рекомендациями МВФ, - все эти характерные черты периферийной страны сегодня в полной мере присущи российской экономике. По показателям средней продолжительности жизни, доли оплаты труда в используемом ВВП, индексу развития человеческого капитала, доли вывозимого капитала в фонде накопления Россия опустилась до уровня отсталых стран. Резко (с 45-процентного превышения до 25-процентного отставания от среднемирового уровня) за годы реформ снизилась производительность труда. Если бы не еще сохраняющийся, относительно высокий уровень образования населения и квалификации трудовых ресурсов, имеющийся научно-технический потенциал, ракетно-ядерный оборонный щит, то погружение на периферию мировой экономики и утрату возможностей собственного экономического развития можно было бы считать необратимыми.
2.2. Дезинтеграция и примитивизация экономики
Кризис не привел к обновлению производства на передовой технологической основе. Начавшийся после банкротства государственной финансовой системы подъем обеспечивается главным образом конъюнктурными факторами и проходит на старой технологической основе, которая продолжает деградировать.
Экономика распалась на относительно благополучный экспортноориентированный сырьевой сектор и сужающийся под давлением импорта внутренний сектор, который все больше отстает от зарубежных конкурентов и разрушается. При этом воспроизводственный контур первого все более замыкается на мировой рынок, изолируясь от внутреннего. В результате доходы от экспорта сырья и энергоносителей остаются за рубежом, лишь в незначительной степени трансформируясь в спрос на отечественную продукцию.
С середины 90-х годов сложился и воспроизводится сырьевой перекос российской экономики - на долю ресурсных отраслей (нефтегазовой, металлургической, лесохимической промышленности) приходится около 5% занятых, 10% фонда заработной платы, трети добавленной стоимости и свыше половины экспорта отраслей российской экономики. Последняя становится все более примитивной, беря на себя функции сырьевого придатка Евросоюза и Китая и лишаясь механизмов самостоятельного воспроизводства. Это наглядно видно по национальному профилю российской промышленности.
Произошедшая структурная деформация российской экономики привела ее в ловушку сырьевой специализации. Об этом ясно говорит гипертрофированное повышение веса сырьевых отраслей, ориентированных на экспорт, и деградация производства товаров конечного спроса, ориентированных на внутренний рынок. Если за последние полстолетия доля ТЭК сектора в мировой экономике снизилась с 15% до 9,3%, то в России она за последние 15 лет подскочила до 19%. При этом резко уменьшилась доля инновационно-инвестиционного сектора - с 30% в 1990 г. до 18,9% в 1998 г. И в настоящее время, по свидетельству МЭРТ, главным источником роста инвестиций остается добывающий сектор.
Вместе с резким сокращением производства наукоемкой продукции эти тенденции обрекают российскую экономику на неэквивалентный внешнеэкономический обмен и нарастающее технологическое отставание. Экспортируя сырье и импортируя готовые изделия, Россия теряет невоспроизводимую природную ренту, обменивая ее на интеллектуальную ренту и финансируя таким образом научно-технический прогресс и экономический рост за рубежом.
Преодоление тенденций деградации научно-производственного потенциала требует резкого наращивания инвестиционной и инновационной активности. По нашим оценкам, для выхода в режим расширенного воспроизводства основного капитала объем производственных инвестиций должен быть увеличен втрое, а НИОКР - впятеро.
Имеющиеся механизмы инвестиционной деятельности неспособны решить эту задачу. Сложившаяся в России модель инвестиционной деятельности характеризуется маломощностью, неэффективностью и примитивностью. Ни фондовый рынок, ни банковская система не выполняют своих функций по аккумулированию сбережений и их трансформации в инвестиции. Главными инвесторами являются сами производственные предприятия, на долю которых приходится более 60% всего объема инвестиций.
Большинство российских коммерческих банков не выполняют главную функцию трансформации сбережений в производственные инвестиции. Совокупный капитал частных российских банков оценивается сегодня в 1,7 трлн руб., а суммарные активы всей банковской системы России составляют 14 трлн руб., что сравнимо с капиталом и активами одного крупного зарубежного коммерческого банка. Хотя доля предприятий, имеющих возможность регулярно привлекать банковские ссуды, устойчиво растет, достигнув 2/3, ограниченность финансовых возможностей обновления производства сохраняется, занимая первое место среди факторов, которые мешают развитию 4/5 общего числа предприятий. При этом совокупный вклад банков в финансирование инвестиций в основной капитал не превышает 10%. Еще меньше инвестиционный вклад фондового рынка, который в России обслуживает главным образом финансовых спекулянтов.
Дезинтеграция экономики стала следствием процессов перераспределения национального богатства через приватизацию, финансовые пирамиды, экспорт природных ресурсов. Интенсивность этого перераспределения была чрезвычайно высокой, ежегодно составляя до половины всего фонда накопления страны, присваивавшегося олигархическими кланами и вывозимого из страны. В свою очередь взвинчивание цен на топливные и сырьевые товары повлекло вымывание капитала из обрабатывающей промышленности, сельского хозяйства и строительства. Последние отрасли лишились оборотного капитала, "ушедшего" через "ножницы цен" и завышенные процентные ставки по привлекаемым кредитам. В результате только предприятия сырьевого экспортноориентированного сектора имеют доступ к ресурсам финансового рынка. При этом сверхприбыли от экспорта энергоносителей и сырьевых товаров не трансформируются в прирост инвестиций и остаются в основном за рубежом.
Чтобы выйти из тупика, необходимо кардинально изменить экономическую политику государства. Она должна основываться на наращивании национальных конкурентных преимуществ на магистральных направлениях формирования нового технологического уклада. Для этого требуется соответствующая концентрация имеющихся в стране финансовых, информационных и интеллектуальных ресурсов.
Переход к устойчивому экономическому росту предполагает создание благоприятных макроэкономических условий, включающих снижение процентных ставок, формирование механизмов кредитования производственной деятельности, устранение ценовых диспропорций, а также решение проблем реинтеграции экономики, становления контуров ее расширенного воспроизводства, многократного повышения инвестиционной и инновационной активности.
2.3. Упускаемые возможности
2.3.1. Парадоксы денежной политики
Парадоксы проводимой в настоящее время в России денежно-кредитной политики войдут в историю как самые нелепые курьезы. Как, к примеру, объяснить здравомыслящему человеку сложившуюся в российской экономике ситуацию, при которой чем больше валютные поступления от экспорта нефти, тем меньше денежных ресурсов остается в распоряжении российских предприятий? Чем больше приток иностранных инвестиций, тем меньше возможности внутренних накоплений. Чем больше профицит бюджета, тем выше государственный внутренний долг.
На 1 января прошлого года на 2,299 трлн находящихся в обращении рублей денежной базы Центральный банк аккумулировал 5,245 трлн рублей чистых международных резервов. При этом чистые внутренние активы ЦБ составили -2946 млрд руб. К концу года соотношение оставленных и изъятых из экономики денег составило 3095 млрд рублей к -4869 млрд при увеличении международных резервов до 7964 млрд рублей. Иными словами, на один рубль, работающий в российской экономике, более двух резервируется в иностранных активах.
Для сравнения заметим, что в развитых странах соотношение обратное - величина денежной базы многократно превышает объем золотовалютных резервов. Наши денежные власти искусственно сужают объем денежного предложения даже по сравнению с самой консервативной моделью денежной политики, известной как "валютное правление" (когда страна жестко привязывает объем денежной базы к величине валютных резервов). Двукратное занижение объема денежной базы по отношению к объему резервов означает соответствующее ограничение денежного предложения и возможностей кредитования экономического роста, повышения инвестиций, роста занятости и доходов населения. Неспособность денежных властей эффективно распорядиться обрушившимся на Россию потоком нефтедолларов оборачивается для предприятий завышенными процентными ставками и трудностями в получении кредита.
Парадоксы заключены в самой технологии планирования денежного предложения, навязанной нам МВФ и остающейся неизменной с 1992 г., несмотря на чудовищный ущерб от ее применения. Хотя никаких сколько-нибудь обоснованных моделей, позволяющих рассчитать зависимость между приростом денежной массы и уровнем инфляции, ни Центральный банк, ни правительство не представляют. Фактически они исходят из линейной зависимости между темпом прироста цен (инфляцией) и темпом прироста денежной массы, считая скорость их обращения и объем товарной массы неизменными. Отсюда вытекает и логика проводимой ими политики количественного ограничения денежной массы в целях сдерживания инфляции. Эта крайне упрощенная и далекая от экономической реальности с ее нелинейными и сложными обратными связями и неопределенностями логика бездоказательно предполагает фиксацию нынешнего уровня монетизации российской экономики. По словам российского министра финансов, "состояние нашей экономической системы таково, что мы себе можем позволить в 2006 году 27 процентов показателя денежной массы к ВВП". И, согласно этой логике, превышение денежной массы по отношению к этой величине нужно изымать из обращения.
Это рассуждение не выдерживает критики. Во-первых, многочисленные исследования по данным разных стран доказали отсутствие статистически значимой зависимости между инфляцией и уровнем монетизации экономики, так же как и приростом денежной массы. Более того, в последние годы отчетливо наблюдается отрицательная корреляция между приростом денежной массы и инфляцией. Во-вторых, хотя прирост количества денег в обращении превышает в последние годы 40%, уровень монетизации российской экономики остается явно недостаточным. Об этом свидетельствуют как межстрановые сопоставления, так и хроническая нехватка кредитных ресурсов для предприятий, которые во все больших масштабах прибегают к займам за рубежом.
Инфляция, как известно, имеет многофакторную природу, и ее сведение лишь к одному приросту денежного предложения вызывает недоумение. Если принять последнее неизменным, то легко показать, что инфляция может генерироваться: увеличением скорости обращения денег вследствие повышения инфляционных ожиданий населения или снижения его склонности к сбережениям; падением обменного курса национальной валюты; сокращением предложения потребительских благ; злоупотреблениями монополистов доминирующим положением на рынке путем завышения цен.
Лишь последний фактор генерирования инфляции находится в прямом ведении правительства. При этом оно не проявляет ни желания, ни способности его обуздать. Напротив, каждый год правительство задает план роста регулируемых им тарифов на услуги естественных монополий, запуская тем самым спираль инфляции издержек по всем технологическим цепочкам. Даже очевидные крупномасштабные злоупотребления монополистов в топливно-энергетическом и химико-металлургическом комплексах, ежегодно вздувающих цены существенно выше темпа инфляции, не пресекаются правительством.
В отсутствие реальной антимонопольной политики злоупотребления монополистов достигли гигантских размеров. Рынки не только товаров с высокой концентрацией производства и сбыта, но и с тысячами мелких торговцев контролируются монопольными группами, которые часто создаются организованной преступностью при попустительстве коррумпированной бюрократии.
Характерный пример - продовольственные рынки крупных городов, цены на которых многократно превышают равновесный уровень, соответствующий условиям свободной конкуренции. При ее соблюдении цена продажи товара потребителю редко превышает цену покупки того же товара у производителя более чем в полтора-два раза. У нас же потребитель платит за продовольственные товары в 3-10 раз больше, чем получает за них производитель. Остальное достается криминальным сетям, монополизировавшим торговлю.
Вместо того чтобы проводить жесткую антимонопольную политику государство ограничивает прирост денег в экономике, сокращая конечный спрос и сужая возможности роста производства. В результате закрепляется депрессивное положение и деградация отраслей, ориентированных на внутренний рынок, десятки миллионов людей теряют возможности увеличения доходов, становится хронической массовая бедность. Процветают лишь высокомонополизированные производства товаров и услуг первой необходимости и экспортноориентированные предприятия.
В последние годы наблюдается устойчивый и быстрый рост частных заимствований за рубежом. В 2004 г. их прирост составил 38,8 млрд долларов, в 2005 г. - 73,9 млрд долларов, а за 9 месяцев 2006 г. - уже 65,4 млрд долларов. Если на начало 2003 г. внешний долг предприятий нефинансового сектора составил 33 млрд долл., то к началу 2006 г. он достиг 130 млрд, а к июлю 2006 г. - превысил 140 млрд долл.
Правительство РФ ссужает деньги российских налогоплательщиков зарубежным заемщикам под 4-5%, а они вынуждены там же занимать изъятые у них денежные ресурсы под 8-15% годовых. Чистый ущерб от такой политики составляет около 5 млрд. долларов в год. Получается, что чем больше приток иностранной валюты в страну, тем меньше спрос на кредиты национальной банковской системы и тем больше российские предприятия занимают за рубежом. При такой политике в России никогда не будет своей полноценной банковско-кредитной системы.
Искусственно сдерживая денежное предложение и удерживая ставку рефинансирования на уровне, существенно превышающем рентабельность внутреннеориентированных секторов экономики, Центробанк блокирует развитие всей банковской системы, ограничивая спрос на деньги краткосрочными спекулятивными операциями и сверхприбыльными отраслями. Своей политикой Центральный банк подталкивает конкурентоспособные предприятия к кредитованию за границей, подрывая тем самым возможности роста отечественной банковской системы и финансового рынка. Это ведет к поглощению российской банковской системы иностранным капиталом сразу же после присоединения России к ВТО.
Банк России выполняет свою главную функцию организации денежного предложения с точностью до наоборот - вместо создания денег занимается их изъятием из экономики. Его чистые внутренние активы составляют -5 трлн рублей, в то время как чистые международные резервы - 8 трлн рублей. Это означает, как констатируют "Основные направления", что в этом году "Россия остается донором - чистым кредитором остального мира". По сути, российские денежные власти свели свою миссию к поддержанию курса доллара, скупая его на внутреннем рынке и перекачивая затем приобретенную валюту в кредитование дефицита бюджета США.
Примитивизм и архаичность политики российских денежных властей особенно очевидны на фоне денежной политики развитых стран, которая исходит из интересов развития национальных экономик. Так, основными целями ФРС США в первую очередь являются: поддержание долгосрочного роста денежных агрегатов с учетом потенциала увеличения производства; обеспечение умеренных долгосрочных процентных ставок, рост занятости. К сожалению, колоссальный мировой опыт успешного кредитования экономического роста остается не востребованным денежными властями России.
2.3.2. Ограничения бюджетной политики
Налогово-бюджетная политика включает наиболее мощные инструменты государственного воздействия на развитие экономики. Через них осуществляется перераспределение от 1/3 до 1/2 ВВП современных государств. При этом развитые страны поддерживают уровень расходов бюджетной системы государства в пределах 40-50% ВВП.
Растущая ценность человеческого капитала предопределила рост государственных расходов на здравоохранение. Именно за счет этих составляющих произошло многократное увеличение расходов государства, которое в условиях современного НТП вынуждено стать государством развития, приняв на себя обязательства по финансированию расходов на воспроизводство интеллектуально-человеческого потенциала и генерирование новых знаний. Согласно введенному С.М.Роговым разделению функций государства на традиционные (оборона и правопорядок) и современные (развитие интеллектуально-человеческого потенциала), можно видеть, что сегодня в мире через государственные бюджеты тратится в среднем на современные функции 17,8% ВВП, а на традиционные - только 5,3%. Соотношение между этими статьями расходов - 3,4:1. В развитых странах эти показатели составляют 25% и 3,9% (соотношение - 6,4:1), в странах с переходной экономикой - 22,1 % и 3,8% (соотношение - 5,8:1).
В противовес мировой закономерности увеличения государственных расходов на выполнение современных функций государства в России большая часть государственных расходов идет на выполнение традиционных функций. В будущем году на эти цели из федерального бюджета будет потрачено 7,4% ВВП, что почти на 25% превышает среднемировой показатель. При этом наше государство тратит на современные функции в три раза меньше (4,7% ВВП). То есть у нас соотношение расходов на традиционные и современные функции составляет 2:1, подобно государству образца XVIII-XIX веков.
Уровень социальных расходов государства в России является одним из самых низких в мире, он не соответствует ни требованиям социального государства, ни потребностям развития человеческого потенциала. Чтобы достичь среднемирового уровня социальных расходов, российскому государству их надо увеличить на 4,9% ВВП. Эта величина соответствует профициту в федеральном бюджете, который планируется на будущий год в размере 1,5 трлн рублей, или 4,8% ВВП. Иными словами, профицит федерального бюджета образуется не потому, что российское государство получает доходов больше, чем ему требуется для выполнения своих функций, а вследствие недофинансирования социальной сферы.
Не лучше обстоит дело и с финансированием другой фундаментальной функции современного государства - функции развития. Объем расходов на ее реализацию складывается из расходов на научные исследования и расходов на национальную экономику. В совокупности они достигают 2,05% ВВП, в том числе расходы на научные исследования - 0,46% ВВП. Это более чем вдвое ниже среднемирового уровня. С учетом степени износа основных фондов и деградации научно-производственного потенциала российскому государству необходимо поддерживать относительно более высокий уровень расходов на стимулирование НТП, инвестиционной и инновационной активности. Недофинансирование функции развития может быть оценено как двукратное.
На фоне колоссального профицита бюджета роль государства в развитии экономики выглядит ничтожной. Все расходы на научные исследования не дотягивают и до четверти профицита бюджета. Вместе с тем в последние годы декларируются попытки применения программно-целевого подхода к планированию социально-экономической политики посредством т.н. национальных проектов. Однако масштаб этих проектов крайне мал как по сравнению с потребностью соответствующих сфер в инвестициях, так и по сравнению с реально существующими возможностями государственного бюджета.
В 2006 г. профицит бюджета достиг почти 2 трлн рублей, или 7,5% ВВП. В 2007 г. он планируется в размере 1,5 трлн рублей, или 4,5% ВВП. Вывод этих налоговых поступлений из экономического оборота означает соответствующее сокращение конечного спроса и соответствующее снижение ВВП. При условии ограничения госзакупок исключительно отечественными товарами это снижение можно оценить в 6% ВВП в 2006 г. и 3,5% ВВП в 2007 г.
Диспропорции российской бюджетной системы могли бы быть легко исправимы путем приведения структуры бюджетных расходов в соответствие с общепринятыми в мире стандартами и целями социально-экономического развития страны. Это потребовало бы удвоения расходов на образование и здравоохранение и утроения расходов на науку и стимулирование НТП. Темп экономического развития был бы почти вдвое выше, если бы правительство не замораживало пятую часть бюджетных доходов в Стабилизационном фонде, размещаемом за рубежом.
