В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Алексей Белянин: Интересная экономика, которая пока никем до конца не понята. Она даже теоретически интересна - а правильно-то как? Назад
Алексей Белянин: Интересная экономика, которая пока никем до конца не понята. Она даже теоретически интересна - а правильно-то как?
Алексей Владимирович, мы договорились затронуть в этом интервью две сферы экономической жизни, входящие в круг Ваших профессиональных интересов - банковскую проблематику и процесс реформирования естественных монополий в России. Начнем с банков. Государственной Думой и Советом Федерации сейчас рассматривается ряд законов, непосредственно связанных с банками, в том числе закон о кредитных бюро, пакет ипотечных законов, которые совершенно точно повлияют на конфигурацию банковской системы. Также много идет разговоров о том, сколько банков останется в российской банковской системе через определенный промежуток времени, по какому принципу они будут отсеиваться. С Вашей точки зрения, что, собственно, происходит с банковской системой, как она будет выглядеть через несколько лет?

Очень интересный и многоплановый вопрос, потому что здесь, с моей точки зрения, есть ряд аспектов, с одной стороны краткосрочных, с другой стороны долгосрочных, и даже стратегических.

Если начать с краткосрочных аспектов, то это будет даже не моя точка зрения, а почти медицинский факт. У банковской системы России в первое десятилетие своей жизни, и, в некоторой степени, в последние годы тоже, был достаточно ограниченный спектр операций, от которых она получала свои основные доходы. В годы высокой инфляции это были краткосрочные торговые и коммерческие кредиты, потом это были государственные ценные бумаги (ГКО-ОФЗ), потом была работа со взаимозачетами предприятий. В последние годы этот спектр до некоторой степени расширился: появилось как потребительское кредитование, так и кредитование определенного круга промышленных предприятий; приносят доход и операции на финансовых и валютных рынках. В этом свете появление новых законов - закономерная мера, направленная на упорядочение банковских операций на новых рынках и в новых условиях.

Однако если нынешнее состояние оценивать с точки зрения долгосрочной перспективы, то все обстоит отнюдь не так благостно. По большому счету, наша банковская система до сих пор не занимает свою основную нишу в экономике, а именно - не трансформирует национальные сбережения в инвестиции. Большие деньги привлекаются в экономику помимо банковской системы, через другие источники, и вкладываются не банками, а другими организациями, в частности, большими промышленными предприятиями. Это справедливо как для частных собственников, владельцев которых с разной степенью обоснованности можно отнести к "олигархам", так и для государственных предприятий. К примеру, тот же самый "Газпром" - не только крупнейшая компания и налогоплательщик, но и крупнейший инвестор: на 2003 г. его капитальные вложения составили свыше 8 млрд.долл. Однако, источник этих инвестиций- не кредиты от российских банков (скорее наоборот - один из крупнейших банков страны - "Газпромбанк" - дочернее предприятие "Газпрома"), а собственная нераспределенная прибыль, либо же кредиты консорциумов западных банков и/или мировые финансовые рынки.

И это при том, что сбережения в России всегда были и есть: в 90-е гг. ежегодный отток капитала из страны оценивался в $20 - $25 млрд. в год, снизившись в последние годы до $10 - $15 млрд. Вместе с тем, даже в период нынешнего депозитного бума совокупные депозиты организаций и населения в нашей банковской системе составляют примерно $50 млрд. Я бы сказал, что эти цифры несопоставимы, и если сбережения, полученные любым способом, возникают в экономике России, то они направляются не в банковскую систему, а куда-то еще. Куда-то еще - это либо за рубеж, либо вкладываются в какие-то конкретные проекты и объекты, например в недвижимость.

С моей точки зрения, абстрагируясь от тактических обстоятельств, это очень важный момент, потому что он показывает, что банки в значительной мере существуют сами по себе и для себя. Это говорит нам как минимум о том, что у нас своеобразный банковский сектор, и роль его в экономике другая, чем в экономиках развитых стран. Тем самым встает и другой вопрос: каким должно быть место банковской системы в экономике России, какая банковская система ей нужна, и какая трансформация банковской системы была бы желательна с точки зрения долгосрочных интересов страны.

Если посмотреть на нынешнее состояние банковской системы с этой точки зрения, то мое отношение к ней было бы сдержанно-оптимистичным. Полторы тысячи банков в России - наверное, многовато. Есть выражение, что если тысяча банков умрет, то российская экономика этого не заметит - заметят только владельцы и сотрудники этих банков. Это справедливо лишь отчасти: понятно, что есть своя ниша у региональных маленьких банков, и зачастую эти банки оказываются более ответственными в отношении своих партнеров и клиентов. О том, что их смерть была бы полезной - говорить не приходится; скорее, наоборот. Но одна из основных опасностей, которая существует сейчас, состоит в том, что банковскую систему очень трудно сегрегировать, отделить агнцев от козлищ по каким-то формальным признакам. Понятно, что у всех существуют разного рода двойные бухгалтерии, многоуровневая и перекрестная система собственности и непрозрачные операции и способы ведения бизнеса. Вся эта информационная асимметрия является большой проблемой: хороший банк, исправно выполняющий свои функции, от плохого банка, выполняющего их неисправно, постоянно нарушающего требования банковского регулирования и даже требования собственной безопасности, трудно отличить даже специалисту. И на мой взгляд, именно такая ситуация создает главную опасность. У меня, например, нет устойчивого ощущения, что нынешний подъем, который начался после 1998 - 2000 гг., когда банковская система росла на 40-50% в год по всем показателям - это рост устойчивый, и что он надолго. Поскольку хорошие банки неотличимы от плохих, поведение тех и других банков, условно говоря, смешивается в восприятии внешних наблюдателей - вкладчиков, партнеров и клиентов. Возникает то, что в терминах экономической науки называется слитным равновесием (pooling equilibrium), когда банки разных типов шлют одинаковый сигнал своим клиентам, и клиенты должны на него как-то реагировать. Поскольку ситуация, вроде бы, в целом хорошая, то реакция, вероятно, будет благостной. А когда рынок в условиях информационной асимметрии одобряет действия плохого банка, то для последнего это лишний стимул продолжать делать то, что он делал до сих пор, только с выросшими депозитами и кредитами. Чем это заканчивается - понятно, потому что когда плохой банк нарывается на проблемы и банкротится, то его вкладчики и партнеры, естественно, переносят этот факт и на другие банки, подающие аналогичные сигналы, т.е. делают вывод что все такие банки - плохие, сворачивают свои операции, чем и вызывают новый банковский кризис. Получается своеобразное хождение по кругу, которое наблюдалось в нашей экономике на протяжении всего периода существования банковской системы, причем этот круг, на мой взгляд, не разорван до сих пор, и с этого пути мы не свернем в обозримом будущем - если, конечно, не произойдет радикальной и весьма болезненной реформы банковской системы. На мой взгляд, разумная конфигурация состояла бы в том, чтобы в России было бы несколько (порядка 10) крупных и действительно надежных банков, которые работали бы на национальном уровне, обслуживали бы большие предприятия, кредитовали долгосрочные проекты, брали бы деньги под фиксированный процент и на предсказуемых условиях. Устойчивые мелкие банки должны занимать свою нишу там, где невыгодно работать крупным - например, в регионах; они не должны смешиваться с первыми, и не должны лезть в те сферы, которые им незнакомы; остальные же банки должны отмереть как класс. Пока подобная конфигурация у нас не сложилась, банковские кризисы, на мой взгляд, не только могут воспроизводиться, но даже весьма вероятны.

Насколько те законопроекты, которые сейчас рассматриваются (о кредитных бюро, ипотечный пакет законов и т.д.) станут поддержкой для российской банковской системы?

Бесспорно, это будет поддержкой для нынешней банковской системы, это полезный шаг. Но этот шаг полезен, скорее, в качестве некого сигнала, ориентира, какого типа поведения от вас ожидают денежные власти. Это может быть то, чего больше всего не хватает не только банкам, но и всему нашему бизнесу - четких и недвусмысленных правил игры, без которых можно забыть и об устойчивом развитии, и об удвоении ВВП. Банковский сектор в этом смысле оказался в несколько привилегированном положении, с ним говорят не языком Уголовного Кодекса, а языком гражданского и коммерческого права. И это большой плюс. С другой стороны, здесь есть момент, который, на самом деле, проблематичен. Он состоит в том, что у нас до сих пор экономика в любой своей ипостаси очень быстро упирается в политику, или в "политическую экономию" в современном, немарксистском понимании этого термина. Банковский бизнес до сих пор в массе своей был деполитизирован, и это очень правильно, но и здесь, как и в любом другом сегменте бизнеса, вряд ли можно гарантировать, что власти будут принимать решения, исходя исключительно из соображений экономической эффективности и целесообразности, а не в силу личных обязательств или просто приватного расположения чиновника А к банкиру Б, при том что соображения общественной эффективности подсказывали решить вопрос это по-другому. Здесь у нас почти всегда существует некий разрыв между хорошими законотворческими нормами и их воплощением на практике. Хотелось бы надеяться, что в нынешних условиях власть на деле готова продемонстрировать верховенство закона и равенство всех перед ним, и что новые нормы будут использованы для создания эффективных барьеров между тем, что можно и нельзя делать. Вместе с тем, здесь также существует некая угроза, связанная с тем, что и сами банки, привыкшие работать по одним канонам, не захотят или не сумеют перестроиться - будет сказываться корпоративная этика, нежелание подставлять "своих" - как по этическим, так и по вполне материальным причинам. Именно этим может объясняться во многом, наверное, обоснованная осторожность денежных властей во всем что касается банковской реформы - они боятся растрясти, раскачать банковскую систему, ибо какие-то радикальные шаги - например, сокращать количество банков наполовину волевым решением - это значит просто уничтожить ее на корню.

Вы же сказали, что те законы, те нормы, которые принимает власть - это некоторый сигнал для банка о возможности использовать новые инструменты. Но остается вопрос: насколько банки заинтересованы пользоваться этими инструментами? Например, сейчас будут приняты ипотечные законы, появятся ипотечные ценные бумаги, банкам будет облегчена возможность выдавать ипотечные кредиты. Инструменты есть. Насколько у банков будет заинтересованность этим пользоваться?

Это все объясняется очень простыми причинами. Банки - пионеры рыночной экономики в России. Это был первый возникший рыночный сектор, который жил по вполне понятным рыночным нормам: если это прибыльно, с поправкой на риск, - я это делать буду, если нет - значит, не буду. И до сих порт банковский сектор не давал никаких оснований в этом усомниться, они действительно стараются этим руководствоваться. У них есть вполне понятные способы делать деньги, и они их будут делать в той мере, в которой им это позволяет лицензия, собственные способности и бюджетное ограничение - все. В этом смысле та же самая ипотека - это хороший и понятный, потенциально прибыльный инструмент, хотя я не уверен, что именно сейчас ипотека реально способна принять массовый характер. Просто потому, что не очень велик круг тех, кто в состоянии брать ипотечный кредит и выплачивать его на коммерчески приемлемых условиях, и потому, что сейчас те, у кого есть большие деньги, и без того уже довольно сильно вложились в экономику России. В условиях нынешней неопределенности правил игры экономики в целом, у таких людей прежде всего будет существенный стимул к диверсификации активов. Если у меня есть пять квартир в Москве в элитных новостройках - вряд ли я буду покупать шестую. Я себе в Испании дом куплю, или в Чехии, что поближе. Это будет разумная позиция человека, у которого есть лишних пара сотен тысяч, и который, конечно, имеет достаточно возможностей перевести их за рубеж - тем более после вступления в действие нового закона о валютном регулировании.

Кроме того, рынок недвижимости у нас перегрет.

Это отдельный вопрос. Да, он перегрет, это в самом деле так. Но будет ли он расти дальше, или кризис уже на пороге и наступит не сегодня-завтра? В "схлопывании" рынка в настоящий момент не заинтересован никто из игроков на этом рынке - ни местные правительства (прежде всего, правительство Москвы), ни застройщики, ни индивидуальные или корпоративные инвесторы. Наверное, не заинтересованы и центральные власти, потому что у них, так или иначе, какой-то интерес в этом рынке есть. Такого рода пузыри на рынках активов живы, пока все, кто в этой игре играет, верит, что это прибыльно и выгодно - сейчас же "лопать" этот пузырь не выгодно ни одному из его "строителей".

Это в случае, если говорить о вложении живых денег в недвижимость, а в случае ипотеки, когда речь идет о периоде в 10 лет, предположение о том, что перегретый сейчас рынок в течение этих 10 лет схлопнется, вполне обосновано.

В долгосрочной перспективе я согласен с вашим прогнозом, однако у меня нет ощущения, что пузырь лопнет прямо на днях. Если же говорить о перспективе, то самый важный вопрос состоит в том, как он будет "хлопаться". Будет ли это именно хлопок и рынок упадет в два раза за один месяц, или это будет постепенное, плавное опускание цен до какого-то более обоснованного уровня, и более сопоставимого с доходами большинства населения, на которое и рассчитана ипотека? Я думаю, что те, кто в этом рынке постоянно участвуют, постараются эти колебания максимально сгладить, чтобы это был не хлопок, а постепенное сдувание. Возможно, оно будет облегчено в той мере, в какой властям удастся довести до практического воплощения свои декларации о том, что надо бороться за перераспределение доходов, за борьбу с бедностью, за уменьшение неравенства между самыми богатыми и самыми бедными. Если у вас деньги есть, то вы купите квартиру за живые деньги и не будете связываться с ипотекой, а если у вас денег нет, то ипотека вам нужна, и это для вас шаг вперед. Поэтому и сам успех ипотеки будет зависеть от того, в какой мере удастся удастся перераспределять доходы от самых богатых к хотя бы средним слоям населения, которые, собственно, и должны участвовать в ипотеке. То есть, если такой плавный переток сделать удастся, тогда я думаю, что ипотека будет иметь вполне нормальные перспективы, жить и развиваться устойчиво. Это один аспект проблемы.

Другой аспект состоит в том, что это на данный момент потенциально один из самых привлекательных рынков для банковского сектора, и если банковский сектор сейчас займется этим очень активно, то он может поставить под удар и себя, потому что от схлопывания рынка недвижимости мы не гарантированы. А если в нем лежат основные банковские деньги, - то мы получим новый 1998 год, а быть может, еще и хуже, так как инициатива идет на законодательном уровне, и в это могут влезть многие банки, которые завяжут на себя большое количество населения, даже больше, чем в 1998 году. Это будет не только денежный кризис, но и социальный. Ведь если вы покупаете квартиру в кредит на 10 лет, то за этот период у людей появятся семьи, родятся и пойдут в школу дети, выйдут на пенсию родители - это ваша жизнь, ее значительный, и, быть может, лучший кусок. И все это будет поставлено под удар. Моральные издержки такого хлопка будут очень весомыми. Если он случится - это будет дискредитация и конец всем планам нынешних властей по улучшению уровня жизни населения, по борьбе с бедностью, по качественному прорыву по отношению к самому работоспособному населению страны.

Следующий инструмент, о котором очень много у нас говорят и которого у нас пока нет, это производные финансовые инструменты. Все говорят, что они нужны, обсуждаются варианты, как сделать так, чтобы на российском рынке они появились. Насколько они сейчас действительно необходимы, насколько рынок готов к появлению производных финансовых инструментов?

Строго говоря, они не совсем незнакомы нашему рынку. Еще в начале 90-х гг., когда банковская система только создавалась, у наших молодых банкиров, обладавших некоторыми знаниями о том, как работают финансовые рынки в развитых странах, и большим количеством энтузиазма, появилось много идей новых коммерческих продуктов, характерных для развитых рынков - тех же самых депозитных сертификатов, опционов, разного рода закладных обязательств. Другое дело, что тогда эти ценные бумаги не утвердились на рынке - что, впрочем, вполне понятно. Те же самые опционы - это было не нечто, торгуемое в массовом порядке на фондовых биржах и имеющее реальную рыночную цену. Скорее, это была некая ценная бумага, выпущенная каким-то банком, просто с красивым названием, которое привлекало какое-то количество клиентов и позволяло зарабатывать деньги.

Что касается насущности рынка опционов в России сейчас, я бы отнесся к этому без особого энтузиазма, просто потому, что, на мой взгляд, до сих пор еще наши финансовые рынки в большей степени определяются системными, систематическими рисками, нежели рисками, связанными с данными ценными бумагами. Представьте себе, что появились опционы на акции ЮКОСа, Сургутнефтегаза, Газпрома - и что? Покупатели этих опционов окажутся либо в прибыли, либо в убытке по причинам внерыночного характера - цена и акций, и опциона на них будет зависеть от политики властей в отношении этих компаний. Это вариант лотерейного билета, который вы можете купить около любой станции метро и без всякой гарантии справедливого выигрыша - только печатает этот билетик государство, и стоит он дороже. Экономического смысла в этом я сейчас не вижу.

Помимо банковской системы, другая крупная сфера Ваших профессиональных интересов - это естественные монополии. С Вашими взглядами на проблемы функционирования одной из них - Газпрома - читатели сайта www.OpEc.Ru уже имели возможность ознакомиться в опубликованной у нас Вашей статье. Мы бы предложили Вам в общем плане охарактеризовать состояние естественных монополий. С одной стороны, мы имеем диверсифицированный и давным-давно действующий в условиях конкуренции нефтяной сектор. С другой стороны, есть недоразделенные, или планируемые для разделения отрасли - такие как электроэнергетика, или бывшее Министерство путей сообщения. А еще есть такая монолитная глыба как Газпром, о реформировании которого говорят уже давно, но каких-либо значимых шагов в этом направлении до сих пор сделано не было. Каково, на Ваш взгляд, сегодня состояние реформирования естественных монополий в России, к чему мы стремимся и к чему мы должны идти?

Это действительно глобальный вопрос. Естественные монополии в России - тема особая уже в силу того, что они у нас в большей степени, чем в других странах мира, являются системообразующими с одной стороны, и взаимосвязанными с другой стороны. Системообразующими - в том смысле, что, если брать для примера пути сообщения, то, несмотря на недавнее официальное открытие сквозной автодороги из Сибири на Дальний Восток, единственный эффективный способ добраться от Читы до Благовещенска - это Транссиб. Основная сеть железных дорог существует уже более 100 лет, и с тех пор ее протяженность и направления радикально не менялись. Это не к тому, что дорожные строители работают плохо, а к тому, что эта инфраструктура заложена давно, и на протяжении целого века успешно обслуживала потребности страны. Так что роль железных дорог в России преувеличить невозможно - она колоссальна. С другой стороны, если смотреть на газ, у нас 70% энергетики сидит на газе. Наша экономика остается очень энергозатратной, и эта энергозатратность - это не чей-то злой умысел, но стратегия, заложенная еще в советское время. Тогда считалось, что раз у нас много сравнительно дешевых энергоносителей, то мы можем позволить себе тратить лишние тысячи кубометров газа на каком-то предприятии, и использовать менее энергосберегающую технологию. Практически все советские предприятия строились в расчете на это, и не секрет, что за последние 10-15 лет технологических прорывов в области энергосбережений у нас не наблюдалось. С другой стороны, природный газ - это сырье, на котором вырабатывается 70% электроэнергии в стране. В свою очередь, на электроэнергии движется около половины грузов по нашим железным дорогам. Получается технологическая цепочка от газа к электричеству и путям сообщения.

Если говорить дальше, о типичном, хотя стоящем немножко отдельно секторе - секторе коммунальных услуг, - надо сказать, что электричество и газ в основном исправно приходят к нам в дома. И это тоже завязано на естественные монополии. Системность проявляется в том, что естественные монополии обеспечивают жизнеспособность нашей экономики и нашего населения. В России это так, и с этим фактом ничего нельзя поделать. Соответственно, когда мы говорим о реформах естественных монополий - прежде всего, надо исходить из того, что это жизненно важные сектора нашей экономики, системообразующие сектора, и любая реформа должна, как минимум, не привести к краху технологических и жизнеобеспечивающих систем, которые существуют сейчас. Как максимум - она должна привести к повышению эффективности использования ресурсов, инфраструктур и естественного сырья, и к достижению более обоснованного и справедливого раздела прибыли, а тем самым к росту общественного благосостояния.

А с реформами - отдельная история. Пионером реформ в этом секторе у нас является Чубайс, он инициатор, мотор и двигатель. По меткому выражению кого-то из журналистов - наш "великий трансформатор". С его приходом в РАО ЕЭС России (в 1998 г.) сразу был выдвинут тезис о необходимости реформ, и о выделении конкурентного сектора в электроэнергетике. Было сказано, что в нынешнем виде она неэффективна из-за отсутствия стимулов к росту эффективнсти и из-за потребностей в инвестициях в связи с износом оборудования - в ближайшие 10 лет потребуется от 30 до 50 млрд. долл. А поскольку у государства таких свободных денег нет, нужно привлекать частных инвесторов, а для этого нужна приватизация. Процесс утверждения планов реформы был очень длительным - только в 2003 году был принят пакет законов о реформе энергетики, и она начала воплощаться в жизнь. Но при этом надо сказать, что в этой реформе до сих пор много белых пятен, т.е. таких шагов и решений, которые до сих пор непонятны и самому РАО ЕЭС. Например, само РАО выпускало разную, противоречащую друг другу информацию о составе активов, образующих будущие территориальные генерирующие компании (ТКГ), и даже об их количестве. Естественно, это вызывало сумятицу среди инвесторов. Кроме того, остались зияющие дыры, касающиеся технологических вопросов, например, обеспечения энергетической безопасности при передаче и поставках электроэнергии - кто будет заниматься этим вопросом? Государство, в лице федеральной сетевой компании (ФСК)? Его стимулы в лучшем случае остаются теми же, что и сейчас, а средств для ее обеспечения остается меньше, так как уменьшается размер компании. Частные генераторы? А им-то это зачем? Их дело - произвести, а не доставить. Тут есть масса непонятного и не прописанного - того, что оставалось за кадром. При этом подразумевалось, естественно, что эти проблемы будут разрешаться каким-то образом по мере продвижения реформы: когда конкретные этапы будут пройдены, станет ясно, что делать потом. Однако, в самое последнее время, после президентских выборов, ситуация изменяется еще раз, потому что не вполне понятно, в какой степени власти заинтересованы в том, чтобы эту реформу в том виде, в каком она была задумана, доводить до конца. Это отдельный аспект.

Теперь о реформе железных дорог. Пакет законов об их реформировании также был принят весной прошлого года, причем план этой реформы был изначально гораздо более точным. Но опять же - до какой степени этот план был оптимален с точки зрения общественных интересов, приведет ли это реально к созданию конкуренции в сфере перевозок? Согласно плану реформы, будет задействован следующий механизм: РАО ЖД остается монополистом в сфере перевозок и инфраструктуры, а в сфере перевозок конкурирует с частными компаниями, предоставляя им доступ к инфраструктуре за фиксированную плату. С одной стороны, формально все понятно, однако реальность такова, что на фоне того же РАО ЕЭС, РЖД, как правопреемница МПС, - гораздо более закрытая организация, своего рода государство в государстве, и общественная дискуссия по поводу стратегии ее реформы была куда менее значимой, чем в случае электроэнергетики (если можно вообще сказать, что она была). Между тем, вопросы остаются и здесь: будет ли конкуренция на рынке частных перевозок реальной и эффективной, кто будет гарантировать бесперебойность услуг, и главное - зачем вообще менять что-то в отрасли, которая с самого своего рождения управлялась одним министерством (существующим, между прочим, с 1862 г.), и которая в бытность государственной компанией в целом исправно справлялась со своими обязанностями? Так было и в царской России, и в советское время, да и в новой России отрасль оставалась прибыльной - правда, ценой внутренних дотаций и перераспределения доходов от грузовых перевозок в пользу пассажирских.

В качестве детали, иллюстрирующей кастовость МПС и некую "отделенность" его служащих от остальных социальных групп, обычно приводят тот факт, что железнодорожники всегда имели свою форму, подчеркивающую их особое положение в обществе. Этот факт приводил к легитимизации закрытости системы МПС даже на уровне общественного сознания.

Да, это было. Это особая отрасль народного хозяйства, которая всегда подчеркивала свою "специальность". С одной стороны, это объясняет, почему реформа МПС отдана на откуп самому МПС - кто как не железнодорожники лучше других понимают специфику отрасли? Однако, то же самое справедливо в отношении электроэнергетиков, но тем не менее, здесь подобной закрытости не наблюдается, что лишь отчасти можно отнести на роль "эффекта Чубайса" - бесспорно, одной из самых знаковых фигур современной России. Правда, в реформе железных дорог существует и военно-стратегический аспект: например, количество вагонов в России - это не публикуемая цифра; грубо говоря - военная тайна. Сколько вагонов, сколько цистерн, сколько локомотивов - это не разглашается. Только сам МПС имеет представление о том, что у него есть - а в результате никто извне, не зная базовых цифр, просто не в состоянии составить независимое мнение о детальной концепции реформы.

Что касается третьей монополии - Газпрома - то здесь ситуация еще более прозрачная, более простая, или, может быть, даже несколько более печальная. О реформе Газпрома говорили не раз - так, бывший премьер-министр Касьянов несколько раз поднимал вопрос в том ключе, что хорошо бы отделить добычу газа от его транспортировки. Здесь, впрочем, следует иметь ввиду что "естественная монопольность" этой отрасли по своей природе отличается от двух других. Дело в том, что наши месторождения лучшего легкого (сенноманского) газа расположены очень концентрированно, так что делить их разработку технологически неэффективно. То есть, если так можно выразиться, эта естественная монополия естественна по "естественным" причинам. В нефтянке такого нет - и именно поэтому там месторождения отданы в концессии и по лицензиям конкурирующим компаниям. Это обуславливает устойчивость "Газпрома" как единого предприятия - но это только часть объяснений того, почему реформа компании застопорилась. Еще более важным фактором является роль и место отрасли в экономике и значение "Газпрома" для государства. Компания дает четверть доходов в государственный бюджет, поставляет сырье и энергетике, и промышленности, обеспечивает им домашние хозяйства - короче, является фундаментом всей нашей экономики. Понятно, что государство будет крайне осторожно относиться к любым предложениям по реформированию такой отрасли. Это нечто, что власть хочет держать под контролем, что она будет держать под контролем в обозримом будущем, и что при нынешней структуре экономики, при нынешней роли этой отрасли в экономике, в смысле выделения конкурентных секторов будет реформировано в последнюю очередь.


Вы говорили о том, что фактически естественные монополии являются не только системообразующими, но и взаимосвязанными элементами российской экономики. Не получается ли так, что государство, оставляя себе Газпром и выводя за скобки идею его реформирования, тем самым получает рычаг для воздействия на все уже реформированные естественные монополии, которые уже функционируют на других принципах, и поэтому могут чувствовать себя до некоторой степени автономными от государства? Энергетика будет естественно зависеть от газа, а газовый кран у нас открывает и закрывает государство в лице Газпрома.

Несомненно, именно так и получается. Правда, я бы не был столь категоричен даже в том утверждении, что реформы в других отраслях уже прошли - еще не вполне понятно, чем и там-то дело закончится. Но я думаю, что одна из причин, по которой государство не хочет реформировать Газпром, состоит именно в том, что тот, у кого газовый кран, - тот и держит под контролем большую часть нашей экономики, включая ее экспортные доходы. Это действительно важный аспект, обуславливающий государственный интерес к тому, чтобы эта монополия оставалась под контролем.

То есть, по сути дела, государству даже не нужно вводить какую-то золотую акцию на реформируемых предприятиях, например, энергетической сферы, или железнодорожного транспорта - достаточно оставить Газпром таким, какой он есть?

Это будет немного грубый ход. Представим, что у нас реально есть конкуренция в энергетике: 10 больших игроков, 50 маленьких игроков, половина из них - иностранные инвесторы. И вдруг государство им говорит: с завтрашнего дня цены на газ будут в два раза выше. Это был бы крайне радикальный шаг, на который можно пойти в экстраординарном случае, если все остальное ломается - однако сам факт того, что эта возможность есть, предопределяет стратегию инвесторов. Это как противостояние СССР и США. Ядерную кнопку никто не нажимает, но из-за того, что ее могут нажать, определенные стратегии уже становятся доминантными, что и предопределяет реальное поведение. То же самое здесь. Сам тот факт, что такая возможность есть - уже определяет границу дозволенного для любой частной промышленной компании в России.

Есть и еще один аспект. Мы говорим о возможности закрутки и подконтрольности экономики через "Газпром" - но сколь желательна такая стратегия реформ естественных монополий, которая начинается не снизу, а сверху в технологической цепочке? Оптимально ли с общественной точки зрения приватизировать сначала электроэнергетику и железные дороги, оставляя газовую отрасль монопольной, или же, напротив, начало реформы с этой последней отрасли дало бы большую прибавку общественной эффективности? Этот аспект нынешних реформ вовсе остается за кадром. Я думаю, что он даже не рассматривается - прежде всего в силу того, что политические соображения во всяком случае превалируют над всеми остальными. Хотя это довольно интересная экономическая задача, которая пока никем не решалась. Она даже теоретически интересна - а правильно-то как?

25 июня 2004


Док. 301792
Перв. публик.: 10.07.04
Последн. ред.: 10.05.07
Число обращений: 252

  • Белянин Алексей Владимирович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``