"РАЗВЕ ПУТИН МОЖЕТ БЫТЬ НЕПРАВ?"
Председатель Центризбиркома Владимир Чуров, приступивший к исполнению своих обязанностей на прошлой неделе, уверен, что итоги грядущих парламентских и президентских выборов принесут ему триумф. О причинах такой уверенности он рассказал специальному корреспонденту Ъ Андрею Колесникову.
- Я же был все время раздвоенной личностью, гены, наверное, такие. Мать -- редактор издательства, гуманитарий, филологический факультет Московского университета, а отец -- ученый, и отсюда физика. И поступил на журфак. И учили нас жестко. Скажем, я с той поры никогда не применяю заголовки в форме каламбура.
- То есть коммерсантовские.
- Нас учили, что применение каламбура в заголовке -- дурной тон. А знаете, это откуда идет? Еще из британской школы журналистики, где Times отличалась от других газет тем, что в заголовке всегда информационность. Там заголовок -- это квинтэссенция содержания, первый абзац -- основное содержание, потом уже изложение. Нас учили жанр очень строго соблюдать, не переходить границу жанра -- ни в коем случае, под страхом смерти.
- Вас просто учили классической журналистике.
- Проверке фактов учили. Там простое правило: если сомневаешься, не сдавай на полосу. То есть лучше иметь выговор, чем строгий выговор...
- Сейчас вы этого правила придерживаетесь?
- Абсолютно. Я же много печатался под псевдонимами.
- Вы имеете в виду законопроекты в Думе?
- Нет, имею в виду то, что не касается моей основной деятельности. Скажем, какие-то путевые заметки или даже мемуарные. Когда-то я опубликовал первый мемуарный очерк об Анатолии Собчаке. Это было почти сразу после его смерти. Вышел он в журнале "Новые рубежи", это русскоязычный журнал, издающийся в Хельсинки, и положил начало циклу моих таких мемуарных очерков под названием "Рассказы старого дворника". То есть я придумал себе псевдоним и даже не просто псевдоним... сейчас не помню, по-моему, Вольд, от "Вольдемар". Целый образ старого дворника. Старый дворник элитного дома, в подъезде которого живут непростые люди разные... А я не только дворник, я как бы и консьерж, и уборщик лестницы, и все прочее, и меня ценят жильцы этого дома, и рассказывают мне разные интересные истории. Но горжусь я тем, что я первый написал большой мемуар о Собчаке, когда еще никто даже не думал...
- Вы помните, что написали?
- Конечно. Я взял эпизоды августа 91-го года, причем впервые написал, до сих пор никто больше про это не написал, о его последней попытке сохранить Союз, включая Прибалтику. Когда он 23-го числа собрал... или 25-го... в Мариинском дворце народных депутатов Советского Союза изо всех республик Советского Союза. Те, кого он знал, приехали, в том числе и прибалты. Описал несколько эпизодов его встреч с различными монархами.
- Вы были свидетелем этих встреч?
- Да. Скажем, первый и последний визит великого князя Владимира Кирилловича... Я тоже у трапа стоял вместе с Анатолием Александровичем. С Владимиром Владимировичем.
- В книге "От первого лица", героем которой вы тоже стали с легкой руки Владимира Путина, потому что это он предложил авторам поговорить с вами, президент России вдруг неожиданно положительно, даже в высшей степени положительно высказался о монархии.
- Я то же самое думаю... Монархия как идея, может быть, неплохая. Но ее всегда очень трудно реализовать после долгого перерыва. Поэтому как идея очень ничего. Для реализации -- чрезвычайно трудоемко и после долгого перерыва, наверное, невозможно.
- А разве есть сейчас что-то невозможное для президента России?
- Третий срок невозможен для него, мне кажется. Этот его огромный груз, огромная работа, которая ведется на протяжении восьми лет, она заставляет задуматься и о какой-то смене занятий. По крайней мере, я привык верить тому, что говорит Владимир Владимирович. А поскольку он все эти годы четко придерживался одной позиции, нет оснований сомневаться в этом.
- Он вас не обманывал?
- По-моему, он никого не обманывал.
- Я про вас говорю.
- Нет. Поэтому говорить о третьем сроке, на мой взгляд... Нет, просто мысли вслух какие-то разве что.
- Вам не жалко, что вместе с кончиной идеи третьего срока погибает и идея монархии?
- Нет. Монархия как идея, она вечная. Она так же вечна, как идея демократии, президентской республики, как идея парламентской республики. Потому что они родились примерно в одно время, много тысяч лет назад, и будут еще жить много тысяч лет. Многое зависит от того, страна с историей или без истории. Почему я сам, например, так увлечен историей? В истории можно найти много поучительного опыта. Много примеров. И поэтому наша история, она и монархическая, и большевистская, и сталинистская, и брежневская, она вся наша история.
- Выбирай любую.
- Да, это многообразие дает нам возможность выбрать то, что каждому по вкусу. Что-то вот сейчас, судя по социологическим опросам, очень многие считают хорошей эпоху Брежнева. Продукты дешевые, зарплаты росли, песни хорошие, кинофильмы еще лучше, Запад нас уважал. Вспомните визит Леонида Ильича в Америку...
- Не могу.
- Ну ладно. Кто-то любит еще более старые времена.
- А вам, по-моему, эпоха Брежнева все-таки нравится.
- Нет! Но когда мне задали вопрос, антикоммунист ли я -- нет, я не антикоммунист, я вообще не антиникто. То есть я против фашизма или нацизма, против революций, хотя признаю, что они бывают...
- Как в 1991 году в России.
- Да! Последняя революция, я считаю, настоящая, произошла в 91-м году в России. То есть смена социального строя, социально-экономической формации... то есть многие говорят, что она верхушечная, то да се... Да нет, за этим кроются более глубокие процессы, которые вполне соответствуют Марксовой теории!
- А вам говорили, что вы на Маркса похожи?
- Конечно! Другое дело, что, вероятно, к тому времени далеко не все руководители партии и правительства так уж хорошо знали Марксову теорию и умели ее применять.
- А что вы делали в 91-м году?
- Я защищал Мариинский дворец. Было так. Это был первый день моего отпуска. Я уже был депутат Ленсовета, но еще не сотрудник Смольного. Кабинета у меня еще нет. Первый день отпуска, и я сплю. Часов в девять утра вдруг мне звонит мой коллега по Ленсовету Миша Бегак. Мы как бы поддерживали Собчака на выборах мэра, группировались вокруг него. Ну вот Миша мне говорит: "Включи телевизор. Переворот". Я включаю телевизор, а уже кончается "Лебединое озеро", идет первая трансляция заявления. Ни секунды не колебался. Оделся и поехал в Мариинский дворец, вышел за дверь, вернулся и -- что сделал? В портфель, который был полупустой, положил шерстяные носки на всякий случай. Август, да, но ежели по этапу в Сибирь, так шерстяные носки... Вот как-то это у меня в голове отложилось то ли из рассказов Шаламова, то ли еще кого-то, что нужно шерстяные носки с собой брать.
- Грамотно поступили.
- И поехал в Мариинский дворец. То есть я присутствовал на самом первом заседании, еще президиум не собирался Ленсовета, еще только те, кто приехал. Подавляющее большинство Ленсовета были против ГКЧП, понимая всю абсурдность их ситуации. Я-то понимал это, как специалист, что это полный конец Советского Союза. Что нам и так-то его было трудно удерживать, в том числе и силами Анатолия Собчака, а после этого демарша, как бы он ни закончился, было мне понятно, что это крах.
Договорились с Мишей Бегаком, что едем в Смольный. А я до этого был в Смольном пару раз, как рабселькор. На слете рабселькоров, когда журналистикой занимался немножко, я был общественным корреспондентом местных газет, и как общественного корреспондента меня на слет рабселькоров в Смольный приглашали. И мой коллега знал, где зал заседаний бюро обкомов, а я не знал. И пока я спрашивал, тыкался в двери, он проник на заседание, а меня не пустили. И я дождался уже выхода членов бюро обкомов с заседания. Я им начал говорить в кулуаре, в прихожей: что вы делаете, вы губите нашу партию, ГКЧП губит Коммунистическую партию реально, по партии будет нанесен сильнейший удар. И губит союзный договор, пусть хреновый, но хоть какой-то. Вы надеетесь на лучший союзный договор, а я вам говорю, как специалист, что лучшего не будет. Будет хуже. И так и получилось.
Ну, потом мы повернулись и уехали. Поняли, что ничего не сделаешь. А дальше у меня были разные задания. Ну, например, первое мое задание было -- в Мариинском организовать трансляцию на площадь перед дворцом. Такая система была предусмотрена. Но оказалось, что кто-то перерубил кабель, связывающий кабину радиооператора с уличными микрофонами. Где-то два часа нам понадобилось, чтобы срастить этот кабель, и сначала выступал Собчак из окна первого этажа через микрофон, а потом уже удалось наладить трансляцию из его кабинета на площадь. Потом поехал к вечеру проверять казармы военно-строительного училища, перепугал роту курсантов, двигавшуюся строем в баню.
В метро агитировал вместе с товарищами. Причем 19-го числа это было довольно странно. Небезопасно до первого выступления Собчака. А когда Собчак вернулся из Москвы и вечером уже по телевизору выступил, мы около его дома раздавали листовки, указы Ельцина первые и т. д. И как бы немножко не то чтобы побаивались, но что-то было. А полностью ушел страх, когда выступил Собчак. До этого мы не знали позиции. До вечера. Он был в Москве, только телефонные разговоры вели наши руководители. Получали по факсу эти ельцинские листовки, множили и сразу шли к метро. Потом народ нас стал больше поддерживать, с самого начала большинство ленинградцев были на нашей стороне. И я никогда не сожалел о том, что был на этой стороне, хотя многие последствия произошедшего потом, в том числе и Беловежская Пуща, мне не понравились. Я присутствовал в кабинете Собчака, когда он меня вызвал первым, узнав о беловежском соглашении. Я был как раз у него, и мы готовили очередное заседание союзной делегации по поручению Горбачева о переговорах с Эстонией.
В итоге к 2003 году под моим управлением в Смольном находились следующие направления: экономика и гуманитарные и культурные связи Петербурга со странами СНГ и Балтии, все связи с ними, плюс международные гуманитарные, культурные связи со всем остальным миром... Плюс работа с соотечественниками, прежде всего с Прибалтикой. Плюс работа с национальными объединениями, содействие их работе. Плюс работа непротокольная, работа с консульствами, то есть обеспечение зданиями, помещениями... Примерно половина всей международной работы в городе. Международная часть 300-летия Петербурга -- это ведь 57 двусторонних программ, то есть 57 государств с конца 2002-го по начало 2004 года осуществили при нашей помощи и поддержке 4,5 тысячи мероприятий. От установки различных памятников до великолепных концертов, уникальных симфонических концертов в Петербурге, когда ну все величайшие дирижеры выступили в течение одного сезона. Такого никогда не было и никогда не будет. Когда Зубин Мета дал два концерта в Питере, один в хоральной синагоге, другой -- в Мариинском дворце без гонорара. И сыграл самую трудную симфонию Малера, а он никогда не бисирует... сыграет, доведет народ до полного экстаза и никогда не бисирует. И не выходит даже на поклоны. Так вот, он был и играл на величайшей скрипке мира, привезенной из Генуи, впервые она Геную покинула реально.
- А, я понял, к чему вы клоните: после 300-летия большего для города вы сделать уже не могли и созрели для федерального уровня.
- Да. Все остальное было бы повторением чего-то. Мне уже по силам было организовать в присутствии двух президентов церемонию открытия какого-то прекрасного памятника с соответствующей программой вокруг этого. И я оставил себе микрофон в кустах, чтобы меня никто не видел. Но реально все происходило по написанному мною сценарию.
- А что вы делали с микрофоном?
- Я по нему давал указания и хорошо поставленным голосом говорил: "Президент такого-то государства"... причем с нюансом... Я никогда не говорил: "Слово предоставляется..." -- в отношении президентов. Это некорректно, нужно просто назвать его должность, имя и фамилию в соответствии с тем, как он сам просит называть.
- А вы говорили: "Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин"?
- Говорил! На открытии памятника Тарасу Григорьевичу Шевченко, на открытии памятнику Низами с Гейдаром Алиевичем Алиевым. А про президентов иностранных государств -- очень много раз!
- Все цитируют ваши слова, что первое правило Чурова: Путин всегда прав.
- Первый закон Чурова.
- Да, извините. А еще какие уроки вы вынесли из общения с Владимиром Путиным?
- Вам я могу сказать и второй закон Чурова. Второй закон такой: "Мы сотрудничаем со всеми, кто с нами сотрудничает, а кто с нами не сотрудничает, с теми мы все равно сотрудничаем". Это тоже очень старинный закон.
- А какие законы Путина вы усвоили?
- Главный урок -- это очень большая самостоятельность подчиненного Путину человека... я не про себя сейчас говорю... но одновременно эквивалентная этому очень большая ответственность. Соотношение этих двух качеств. То есть оно очень быстро учит. Я просто учился очень четко и жестко оценивать собственные слова, дела и поступки. Потому что не побежишь ведь каждые полчаса посоветоваться. Значит, ты должен выбрать безошибочно вариант наилучший, оптимальный, и решение за тобой. Но если ты ошибся, соответственно ты следующее решение уже не примешь.
- Вы не считаете, что вы ошиблись, когда он ушел из мэрии после того, как вы все с Собчаком проиграли выборы, а вы остались? Что вам была предоставлена слишком большая свобода выбора?
- Нет, почему? Это было просто на прощальном вечере, я подошел и спросил его.
- Владимира Путина?
- Ага. Ушел же не только он, ушли же и еще несколько замов. Мне было сказано: Володя, ты стал профессионалом в своем деле, оставайся. И я остался. И через месяц новый губернатор точно так же подписывал мои докладные записки премьеру, точно так же подписывал подготовленные мною письма и точно так же с удовольствием принимал тезисы, которые я ему готовил для выступлений, для бесед.
- Не думаете, что это был просто жест вежливости или даже великодушия? Он подумал, что вы, может быть, хотите остаться. И дал вам возможность принять решение самому.
- Нет!
Андрей КОЛЕСНИКОВ
09 апреля 2007
http://www.ladno.ru/interview/6732.html
Док. 307014
Перв. публик.: 09.04.07
Последн. ред.: 21.05.07
Число обращений: 727
Чуров Владимир Евгеньевич
|
