Ирина Хакамада. Quantum satis морали, или десять заповедей экономикиНазад
Ирина Хакамада. Quantum satis морали, или десять заповедей экономики
Интересный симбиоз критических замечаний, политических подтасовок и "убийственных" выводов являет собой статья Н. Шмелева. Сделана попытка взглянуть на путь, пройденный российской экономикой с начала 90-х годов, и оценить сделанное, используя прежде всего этический критерий. Что же выбрано в качестве объекта подобного этико-экономического анализа? Государство? Каков метод исследования? Подбор и анализ отдельных фактов, вырванных из общего контекста и максимально эмоционально окрашенных.
Aвтор использует нормы морали для оценки экономических действий Государства и рассуждает "в техническом смысле" о взаимоотношениях российского гражданина и власти. Полагаю, многим экономистам подобные построения покажутся неинтересными: измеряя денежную массу килограммами или условными единицами нравственности, несомненно, можно прийти к новым зависимостям, но насколько они будут экономически содержательны? В то же время социологу или философу, безусловно, удастся найти в построениях Шмелева богатую пищу для анализа.
Cтремление представить историю реформирования российской экономики в 1991-1995 годах как цепочку "очередных обманов" не ново. Попытки автора "поверить алгеброй гармонию" и моралью экономику не выдерживают критики и сводят его морально-экономическую симфонию до уровня скрипа. С тем же морализаторским пафосом уместно было бы обвинять Римскую империю в негуманности и использовании труда рабов.
Представляется, что проблема гораздо сложнее и решение ее лежит в иной плоскости. Прямолинейная аппеляция к аморальности Государства более напоминает легковесный демарш обывателя, нежели серьезное научное утверждение.
Hельзя забывать, что в ходе экономических преобразований, начиная еще с середины 80-х годов, наше понимание содержания и механизмов экономической реформы трансформировалось и углублялось. И это объективная реальность. Если в самом начале пути достаточным и единственно требуемым казалось ускорение социально-экономического развития, то уже в начале 90-х годов пришло осознание необходимости дополнить существующие экономические элементы свободным рынком и конкуренцией, что и было достигнуто посредством либерализации цен. Позднее, в середине 90-х годов, острый платежный кризис, разрегулированность экономических механизмов и неподконтрольность макроэкономических финансовых потоков заставили задуматься о структурной перестройке.
Тот, кто оглядываясь назад, пытается представить пройденный путь как очередной тайный план плохого (или, используя обличительную терминологию автора, аморального) российского государства, либо лицемерит, либо лукавит.
B этой связи уместно напомнить о процессе развития общественного сознания, который протекает одновременно с экономическими реформами. Если в начале этого процесса основным достижением и целью демократизации стала гласность и сама демократия существовала скорее как лозунг, лишенный конкретного содержания, то на втором этапе в качестве основного элемента демократизации была провозглашена свобода, включая свободные выборы; только сегодня мы вплотную подходим к вопросу о гражданском обществе и персонифицированной ответственной власти. Приходится признать, что институт гражданского общества как основа демократии до сих пор в России не создан. Вне его рамок рассуждения об аморальности государства при проведении экономической реформы лишены всякого смысла и приобретают, как заметил один из наиболее глубоких исследователей русского постреволюционного духа Николай Бердяев, извечное желание навязать судьбе России божественную заданность и эсхатологическую предрешенность. Или, как в данном случае, представить Государство проводником чьей-то потусторонней воли, и, следовательно, субъектом морали.
Очистив рассуждения автора от излишнего эмоционально-этического налета, содержательную часть статьи можно свести к нескольким утверждениям:
* допущены ошибки при проведении либерализации цен;
* программа приватизации реализована с задержкой;
* методы борьбы с инфляцией, используемые правительством, оказались недостаточно эффективны;
* до сих пор до конца не исследованы и не устранены причины платежного кризиса.
C вышеперечисленным трудно не согласиться. Выбрав вариант шоковой терапии, при реализации которого особенно важны решительность, последовательность и планомерность, реформаторы не раз допускали заминки, остановки и даже откат. Отдельные этапы реформ были в России в 3-4 раза продолжительнее, чем в отдельных постсоциалистических странах Восточной Европы. И это объясняется не только сложностью российских социально-экономических взаимосвязей, но и отсутствием политической воли со стороны исполнительной власти.
Oтдельно хочу остановиться на проблеме, связанной с планом реформ. Необходимо признать, что в начале 90-х годов план реформ, хороший или плохой, гуманный или аморальный, детальный или схематичный, просто отсутствовал. Экономическая наука впервые столкнулась с задачей трансформирования столь крупных систем. На практике оказалось, что для решения подобных задач вовсе недостаточно иметь четкое представление о начальном и конечном состояниях - в процессе преобразований возникает значительное количество принципиально новых, ранее не изученных состояний экономики, причем некоторые из них оказываются весьма устойчивыми. Российским реформаторам зачастую приходилось конструировать оригинальные экономические механизмы и требовать от них в этих условиях стопроцентного успеха, мне кажется, некорректно.
Oднако периоды кардинальных и смелых решений не раз сменялись затяжным параличом власти. Еще полгода назад критиковать экономическую политику правительства представлялось делом весьма простым и, честно говоря, скучным, поскольку по своему содержанию она не являлась ни реформаторской, ни антиреформаторской. Это была политика самосохранения в чистом виде, направленная на поддержание минимального баланса интересов самых влиятельных экономических сил и выполнение наиболее срочных финансовых обязательств государства. Но реформы подобны (если воспользоваться известным в политике образом) велосипедисту, который не может стоять на месте - он либо движется вперед, либо падает.
Возврат к курсу реформ, связанный с приходом молодых реформаторов, позволяет по-новому взглянуть на пройденный отрезок пути и очертить основные приоритеты будущей экономической политики:
* структурная политика включает в себя: реформирование системы государственных финансов, естественных монополий, поддержку малого бизнеса; переход от нормальной приватизации к эффективному собственнику; усиление контроля за финансовыми рынками; стимулирование инвестиций, в том числе создание механизмов трансформирования распыленных сбережений населения в инвестиции;
* социальная политика во многом связана с ходом жилищно-коммунальной реформы и успехами, достигнутыми в борьбе с преступностью и коррупцией;
* налоговая реформа: рост собираемости налогов; сокращение их числа и упрощение налоговой системы посредством принятия Налогового кодекса;
* создание правовых и институциональных основ развития рынков земли и недвижимости.
Это - рыночная программа, она продолжает политику, проводившуюся в течение последних пяти лет. А, как известно, преемственность реформ - одно из основных условий их эффективности.
Bыход из ситуации один: ускоренное формирование гражданского общества, где рынок, закон и справедливость естественно сочетаются. Решение этой многоплановой задачи невозможно без одновременного продвижения по пути реформ: экономической, социальной и морально-идеологической. Желание сделать объемную действительность плоской, спрессовав воедино общественные, экономические и нравственные категории, несовместимо с научным методом познания и на практике приводит лишь к популистским формулировкам и бессодержательным выводам.
