Ситуация, связанная с вступлением России в предвыборный период, приводит к активизации различных радикалистских, экстремистских политических движений. Их деятельность ставит под угрозу результаты многолетней работы по достижению социально-политической стабильности в России. Ряд вопросов, касающихся определения общественного отношения к формам и методам политической борьбы, вновь становятся актуальными и требуют осмысления и оценки. Для обсуждения этих и ряда других вопросов Центром социально-консервативной политики в Приволжском Федеральном округе был организован круглый стол на тему: "Политический экстремизм как форма легитимизации методов международного терроризма". Заседание круглого стола состоялось в Нижнем Новгороде 12 апреля 2007 года в конференц-зале гостиницы "Октябрьская".
Открыл заседание президент ЦСКП в Приволжском Федеральном округе Игорь Донато: Несмотря на поступательное развитие нашего общества, сохраняется серьезная социальная, политическая угроза, исходящая от различных политических экстремистских движений. Под политическим экстремизмом мы понимаем стремление отдельных групп или отдельных граждан утвердить свои политические программы, цели которых несовместимы с интересами большинства. Экстремизм является идеологической основной терроризма. Вопрос эффективного противодействия политическому экстремизму, его наиболее опасным формам и проявлениям сегодня превращается в острую проблему. Для этого мы сегодня собрались, чтобы привлечь внимание общественности и попытаться найти пути решения.
Виктор Гришин отметил недопустимость проявлений экстремизма в период предвыборных кампаний: Мы провели 12 марта выборы в Самарской области, и скажу вам, что было определенное время, когда выборы были менее агрессивными, менее грязными. К сожалению, эти выборы я не могу обозначить таким образом. В очередной раз появились грязные технологии, и использовались они по полной программе. Ряд общественно-политических движений, ряд мелких партий, понимая, что очень сложно выиграть в открытой политической борьбе и очень сложно предъявить какие-то дела, которые были ими сделаны и которые могли быть представлены обществу, прибегают к недопустимым методам. Они находят пути своего существования, в том числе, на таком поле, как политический экстремизм, когда можно, например, эксплуатируя этноконфессиональные идеи, каким-то образом заявиться перед избирателями.
Андрей Дахин предложил проанализировать влияние внутренних факторов на возникновение экстремизма: Внутри любой страны проблема экстремизма не может быть связана с внешними актами, с внешними действиями. Если мы хотим понять корни проблемы, мы должны понять, почему она возникает в том месте, в этом регионе, в этом городе, в этой области. Потому что внешних факторов огромное количество и они все влияют, давая некую нулевую сумму в каждой отдельно взятой точке. Но эта нулевая сумма превращается или во что-то положительное, или в отрицательное, в зависимости от того, что за люди здесь живут, в каком они душевном состоянии.
Я хочу обратить внимание: корни проблемы экстремизма надо искать внутри страны.
На мой взгляд, два компонента, соединение которых может дать экстремистского типа действия. Пусковой механизм - с чего начинается экстремистская деятельность?
Первый компонент - это недоверие, низкий уровень социального доверия в обществе между разными группами населения. Если разные группы населения, разные социальные институты не доверяют друг другу, они друг друга боятся, одни друг друга подозревают, они друг с другом не могут общаться. Возникает разрыв.
Второй компонент - это проблемы. Если представить общество, где нет проблем, то ситуация взаимного недоверия не даст экстремизма сама по себе. А если есть проблемы, и люди стремятся их решать, тогда возникает почва для действий экстремистского толка, экстремистского характера.
Поэтому, на мой взгляд, одна из основ экстремистского поведения - это низкий уровень социального доверия в обществе и большое количество проблем, которые люди вынуждены решать.
Второй аспект, он сейчас достаточно остро обсуждается, - это уличный экстремизм. Это то явление, то проявление в обществе, к которому сейчас больше всего внимания. На мой взгляд, уличный экстремизм связан, конечно, с попыткой построить диалог с властью, то есть что-то донести.
Здесь важный момент состоит в том, что есть кабинетный диалог, и есть уличный диалог. Кабинетный - рациональный, по делу, где можно выяснять детали, где можно ставить проблему и ее решать, он технологичен. Если каналы кабинетного диалога по разным проблемам: поставить памятник или снести, реставрировать дом или сносить, на этой площадке парка ставить новый игровой центр или оставить парк - не дают решения проблем, то я считаю, что это - причина появления уличных действий. Я сошлюсь на начало 2005 года, когда стартовала монетизация льгот. Люди вышли на улицы, потому что технически не была готова эта монетизация.
Поэтому партия должна уметь работать с людьми. На мой взгляд, кабинетный диалог и уличный диалог - это сообщающиеся сосуды. Если мы не умеем организовать кабинетный диалог, то возникает уличный.
Последний аспект - он связан с состоянием массовой культуры в России. Термин "экстремизм" мы используем, как негативный. А есть термин "экстремал", "экстремализм". Это же очень популярная вещь. Масса вещей продвигается с идеей, идеологией некоего экстремализма, экстремальности - экстремальный спорт, экстремальная еда, экстремальный туризм и т.д.
Нельзя сказать, что экстремализм прямолинейно проецируется на какие-то социальные, политические вещи, но косвенно, контекстуально - конечно, да. Это некое мягкое развязывание рук. Это образ действий, жестких, взрывных и т.д., который является частью медийной индустрии. И люди, которые постоянно слушают радио, постоянно смотрят телевизор, находятся под этим давлением, под этим обаянием экстремализма.
Дмитрий Сочнев, директор Центра ПФО по изучению и предупреждению терроризма, политического, национального и религиозного экстремизма: Тема политического экстремизма очень многоплановая также и с точки зрения межконфессиональных отношений. Ряд деструктивных организаций, псевдорелигиозных организаций, очень часто организаций исламистского толка, причем, часто ничего общего с исламом не имеющих, представляют себя некой альтернативой. Их задача - расшатывание лодки, дестабилизация ситуации, дестабилизация обстановки.
Они вносят раскол в общество по национальному, религиозному признаку, ничего иного эти организации собой не представляют. Это организации законспирированные, с хорошей разведывательной сетью, были вскрыты благодаря тесному взаимодействию правоохранительных структур - ФСБ, МВД, прокуратуры. По сути дела это были организации, которые готовили теракты, и умелое взаимодействие силовых структур не позволило им совершить такие действия. Причем, когда проводились обыски на конспиративных квартирах, там находился пластид, находились инструкции по вербовке. Вербовка проводилась под предлогом изучения корана, арабского языка. Работа шла в общежитиях, со студенчеством, в местах скопления мусульман, это происходило в мечетях. Это одна плоскость, один аспект проблемы.
Другая плоскость проблемы - то, что 3-5 млн. молодых людей сегодня вовлечены в деятельность тоталитарных сект, или деструктивных религиозных организаций. Палитра молодежного самосознания сегодня пестро представлена. Одних только сатанистов больше 20 сект.
Говорить о том, что политический экстремизм представляет собой нечто однородное, нельзя. Очень много самых разных сил участвует сегодня в этом. Дело в том, что живая, творческая энергия молодежи постоянно движется, она постоянно ищет выход и находит очень часто в криминальных, деструктивных структурах.
Михаил Емельянов продолжил дискуссию: Я согласен с профессором Дахиным в том, что экстремизм - это, прежде всего, общественная проблема, это состояние общественного сознания, и только с помощью изменения общественного сознанию, при помощи вас, представителей общественных объединений эта проблема может быть решена.
Но, вместе с тем, сбрасывать со счетов сугубо юридические аспекты нельзя, поэтому я скажу в двух словах, что делается в Госдуме.
Госдума озаботилась проблемой борьбы с экстремизмом еще в начале прошлого созыва, в 2002 г. прияли закон о противодействии экстремистской деятельности. Были большие дискуссии, мы очень долго пытались дать определение понятию "экстремизм". Мы потом поняли, что доктринальное определение экстремизма очень тяжело перевести в легальное. И пошли по очень простому эффективному пути - в законе мы просто перечислили направления экстремистской деятельности. Тем самым выразили опасения оппозиции в том, что закон о борьбе с экстремизмом будет использоваться только в легальной оппозиции, когда действуют законными методами.
Принятие закона дает возможность и совершенно легально - не допускать экстремистов во власть, поскольку на основе этого закона были приняты соответствующие поправки в закон о выборах.
Следующий законопроект, который будет в ближайшее время рассматриваться в Госдуме, - это изменения в Уголовный кодекс. Прежде всего, это касается массовых беспорядков, уничтожения памятников истории и культуры, надругательства над телами умерших и местами их захоронения. Мы хотим ввести квалифицирующий признак. Он будет состоять в следующем: мы предполагаем мотив идеологической, политической, расовой, национальной, религиозной ненависти ввести как квалифицирующий признак, и наказание в этом случае будет более серьезным. В связи с принятием поправок эти люди не смогут участвовать в выборах в качестве кандидатов.
Я считаю, что эти меры своевременны, но они не могут решить проблему радикально. Радикально эту проблему может решить только само общество, поскольку экстремизм - это форма общественного реагирования на те или иные действия власти, но создать базу, предпосылки борьбы с терроризмом, я считаю, возможно.
Ольга Носкова, заместитель секретаря Политсовета НРО "Единая Россия": Я бы хотела вернуться к тому, что создает предпосылки для обсуждения того, что экстремизм у нас представляет серьезную опасность. Хотела бы сказать, что именно такие, активно общающиеся с людьми, СМИ, как телевидение, отчасти и в большой части являются создателями таких предпосылок. Мне, может быть, не удобно об этом говорить, потому что я работаю на телевидении, тем не менее никто не будет отрицать, что мы сейчас живем в мире медийной социальной жизни, в мире медийной экономики. И на самом деле "то, что не показано на телеэкране, то не произошло в нашей жизни" - это не мною придуманная фраза.
Поэтому до тех пор, пока мы не будем внятно и жестко говорить о том, что телевидение - это очень сильный инструмент формирования общественного мнения; пока на уровне государства, на уровне власти мы не будем принимать решения о том, как ограничить то растлевающее, оболванивающее влияние СМИ на современную жизнь, до тех пор у нас будет почва для экстремистских проявлений, в том числе и в политике.
Евгений Семенов, директор ЦСКП в ПФО, привел данные статистики: Соотношения трудовых категорий населения в составе террористических группировок: увы, но учащиеся составляют 28%, студенты - 24%, ремесленная молодежь - 22%, рабочие - 19%, представители свободных профессий - 7%. Это цифры, которые заставляют задуматься, потому что мы видим, что деятельность экстремистских и террористических групп опирается на наиболее интеллектуальную часть общества.
Андрей Макарычев затронул вопросы практики государственного управления в сфере противодействия экстремизму: Всегда будет соблазн приписать характеристику радикализма, экстремизма политическим оппонентам. Возьмите карикатурный скандал в Дании, дискуссии по Холокосту, дискуссии по возрождению нацизма в Прибалтике - они очень активно раскручиваются в российских СМИ, это та же самая дискуссия, в конечном итоге.
К терроризму нужно относиться, как к неизбежной составной части процессов трансформации, реформ и т.д. И искать терроризм в бедности - это неправильно.
Второй момент, который касается того, как меняется и меняется ли вообще модель государственного управления в свете того, что происходит в мире в связи с терроризмом, и внутри России. Здесь вопрос разбивается на две составляющие, и есть две линии дискуссии на эту тему.
Первая линия дискуссии связана с тем, необходимы ли государству чрезвычайные полномочия для борьбы с терроризмом, или же борьба с терроризмом - это что-то такое рутинное, техническое, то есть технология власти?
Это не праздный вопрос, потому что если мы признаем, что чрезвычайная ситуация требует чрезвычайного ответа, то это будет означать одну модель ответа государства на эту угрозу, то есть нормы не действуют, необходимы некие исключения из этих норм в силу того, что происходит. Кстати, дискуссии о карикатурном скандале примерно в этом же русле развивались. Вы понимаете, что речь идет не просто о каких-то картинках, а о ситуации, которая в конечном итоге связана с безопасностью и стабильностью.
Если мы посмотрим чуть-чуть пошире, то мы увидим, что разные страны по-разному отвечают на этот вопрос. США склонны отвечать, что да чрезвычайные угрозы требуют чрезвычайного ответа, и полномочия государства должны быть в этом смысле экстраординарные. Евросоюз пытается доказать, что нормальные, рутинные технологии противодействия терроризму возможны. Можно бороться с терроризмом в рамках существующего законодательства и не требуются какие-то чрезвычайные действия ли полномочия.
Я не знаю, кто будет прав в этом споре, но Россия находится где-то посередине между этими двумя моделями, и в этом смысле, наверное, эти дискуссии затронули нашу страну.
Второй момент: мне кажется, в руках у государства есть стратегические линии ответа на терроризм. Первая - стратегия мобилизации, когда терроризм преподносится как политическая угроза, на которую должен быть дан политический ответ. То есть он должен быть сформирован на уровне суверенной власти, и этот ответ должен иметь определенные послания, которые рассчитаны на большие группы людей для необходимости противодействия неким угрозам.
Или есть другая стратегия - стратегия успокоения, что все нормально, терроризм - это один из видов преступности, который достиг такого статуса. Но от этого он не перестал быть видом преступности, в соответствии с этим, к нему применимы обыкновенные, нормальные, рутинные технологии противодействия.
Это две разные стратегии. И мне кажется, что наибольший успех будет иметь то государство, которое будет правильно их сочетать.
Николай Лешков, заместитель председателя НРО "Справедливая Россия", отметил важность профилактики экстремистских настроений в среде молодежи: 10 лет назад был создан клуб, в котором занималось более 400 ребят, бесплатно. Там было 10 видов спорта: боксинг, каратэ, эстрадные танцы. Мы создали свой ансамбль, свой музей. О нас очень много было передач, что наш клуб лечит без врачей. Мы ездили по детдомам и по школам с профилактикой правонарушений и наркомании.
В 2003 г. нас выгнали. Нас выгнали со словами, что городу нужны деньги, Кому это надо было? Не экстремизм ли это: выгонять группы риска на улицы?
Мы говорим о том, что толкает детей и взрослых проявлять свое отношение. Причин очень немного. Да, надо бороться, надо сообща бороться. Я думаю, что не только "Единая Россия" должна здесь быть, а нужно пригласить и от КПРФ, и от ЛДПР, и "Справедливую Россию", то есть все действующие на сегодняшний день партии.
Юрий Сентюрин: Я бы предложил такую классификацию экстремизма по двум признакам: по мотивам и по носителям, по субъектам экстремистской деятельности.
Если отталкиваться от мотивов или от причин, которые побуждают политические организации, а мы в первую очередь говорим о них, то мне бы хотелось аудитории предложить и напомнить такую информацию о том, что около 3 мес. назад на совещании, которое проходило в Кремле, Президент РФ пригласил к себе ведущие политические партии страны, и тогда обсуждалась эта тема: каким образом оценивать и противодействовать экстремизму, набирающему силу и в нашей стране.
И тогда лидер партии "Единая Россия" предложил сформировать и подписать соответствующий документ - "Хартию по противодействию экстремизму".
В плане мотивации действия тех или иных политических организаций хотелось бы акцентировать внимание на этом факте. Со стороны партии "Единая Россия" мотив и посыл был общественным, явным, позитивным и конструктивным - подписать такую Хартию и руководствоваться ею в своей политической практике.
Напомню, что приверженность к этой идее сохраняется до сегодняшнего дня. Сейчас невозможно ссылаться на цитаты и высказывания, но так как речь зашла о политических платформах и идеологиях сил, которые мы так или иначе представляем в региональном и федеральном масштабе, я хотел бы акцентировать высказывание председателя партии "Единая Россия" Грызлова, которое он сделал на днях: "Столкновение идеологий партийных программ не должно происходить на улице. Мы не должны допускать даже мысли о возможности насилия в пользу какой-либо из партий". Под насилием как раз и понимается практика политического экстремизма.
Второй момент, о котором хотел бы сказать: если мы попытаемся проанализировать это явление по носителям, по субъектам, то здесь сразу же проявляются 2 родовых момента, сущностных момента: политическая организация может являться организацией экстремистского толка по своей природе и при необходимости. Если рассуждать по поводу первого фактора, то анализ идеологических платформ, целей и задач, которые перед собой организации ставят, а также политических практик, то можно сделать вывод, о том, к какого рода политическим организациям эта структура принадлежит: к экстремистским или не экстремистским. И в соответствии с этим и выбирать уже форму государственного реагирования на политические проявления такой организации, вплоть до ее запрещения.
Мы знаем, что большинство организаций запрещено соответствующими государственными структурами. Например, наиболее известная экстремистская организация Аль-Каида, "Ирландская красная армия", "Итальянские красные бригады" и т.д. Мы же говорим сегодня о международном терроризме.
Так как здесь прозвучал такой призыв, чтобы не искать врагов в своем Отечестве, наверное, это правильно, записывать кого-то во враги не хотелось бы, но мы же можем судить о политической практике некоторых политических организаций, существующих в нашей стране, о том, насколько экстремистски они себя ведут в поле политической конкуренции, и, соответственно с этим, выбрать форму реагирования на деятельность этих организаций.
Второй фактор, который упоминался - я имею в виду по необходимости, когда организация приходит к экстремистским формам деятельности. Прозвучало, что когда утрачивается доверие, когда утрачивается возможность вести цивилизованный диалог, то кроме кабинетного общения только уличное общение, тогда политическая организация делает для себя вывод, что у нее не остается других форм выхода на общественность, завоевание поддержки, как только через экстремистскую деятельность. Может быть, это не вполне так.
Сегодня становится модным утверждение о том, что поле цивилизованной политической борьбы сузилось, так как существует монополия на власть, существует партия власти, и в силу этого обстоятельства у организаций, не имеющих таких возможностей, есть только один выход - этот выход называется "улица". И соответственно гипертрофируется возможность и способность этого выхода для того, чтобы реализовывать свои цели.
Я считаю, что для аудитории, тем более такой, показательным мог бы служить тот факт, что сегодня призывы выйти на улицу не сопровождаются обстоятельным пояснением того, почему исчерпаны иные формы цивилизованного общения.
Мне кажется, существует вполне логическая технологическая цепочка, которая позволяет реализовывать свои цели. Она выглядит следующим образом: политическая организация, сформировавшая цельную платформу, предъявляет обществу в период выборов, завоевывает поддержку общества, формирует солидное представительство в парламенте, в законодательном органе, и, опираясь на солидное представительство в этом органе, где высказываются мысли, идеи или позиции, и получает способность и возможность реализовывать свои цели и задачи. И тогда не возникнет необоснованных претензий о том, что остались только уличные формы борьбы или политического соперничества, а иные формы исчерпали себя.
Я еще раз хотел бы призвать своих коллег по политическому полю, представителей политических партий взглянуть внимательнее на названный мною документ, и может быть, реализовать его на региональном уровне, изучить, подумать и возможно подписать, чтобы руководствоваться им дальше в конкретной политической, региональной практике.
Людмила Ремизова, директор АНО "Покровские дни": У меня, как у общественности, глубокое удовлетворение тем, что наши службы, в том числе и спецслужбы работают: наблюдают, поймали, обезвредили. Спокойно же, правда? Ты что-то делаешь, а там специалисты принимают верные решения.
Поэтому хочется развести в две стороны проблему: что делать специалистам? Это пусть профессионалы решают, мы им доверяем. Кредит доверия на самом деле есть. И я рада, что он оправдан.
Вторая половина вопроса - а что мы можем сделать? Нам не хватает поддержки власти в области комплексных и финансируемых проблем - финансирования телевидения, чтобы оно имело возможность показывать в бюджетное время нравственные программы. Разработка единой, пропагандистской, агитационной, стройной системы. Поиски национальной идеи, которые сейчас ведутся, должны иметь общеобъединяющую всех мысль.
Наша организация предлагает одно из решений проблемы, а именно воссоздание естественных дней, календарных, которые объединяют все население по вероисповеданию, по национальности. Это народные праздники.
То есть, модель государства, как расширенная семья. То есть, семья, соседи, город, ПФО, страна и т.д. Но это должно быть в культурном аспекте, потому что культура обладает колоссальной устойчивостью.
Я скажу насчет предложения объединить празднование 9 мая с днем празднования Святого Георгия Победоносца с 6 мая, то есть сделать летние праздники с 6 мая до 9 мая. И в то же время это будет днем празднования всех побед российского оружия в великих отечественных войнах. Почему забыли 1812 год? Давайте праздновать. Это святой праздник, потому что это не захватнические войны, а освободительные.
Дмитрий Скворцов, политический обозреватель: Возможности реализации экстремистских сценариев в первую очередь питаются тем, насколько допустимы сценарии игр не по правилам в обществе. На Украине есть понимание игры без правил, но там в ходу сценарий "вот мы такие мягкие, бескровные", т.е. сценарий того, что мы выведем людей на площадь, вот они там попляшут, станцуют, вот они выразят свое отношение, и мы можем наплевать на Конституцию, на результаты очередных выборов и т.д., т.е. на право. Вот мы, таким образом, переиграем.
Ситуация, когда политические силы говорят о возможности других сценариев, когда неполитические силы, но лидеры общественного мнения говорят о возможности каких-то не правовых, экстремистских мер, и когда это в принципе признается обществом как допустимая позиция, не безобидна. Я напомню, как в свое время российскую империю раскачивали именно этим самым, т.е. неприятием действия властей и оправданием террористов.
Юрий Сентюрин: Каждый из нас знает, что наибольшей коррозии как раз подверглась нравственная основа человека за прошедшее время. Поэтому получается, что каждый из нас сегодня при разности взглядов и пониманий нравственности имеет собственный набор, критерий добра и зла. Такого быть не должно.
В этом смысле, мне кажется, есть две вещи, опираясь на которые можно выстроить правильное отношение. Это закон и государство, которое обеспечивает его выполнение всеми гражданами.
И вторая вещь, к которой мы иногда апеллируем, является наше нравственное, религиозное убеждение. Это церковь. Эти два института в целом формируют одинаковые для всех правила игры.
Игорь Донато подвел итоги состоявшейся дискуссии и пригласил всех к дальнейшему сотрудничеству: Когда мы планировали "круглый стол", ЦСКП ставил вопрос, готово ли российское общество противостоять угрозам политического экстремизма? Сегодня мы достаточно подробно обсудили эту тему, и хочу сказать, что мы сможем эффективно ответить на эти вопросы тогда, когда объединим усилия всех структур гражданского общества.
20-04-2007
http://www.cskp.ru/clauses/6/2659/
Док. 301254
Перв. публик.: 20.04.07
Последн. ред.: 08.05.07
Число обращений: 453
Сентюрин Юрий Петрович
|
