Андрей Белоусов: `Все невозможное возможно в стране возможностей таких`Назад
Андрей Белоусов: `Все невозможное возможно в стране возможностей таких`
Андрей Рэмович, Госкомстат опубликовал очередную порцию статистики по российской экономике. На первый взгляд, практически все тенденции, существовавшие ранее, получили свое подтверждение. Как Вы считаете, есть какие-либо тревожные моменты в макроэкономических показателях?
Становится более ясной картина, складывающаяся в текущем году, особенно в третьем квартале. Почему это важно? Потому что есть ощущение, что экономические тенденции начинают постепенно меняться. Отсюда, ключевой вопрос - действуют ли еще те механизмы роста, которые сложились в первом полугодии, или не действуют. Как известно, в России третий год продолжается экономический подъем, в этом году перспективы очень неплохие и по итогам года результаты могут быть даже выше, чем сегодняшняя официальная оценка. Прирост ВВП может достичь 6%.
То есть, это именно та цифра, на которой настаивают официальные лица. Вы с ними согласны?
Официальные лица пока ориентируются на 5,5%. В любом случае, сохранение сегодняшних тенденций позволяет рассчитывать на очень хороший результат. Действительно, если посмотреть, то за три последних года ВВП увеличился на 1/5, промышленное производство - на треть, машиностроение выросло в полтора раза. В целом темпы экономического роста превышают средние темпы по мировой экономике примерно вдвое. В это связи ключевой вопрос - какие механизмы стоят за этой динамикой и насколько эти механизмы устойчивы к тем изменениям, которые могут происходить в мире, в частности, к снижению мировых цен на нефть.
В таком контексте очень важно адекватное понимание ситуации 2001 года. И в 1999 году, и в прошлом году экономический рост был вызван шоками, толчками извне. В первом случае это была девальвация рубля, во втором - повышение цен на нефть. А в 2001 году никаких шоков не было, а рост есть. Причем, он вновь возобновился после четырехмесячного перерыва, с октября 2000 года по январь нынешнего. Напрашивается вывод, что в экономике начали складываться качественно новые механизмы роста, которых не было ни в прошлом году, ни в позапрошлом, ни вообще за все годы реформ.
Речь идет о том, что начал формироваться расширяющийся воспроизводственный контур: производство - доходы - конечный спрос, который в свою очередь генерирует расширение производства. Это очень четко показал второй квартал. Тогда экономический рост опирался на расширение доходов населения, стимулирующее потребление, прежде всего, спрос на непродовольственный товары. Одновременно начал сокращаться вывоз капитала, что дало толчок к увеличению и инвестиционного спроса.
По итогам третьего квартала можно констатировать, что тенденция роста пока сохраняется. Рост ВВП составил, с исключением сезонности, 0.8% в месяц. Это довольно высокие темпы, в годовом исчислении они соответствуют примерно 10%. Промышленное производство увеличивалось на 0,6% в месяц.
Однако, очень важна структура этого роста. Примерно 60% прироста промышленного производства за квартал пришлось на одну-единственную отрасль - на пищевую промышленность. Пищевая промышленность - это одна из немногих отраслей, которая, безусловно, растет, там практически фронтальный рост, особо сильный в алкогольной промышленности. Где-то 20% внесло машиностроение, 12% - топливная промышленность. Вот три отрасли, которые толкают промышленность. В сырьевых отраслях роста нет, он кончился.
Такая структура подъема отражает факторы, лежащие на стороне конечного спроса и доходов. В третьем квартале возобновился рост заработной платы, причем очень интенсивный. Если исключить сезонность, заработная плата стала расти примерно на 2% в месяц, и в этом году мы выходим где-то на 20%-й ее прирост в реальном выражении.
Следовательно, можно предположить, что складывается механизм экономического роста, опирающийся на связку: сельское хозяйство - пищевая промышленность - увеличение заработной платы и реальных доходов населения - потребительский спрос.
Устойчивость такого потребительски-ориентированного роста определяется двумя моментами.
Первый -должна опережающим темпом расти производительность труда, иначе заработная плата будет давить на издержки предприятий и все заглохнет.
И выродится в инфляцию?
Или выродится в инфляцию, или заглохнет. Просто потому, что есть предел повышению доли зарплаты в цене. Вот это условие (опережающий рост производительности труда) пока не выполняется.
Что мы наблюдаем сейчас? Темпы прироста реальной заработной платы более чем в два раза превышают темпы прироста ВВП. Поэтому, скорее всего, такой рост реальной заработной платы недолговечен. Отсюда и сегодняшний подъем вряд ли можно считать устойчивым.
И второй момент, может быть даже более важный. Сектор, который производит товары для потребительского спроса, должен быть достаточно конкурентоспособным, иначе его забьет импорт. Между тем, согласно опросам предприятий доля конкурентоспособной продукции, производимой потребительским сектором, составляет около 30%. Это при нынешних-то очень льготных условиях, сильно заниженном курсе рубля!
Хуже всего то, что потребительский сектор не очень активно адаптируется к условиям ужесточения конкуренции. Согласно недавно опубликованным данным Госкомстата, инвестиционная деятельность в потребительских отраслях и вообще в перерабатывающих отраслях промышленности не только не растет, но даже сокращается. Собственных средств в этих отраслях недостаточно для осуществления инвестиций в требуемых масштабах. А переток капитала сюда из сырьевых отраслей затруднен из-за низкого обменного курса рубля и, опять же, низкой рентабельности.
Еще один источник оживления, действовавший в первом полугодии - инвестиционный спрос. Наблюдалась парадоксальная картина, согласно которой рост инвестиций происходил в условиях снижения доходов предприятий. Норма доходов предприятий в 2000 году была в среднем 18%. В первом квартале этого года - 14%, во втором квартале - 12%, в конце второго квартала и в июле она упала до 10%. Это довольно четкая тенденция.
Тем не менее, рост инвестиций продолжался, хотя каждый квартал его темпы становились все ниже и ниже: во втором квартале примерно 2% в месяц, в третьем - уже меньше 1%. Но, повторюсь, рост был, и связан он, как я предполагаю, с тем, что сокращался отток капитала. Первый квартал - $3 млрд. в месяц, второй и третий - уже меньше миллиарда.
Но вся штука состоит в том, что инвестиционный подъем маскирует отсутствие значимых подвижек в его структуре. Это та проблема, которая встала во весь рост в прошлом году. А именно: отсутствие перелива капитала из секторов, производящих доходы, то есть из экспортноориентированных сырьевых секторов, в конечные отрасли. И эта проблема не решена до сих пор.
В этом году в первом полугодии прирост инвестиций в целом по промышленности по отношению к первому полугодию прошлого года составил 11%. За этими 11% стоит 18% прироста инвестиций в экспортных отраслях и сокращение инвестиций на 8% в конечных отраслях. Причем, в машиностроении инвестиционный спад даже увеличился по сравнению с прошлым годом, достигнув 15%. В пищевой промышленности он составил 8%. Спрашивается, что это за рост, когда в секторах, которые являются его носителями (машиностроение и пищевая промышленность суммарно дали больше 80% производства промышленной продукции в третьем квартале) наблюдается инвестиционный спад?
К этому следует добавить, что после снижения норматива обязательной продажи валютной выручки, вывоз капитала стал постепенно увеличиваться. В сентябре вывоз капитала по оценкам, которые мы делали, составил порядка $2 млрд. в месяц, его увеличение почти вдвое по сравнению со вторым кварталом связано, судя по всему, с известными сентябрьскими событиями, с ожиданием неустойчивости, со снижением цен на нефть и так далее. Есть все основания полагать, что примерно на этом же уровне он останется и в 4 квартале. С точки зрения инвестиций это негативная тенденция, поскольку в той их структуре, которая сложилась, инвестиции и вывоз капитала действуют как сообщающиеся сосуды. Чем больше в одном, тем меньше в другом.
Андрей Рэмович, если следовать этой логике, тренд экономического роста может развернуться в любой момент?
Перспективы сохранения роста не определены. Эта неопределенность вытекает из нерешенности ключевых проблем, которые четко обозначились еще в прошлом году. В частности, не изжит синдром "голландской болезни": "запертость" инвестиционных ресурсов в экспортном секторе, перепады в рентабельности, препятствующие межотраслевому переливу капитала, и многое другое. Плюс: низкая конкурентоспособность перерабатывающих производств, препятствующая реализации преимуществ наличия емкого внутреннего рынка.
Но, подчеркну, в сегодняшней ситуации есть один безусловный плюс. Впервые за последние годы возник самостоятельный замкнутый воспроизводственный контур. И это дает хорошие шансы.
Как можно интерпретировать тот факт, что внешнеэкономическая деятельность достаточно бурно растет? Господин Ванин сообщил о том, что бюджетное задание ГТК по итогам года будет перевыполнено более чем в два раза.
Здесь я бы разделил ситуацию с экспортом и с импортом.
В третьем квартале наблюдалось конъюнктурное оживление экспорта, правда, оно коснулось довольно ограниченного круга товаров. В первую очередь это нефть, нефтепродукты, машины и оборудование. Причем, это конъюнктурное оживление шло на фоне некоторого снижения мировых цен.
Если говорить про сырьевые отрасли, про нефтяную промышленность, в принципе, этот эффект наблюдался и раньше. Как только цены начинают проседать, первая реакция экспортеров - нарастить физические объемы. Причем, по стоимости роста экспорта не наблюдается. Он идет только в физическом выражении.
Что касается импорта, то его объемы пока стабилизировались. Я это объясняю чисто конъюнктурной паузой: в первом полугодии импорт подскочил на 21%, это в четыре раза больше, чем прирост ВВП (ВВП за первое полугодие увеличилось на 5%). Естественно, после такого скачка должна быть некая пауза. Рост не может быть непрерывным и длительным.
Если же посмотреть на структуру импорта, то видно, что наибольший рост пришелся на непродовольственные потребительские товары. Скажем, был очень быстрый рост импорта легкой промышленности. В меньшей степени, к сожалению, увеличение импорта наблюдается по инвестиционным товарам.
По моему мнению, при тех макроэкономических параметрах, которые сейчас складываются, уже к концу года рост импорта возобновится.
Что касается сборов таможенных платежей, то они действительно быстро растут. Правда, я бы тут не стал преувеличивать. Импортные пошлины за восемь месяцев текущего года составили 1,1% ВВП, за восемь месяцев прошлого года - 0,9% ВВП. Прирост - 23%, то есть примерно такой же, как самого импорта. То, что такой прирост удалось удержать - результаты, прежде всего, таможенной реформы, которая была проведена в начале года.
Другое дело - вывозные пошлины. Они возросли с 2,3% ВВП в прошлом году до 2,7% ВВП в текущем году, т.е. на 15%. Экспорт же за этот период вырос по стоимости всего на три процента. Так что таможенные успехи достигнуты в основном за счет планомерного выдавливания экспортной ренты из экспортеров.
Сейчас наблюдается некоторая, если не паника, то четко обозначенная на официальном уровне опасность того, что цена на баррель Urals приблизилась к критическим точкам. Понятно, что пока такая цена на нефть не угрожает непосредственно бюджету, в том числе, потому, что у правительства есть значительные накопленные резервы. А если взять крайний вариант?
Здесь могут быть и плюсы и минусы, как это ни парадоксально. Прежде всего, давайте оценим масштаб явления. В первом полугодии цена на российскую нефть составляла примерно $24,5 за баррель. В первой половине октября она снизилась до $19-20, и болтается в этом диапазоне. То есть снижение - примерно $4,5-5 за баррель. Если перевести в годовые измерители, то это примерно потери около $5 млрд. по сырой нефти, и еще где-то $4-5 млрд. - по экспорту нефтепродуктов и газа, потому что мировые цены на газ связаны с нефтяными ценами с лагом около полугода. Итого - $10 млрд., или примерно 9,5% годового объема экспорта в 2001 году. Много это или мало?
В проект бюджета на следующий год заложен прирост экспорта на 2,7%. Если цены на нефть снизятся до 19 долл. за баррель, то, как показывают расчеты, прирост, скорее всего, будет отрицательным - в районе -2%. С учетом того, что экспорт товаров составляет 34% ВВП, такое снижение его физического объема (на 4-5 процентных пунктов относительно прогноза) даст "вычет" из экономического роста в размере примерно 1,5 процентных пункта.
Далее, за счет экспорта, так или иначе, в промышленности формируется порядка 60% прибыли. При снижении экспорта на 10% сокращение прибыли в промышленности составит до 20%, а в целом по всем видам деятельности - 7-8%. Учитывая, что в экономику инвестируется примерно одна пятая прибыли, снижение инвестиций при прочих равных условиях может составить примерно 1,5 процентных пункта, что обеспечит вычет из роста ВВП еще 0.3-0.5 процентных пунктов.
Итого, сокращение стоимостного объема экспорта на 10 млрд. долл. приведет к суммарному "вычету" из прироста ВВП в реальном выражении в размере 1,8-2,0 процентных пункта, а с учетом действия мультипликатора - до 2,5 процентных пунктов. Другими словами, вместо запланированного в проекте бюджета экономического роста в 4,3%, можем получить только 2%. Конечно, такие расчеты имеют приблизительный характер, но они отражают масштаб платы сегодняшней российской экономики от снижения цен на нефть на $4-5 за баррель.
Одной из главных жертв снижения мировых цен на нефть станет федеральный бюджет. По оценкам, примерно 65% налоговых поступлений связаны с внешнеторговым оборотом - если считать по максимуму, включая и НДС на импорт, и включая прибыль, которая поступает от сырьевых отраслей. Снижение экспорта на $10 млрд. приведет, по оценке, к сокращению налогов на $1,5-2 млрд. Учитывая, что в бюджете 2002 года заложен финансовый резерв в объеме $3,5 млрд., такое снижение налогов не затронет запланированные расходы. Но напряженность исполнения бюджета, несомненно, возрастет.
Одна из самых главных проблем в рамках рассматриваемого сюжета связана с тем, что резко снизится прирост золотовалютных резервов, возможно, вплоть до нуля. Смотрите: в этом году прирост резервов составит $12 млрд. Недополучение $10 млрд. экспорта, плюс рост импорта где-то миллиарда на 3-4, дает такое сокращение сальдо торгового баланса, которое перекрывает весь прирост резервов 2001 года. То есть, даже если немного сократится вывоз капитала, прироста резервов все равно не будет.
Но неприятно не само по себе прекращение роста золотовалютных резервов, а то, что все денежное предложение сегодня привязано к этому росту.
Сейчас у нас проблема, как денежную эмиссию стерилизовать. Уже в середине следующего года мы можем столкнуться с обратной проблемой - как эту эмиссию осуществлять в условиях стабильности золотовалютных резервов. С технической точки зрения сложностей нет. Можно изыскать разные способы, продать Центральному Банку ГКО, заняться рефинансированием банков и еще какие-то способы эмиссии придумать. Но проблема эмиссии в данном случае - это не то, как напечатать деньги, это проблема, как эти деньги разместить в экономике таким образом, чтобы не вызвать негативные изменения макроэкономических параметров.
И вот здесь возникают сложности, потому что если ситуация с платежным балансом ухудшается, значит растут девальвационные ожидания. Значит, эмитируемые деньги все в большей степени будут тут же оказываться на валютном рынке. Значит, возникает та самая спираль, которую мы наблюдали в 1997 году, и тогда монетарные власти окажутся перед жесткой альтернативой, либо девальвировать рубль, либо тратить золотовалютные резервы. Очень неприятный выбор, естественно, потому что девальвировать рубль никому не захочется, но из ситуации надо как-то выходить.
А как выходить из этой ситуации?
Знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Если цены на нефть стабилизируются на том уровне, где они остановились сейчас, то основной возможный плюс, который я вижу в этой ситуации, состоит в том, что у крупных экономических игроков может усилиться интерес к внутреннему рынку. И если правительство будет проводить разумную макроэкономическую политику, направленную на то, чтобы обеспечить по крайней мере поступательное расширение внутреннего спроса, внутреннего рынка, то тогда есть шанс, что тот инвестиционный ресурс, который сейчас накоплен в экспортном секторе, пойдет на развитие внутренне-ориентированных сегментов экономики.
Вы хотите сказать, что возникнет еще один импульс модернизации?
Вероятно.
На мой взгляд, падение цен на нефть станет стимулом к модернизации, если сохранится тенденция к расширению реальных доходов населения и потребительского спроса. Плюс - умеренное укрепление валютного курса рубля. Плюс - взвешенная политика в отношении импорта. Плюс - промышленная политика, стимулирующая технологическое обновление потребительского сектора. Плюс - реформирование банковской системы. Вот примерно те слагаемые, которые могут поддержать экономический рост в условиях умеренного (подчеркну это) падения мировых цен на нефть. Все это должно сработать на ускоренную модернизацию тех блоков промышленности, которые ориентированы на внутренний рынок и которые корпоративно объединены с экспортным сектором, в какой-то части по крайней мере. Насколько все это окажется соразмерно негативным тенденциям, которые возникнут при падении цен на нефть, смогут их погасить и так далее, это вопрос, конечно, масштабов и вопрос поведения ключевых игроков.
Но в первую очередь, наверное, это вопрос экономической политики. Если все-таки правительство пойдет на девальвацию рубля, тогда, конечно, такая политика будет просто не нужна. Если же правительство найдет способы удерживать рубль при ухудшении платежного баланса, то такая политика сможет состояться.
Тогда те позитивные тенденции, которые возникли во втором квартале этого года, получат новый импульс, новую институциональную основу, новую воспроизводственную основу. Тогда, может быть, мы и будем жить некоторой другой жизнью.
Я хочу задать Вам глупый вопрос: а если они упадут до $10?
Не такой глупый. Конечно, до $10 они упадут вряд ли, но до $16 за баррель - уже есть такие оценки.
В таких условиях ситуация будет выглядеть совсем иначе. Будет стоять вопрос - как удержать экономику от спада. Точнее, даже не от спада, а от развертывания негативных системных процессов, которые будут иметь долговременный характер.
Если сильно падают цены на нефть, это означает возникновение двух стратегических тенденций.
Первая состоит в том, что обострится борьба за доходы экспортеров. Доходы бюджета просядут примерно на $4-5 млрд., то есть больше, чем запланированный финансовый резерв. Для того, чтобы выполнять уже взятые на себя обязательства, государство должно будет изыскивать дополнительные ресурсы. Эти ресурсы реально бюджет может взять в трех местах. Либо у экспортеров, либо в региональных бюджетах, либо заимствовать. Для заимствования возможности есть, но они достаточно ограничены. Все помнят опыт 1998 года. Спасибо, больше не надо, по крайней мере, в крупных масштабах. Значит, остается два первых источника.
Если говорить о приоритетах, то первый - это, конечно, "снять" доходы с экспортеров. А у экспортеров в это же время обострится потребность в модернизации собственного производственного аппарата, чтобы снизить издержки и вписаться в низкие цены мирового рынка. Отсюда - давление государства будет стимулировать вывоз капитала. Если процесс пойдет в этом направлении, то он, естественно, приведет к тому, что экспортный сектор будет все больше и больше обособляться от остальной экономики.
Вторая тенденция, связанная с первой - снижение инвестиционных возможностей внутренне ориентированных отраслей. Экспортеры уводят капиталы, внутренний спрос сужается, цены на продукцию естественных монополий растут - вряд ли в таких условиях можно будет говорить об инвестиционной привлекательности внутренне ориентированных отраслей.
В итоге, мы пойдем к многоукладной экономике, в которой хорошо живет только тот, кто работает на экспорт.
Но экспортноориентированные элиты тоже имеют мощные каналы давления на государство. И им, может быть, проще всего давить на правительство, вынуждая его девальвировать рубль, резко сокращая внутренние издержки (я говорю о кратной девальвации). Как Вы считаете, высока ли вероятность, что правительство устоит перед таким нажимом?
Я думаю, что в обозримом будущем для "кратной" девальвации нет оснований. Ни объективных - все-таки платежный баланс имеет еще большой запас прочности, плюс - накопленные резервы. Ни субъективных. Сейчас все таки не 1997 год, отношения хозяйственных элит и власти существенно другое. Девальвация нанесет сильнейший удар по власти, по политическим элитам - вряд ли они это допустят.
Девальвация рубля повлечет за собой несколько последствий. Первое, экспорт, как показал опыт 1998 года, мало эластичен к девальвации рубля. Доходы экспортеров, конечно, резко возрастут, однако сомнительно, чтобы кто-то еще смог воспользоваться этим приобретением. У федерального бюджета расходы по обслуживанию и погашению внешнего долга возрастут сильнее, чем доходы. Кроме того, произойдет сжатие объемов внутреннего рынка. В 1998 году это было демпфировано тем, что ушел импорт, открылись ниши, которые заполнили отечественные товары. Сейчас ситуация другая - нет столько импорта, чтобы он мог существенным образом смягчить удар кратной девальвации. Значит, такая девальвация лишь усилит дифференциацию отраслей.
После девальвации трудно будет рассчитывать хоть на какие-то серьезные иностранные инвестиции. Сегодня Россия рассматривается как островок стабильности, хотя и с ядовитым климатом и не совсем понятной природы обитателями. После девальвации это уже будет не островок стабильности, а капкан для зазевавшегося любителя экзотики.
Наконец, население еще не оправилось полностью от удара трехлетней давности. В 1998-99 годах люди потеряли примерно 30% реальных доходов, в 2000 году мы отыграли 9%, в этом году еще процентов 7 - итого, чуть больше половины от того, что потеряли. Нужно все-таки понимать, что социальный климат в обществе не менее важен для перспектив экономики, чем "инвестиционный".
То есть, чтобы закрыть эту тему, девальвация рубля невозможна?
"Все невозможное возможно в стране возможностей таких". Она возможна потому, что есть влиятельные силы, заинтересованные именно в таком исходе. Их воздействие на ситуацию будет возрастать, в случае развертывания спирали ухудшения платежного баланса. Чем хуже состояние платежного баланса, тем больше бегство капитала. Чем больше бегство капитала, тем еще хуже состояние платежного баланса. Тогда возникает совсем уже серьезная проблема - что делать с резервами? С точки зрения критериев экономической безопасности, резервы должны обеспечивать трехмесячный импорт, плюс годовые выплаты по государственному и частному внешнему долгу. А это величина в объеме $42-45 млрд. К концу же текущего года мы выходим лишь на $40 млрд. В таких условиях у монетарных властей может возникнуть искушение прислушаться к голосу экспортеров и провести "управляемую девальвацию", сохранив при этом возможности наращивания резервов.
Но девальвация, в отличие от ситуации 1998 года, действительно не решит никаких проблем развития экономики.
Тогда какой наиболее вероятный путь противостояния катастрофическому снижению цен на нефть?
Скорее всего, это будет усиление налоговой нагрузки на экспортеров. Ведь если сильно проваливаются цены на нефть, то ключевая задача, которую будет решать правительство, выглядит примерно так: чем сильнее падают цены на нефть, тем более форсированными темпами нужно переориентировать экономику на внутренний рынок. Если мы хотим сохранить хотя бы нулевую динамику, хотя бы какие-то возможности роста, то нужно ускоренно модернизировать внутренне ориентированный сектор. К сожалению, в условиях сверхсильного падения цен на нефть и неизбежного ухудшения инвестиционной привлекательности российской экономики это можно будет сделать лишь с использованием административного регулирования. То есть, селективной промышленной политики, ограничения вывоза капитала и других "малосимпатичных" вещей. Здесь возникают два ключевых вопроса: как сделать такие административные действия эффективными и как обеспечить скоординированность государственной политики и политики крупных корпораций. Пока это нам еще не удавалось. Хотя в других цивилизованных странах примеров вполне достаточно.
А заграница нам поможет?
"...Остановка за общественным мнением. Полная тайна организации". Кто Бендер - понятно, кто Кислярский, представитель частного капитала - тоже. Так что в целом контекст "помощи заграницы" прорисовывается достаточно внятно. Я тоже думаю, что это одна из возможных и даже наиболее вероятных комбинаций.
Если говорить серьезно, то в сегодняшней ситуации Запад, по-видимому, становится всерьез заинтересован в экономической стабильности в России. Но я бы не стал преувеличивать возможности ни эксплуатировать этот интерес, ни эффективно осваивать масштабные иностранные вложения. По большому счету, мы сами не готовы к многопрофильной интеграции в структуры мировой экономики. Дело не в инвестициях, а в технологиях, организационной культуре, в конечном счете - в определении доминанты геоэкономической ориентации страны, реализации ее сравнительных преимуществ, разыгрывания ее стратегического ресурса в формате мирового хозяйства.
Я еще раз хочу подчеркнуть - проблема сильного падения цен на нефть будет состоять в следующем: как создать условия для того, чтобы те ресурсы, которые накоплены за последние два года в корпоративном секторе, и те организационные возможности, которыми обладают государство и корпорации, объединить и направить на создание относительно автономного от колебаний конъюнктуры мирового рынка воспроизводственного контура.
