Алексей Владимирович, сегодня отмечается День российской науки. В свете тех заявлений, которые делались российским руководством в последний месяц, насколько оптимистично выглядит профессиональный праздник российских ученых?
Ученый по определению оптимист - ведь наукой может заниматься лишь тот, кто верит, что в мире скрыто много интересных истин, и есть надежда на то, что эти истины удастся отыскать. А процесс поиска истин не только увлекателен, но и труден, причем гарантии того, что поиск будет удачным, не может дать никто.
Другое дело - до какой степени сейчас в России благоприятны условия для того, чтобы заниматься наукой и каковы перспективы развития этой отрасли человеческой деятельности в нашей стране. Сухая статистика говорит о следующем: по различным оценкам от 80 тыс. до 2 млн. отечественных ученых мирового уровня, находящихся в расцвете творческих сил, сейчас работают за рубежом. Руководители Миннауки, в частности министр Фурсенко, справедливо говорят, что эти цифры сами по себе не свидетельствуют об утечке мозгов, но могут быть нормальным элементом научного обмена и научного общения. Проблема, однако, в том, что нет обратного потока: этим ученым сейчас бессмысленно возвращаться в Россию, дабы продолжить свою карьеру дома. Прежде всего, это касается естественных наук. Уже в середине 1990-х гг. наши физики говорили - мы уже не понимаем, какие работы делают наши коллеги за рубежом. У нас нет оборудования, нет аппаратуры, нет возможности повторить эксперимент, даже понять, о чем он. Естественные науки - очень дорогое дело, они требуют больших затрат на оборудование, материалы, реактивы и т.п. - а без всех этих ресурсов, которых в России нет, в этих областях крайне трудно открыть что-то новое.
Несколько иначе обстоит дело в гуманитарных и общественных науках. С одной стороны, в начале 1990-х гг. в этих областях были сняты идеологические шоры, и стало можно открыто говорить, писать и думать все, что угодно. Это, конечно, раскрепостило исследователей в этих областях, тем более что они были поддержаны растущим спросом на услуги ученых и аналитиков, работающих в этих областях. Однако обратной стороной свободы стало множество слабых, квазинаучных и просто полусумасшедших идей, не имеющих никакого отношения к серьезной науке, однако существующих наряду с этой последней. Неспроста в Академии наук была даже создана специальная комиссия по разоблачению антинаучных теорий.
Но это, в общем-то, полбеды: куда опаснее и универсальнее оказалась внутренняя миграция научных кадров изо всех без исключения научных дисциплин в более конкурентные области деятельности, прежде всего в бизнес. Кризис начала 1990-х заметно ударил как по престижу, так и по доходам молодых ученых, которым государство, по сути, оставило два выхода - или работать за границей, или покинуть науку, заняться зарабатыванием денег. Это коснулось, прежде всего, поколения 30-40-летних, которых в нашей науке можно смело считать "выкошенным" поколением; люди же старшего поколения, которые производили конкурентоспособную научную продукцию в мировых масштабах, к сожалению, уходят. В последние годы, вроде бы, интерес к науке несколько оживает, однако это оживление упирается в престиж научной карьеры, научной профессии. Сейчас, с моей точки зрения - а я сужу, прежде всего, по своим студентам - научная карьера не престижна, не интересна, не привлекательна. Образование понимается только как некая база, необходимая для получения хорошей работы и для того, чтобы потом успешно работать в бизнесе, но не в научной сфере. Без государственной поддержки, без изменения государственного отношения к роли и месту науки в нашей стране (причем изменения не на словах, а на деле), ситуация, боюсь, не изменится.
Наука - это по определению не та сфера деятельности, которая может приносить прибыль и быть самоокупаемой. Наука затратна и убыточна всегда и везде - но вместе с тем уровень ее развития был, есть и будет одним из основных критериев развития, престижа и силы нации. Сильная нация должна иметь сильную науку. Если у нас ее нет, значит, мы - слабая нация и слабое государство, ибо именно на государстве лежит основная ответственность за состояние науки в стране.
А пока у нас дальше деклараций дело не идет?
Страна стала меньше на треть по сравнению с советскими временами, а ВВП России до сих пор не достиг докризисного уровня. Наконец, власти в кризисные годы решали более насущные вопросы, чем поддержание деятельности ученых. Все это, так сказать, объективные трудности - однако государству настало время признать, что эти трудности стали реальностью, и правильно расставлять национальные приоритеты в новых условиях. Согласно данным Госкомстата, в конце 1990-х гг. Россия тратила на научные исследования около 1% ВВП, или $70 в расчете на душу населения. Для сравнения, в США аналогичные цифры составляли 2,6% ВВП или $900, в Германии - 2,4% ВВП или $580, в Японии - 3% ВВП или $750, в Великобритании - 1.9% ВВП или $430... Если в XXI веке мы хотим быть чем-то большим, чем трубой для выкачивания нефти из Восточной Сибири для нужд цивилизованного мира, то об этих цифрах нельзя не думать прямо сейчас. Ни одно серьезное исследование не делается за две недели - разработка одной научной темы требует от года до нескольких лет, а для создания научной школы нужны десятилетия непрерывной поддержки научного процесса, и постоянных контактов и в рамках научного коллектива, и с другими коллегами, в т.ч. за рубежом. И если по уровню ВВП мы можем сравняться с докризисным уровнем в течение ближайших трех-четырех лет, то наверстать упущенные позиции в научной деятельности будет гораздо сложнее. Однако если государство не займется этим всерьез и сейчас - через десять лет это будет просто невозможно.
8 февраля 2005
Док. 301885
Перв. публик.: 10.05.05
Последн. ред.: 10.05.07
Число обращений: 207
Белянин Алексей Владимирович
|
