Траулер назывался "Адмирал Монгольфьер". Я его знал. Этот известный воздухоплаватель научил меня вписываться в воздушные потоки. Кто назвал его именем рыболовецкий траулер, не знаю. Но наверняка это был человек с развитым чувством свободы.
Самое свободное существо из всех, кого мне приходилось встречать на суше и на море, была кавказец Мотя, пастушья сука. Сгонять отару в блеющую кучу противоречило нравственному закону внутри нее, и Мотя ушла к капитану траулера. Она твердо встречала качку, расставив четыре своих крепких ноги наподобие гимнастической фигуры "конь", и всей душой полюбила море.
Мой друг, космический журналист Ярослав Голованов, спасаясь от морской болезни на траулере "Адмирал Монгольфьер", старался по возможности сокращать периоды трезвости и свел их к нескольким предрассветным минутам, когда менялась вахта. Слово "рассвет" носит здесь чисто условный характер, так как рыбачили мы в северных льдах, когда мир поглощен был полярной ночью.
Буфетчицей на траулере служила обветренная тетка с щетинистым подбородком и железными зубами по имени, кстати сказать, тоже Мотя. Жизнь состоит из таких совпадений, и я не устаю им удивляться и ликовать. Ее единственный сын Жора кочегарил здесь же, на "Адмирале". Ему было тепло. Мотя орлицей следила, чтобы Жорик не высовывал носа на палубу. Почему-то Мотя сильно привязалась к Голованову и старалась его тоже загнать в кочегарку погреться. Однако Слава любил смотреть на звезды и однажды подговорил своего дружка Жорика, пока Мотя спит, глянуть на ночное небо.
Бутылка неразбавленного спирта переходила из черных рук кочегара в помертвевшие от ледяного ветра ладони космического журналиста. Надо ли говорить, что, засмотревшись на полярные созвездия, они не заметили, как горой обрушилась на палубу курчавая волна, слизнув обоих, точно муравьев.
В воде, набитой ледяной крошкой, как синий коктейль "Маргарита" из мексиканской водки "Текила", основой для которой служит, как ни странно, кактус агава, оба морских волка мгновенно протрезвели. "Молись!" - тонким голосом крикнул Голованов, твердо знающий, что Бога нет. Но тут с борта траулера низверглось чье-то мохнатое тело. Это был третий волк, корабельный пес Мотя.
...Кавказца Мотю наградили медалью "За спасение утопающих" и произвели в чин мичмана. Голованова списали на берег в первом же порту, где мы тепло попрощались, выпив бутылку контрабандной текилы. А Жору с отмороженным пальцем и кое-чем еще отбила у командования мама. Экзекуцию над Жорой Матрена Егоровна произвела самолично, в кочегарке, с помощью собственного военно-морского ремня - подарка капитана к празднику Восьмого марта.
