О буднях, покушениях, гордости и любви в жизни судьи Казакова
15 июня 2005 года во время чтения приговора в зале Приморского районного суда в Санкт-Петербурге подсудимый (сотрудник милиции) взорвал гранату, убив конвойного, покалечив себя, ранив другого подсудимого, потерпевшего, адвоката, секретаршу и судью. Об этом много писали. Недавно городская Квалификационная коллегия судей лишила этого судью полномочий, а в основе дисциплинарного преследования лежал тот же самый недочитанный приговор, найденный в луже крови. Об этом почему-то не пишут. Эта история не юридическая, она не про суд, а про судей, какие они как люди.
Владимир Александрович Казаков стал судьей поздно, в сорок пять лет, до этого работал следователем, сделал не блестящую, но и не плохую карьеру и ушел на преподавательскую работу в том же ведомстве. В начале девяностых он защитил диссертацию по новой тогда теме, связанной с мошенничеством при частных инвестициях. В конце девяностых произошли разные пертурбации, и кто-то из бывших студентов позвал Казакова в судьи районного суда. И вдруг оказалось, что эта работа ему нравится больше всех прежних, вот так бывает.
В тематику уголовных дел бывший следователь вошел легко, а в судейский коллектив - не очень. Возраст, карьера, пол, ученая степень - все это в районном суде не облегчало общения на междусобойчиках, которые отличаются даже от милицейских в том смысле, что тут все только свои, это же суд, учреждение совсем особенное. Казаков здесь был немножко сам по себе, но и ничего страшного, потому что специфика работы судьи - это вообще одиночество. Вся ответственность за приговор только на тебе, то есть можно до какой-то степени ее и перевалить на прокуратуру или на вышестоящую инстанцию, как это часто делают, но по большому счету в этом как раз и есть отступление от долга судьи. А Казаков был работник добросовестный, может, иногда даже и слишком.
В мае 2004 года, еще до назначения судьей без ограничения срока полномочий (на таком крючке испытательного срока его продержали пять лет, что, впрочем, тут обычно), Казаков судил электрика Семенова. Этот Семенов, главный над еще каким-то электриком, незаконно, за мзду, подключил ларек на улице, в грозу провод оборвался, и током убило пацана. Семенова прокуратура обвинила в убийстве по неосторожности. Судья Казаков его оправдал, посчитав, что трагедия стала результатом совпадения незаконных действий многих виновных лиц, - почему электрик Семенов должен один отдуваться за всех?
Приговор этот был не то что плохой, незаконный, во всех вышестоящих инстанциях он, как принято тут выражаться, "устоял", но странный. Никто же не говорит, что этого Семенова надо было расстрелять, ну дал бы ему два года условно, он был бы счастлив, электрик на лучшее и не рассчитывал, и прокуратура не скрипела бы зубами, и мама пацана никуда бы не писала. Такой приговор не только всех бы устроил, его и писать было бы легче и короче, а в оправдательном пришлось скрупулезно влезать в детали, где там какой провод двужильный или трехжильный. Ты что - электрический техникум, что ли, окончил? Тебе больше всех надо? Взяткой тут не пахнет, что было бы, по крайней мере, как-то понятно, да за взятку как раз условно и дают, чтобы не отменили.
Были у Казакова и другие оправдательные приговоры, еще и посложнее, один по заказному убийству питерского коммерсанта.
Дел у районного судьи - по десятку не самых простых уголовных в месяц, идут они почти всегда вразнобой, наезжая друг на друга. Организацией процессов судья занимается один. Народных заседателей, которые прежде работали (и это им нравилось) как штатные помощники судей, не стало, должность штатных помощников на двух-трех судей ввели, но проку мало. С первой секретаршей судье Казакову повезло, умница была, но то ли она отказалась на него стучать, то ли ей кто-то в чем-то позавидовал (коллектив-то в суде в основном бабский), в общем, съели ее, и ушла она в приставы. Дальше пошла чехарда с секретарями: эта студентка, та забеременела, а третья вообще дура, лучше бы уволилась, но тогда заседания вообще не с кем было бы проводить. Сейчас судье Казакову в вину было поставлено еще и то, что у него в двух приговорах компьютер, настроенный на автоматическую синхронизацию файлов, перепутал даты, что, впрочем, ни на что не повлияло. А как тут что-нибудь не перепутать?
Приговоры свои судья часто отписывал и дома по выходным. Жена Вера Ивановна (это он ее теперь так называет в разговоре), с которой он прожил 26 лет, была бухгалтером, но пошла куда-то в районную управу и стала там начальством, и от власти, что ли, считает он, что-то у нее в голове заклинило. Стала она его донимать, говоря: "Все судьи - суки продажные". Он Вере Ивановне даже запретил по утрам с собой разговаривать, ведь ему же надо идти судить людей. Но однажды, когда Казаков пришел на работу мрачный, его вызвала председательша суда и спросила: "Что, Алексаныч, тебе супруге-то хочется иной раз вдарить меж глаз?". Судья понимал, что перед ним сейчас не баба, а председательша, поэтому он сказал: "Как же не хочется. Вот в воскресенье пишешь весь день приговоры, вечером выпьешь с устатку сто грамм, а она опять: "Все судьи - суки". На это опытная председательша (к сожалению, сейчас она сама повисла на волоске из-за истечения срока полномочий, поэтому не на его стороне) сказала: "Ну-ка быстро. Объявляй перерыв, собирай манатки и переезжай, куда хочешь". Он поехал домой, побросал в сумку трусы и рубашки, отвез к приятелю и вернулся судить какого-то очередного негодяя.
Тут, конечно, для нас вопрос, надо ли рассказывать о личной жизни лишенного полномочий судьи Казакова, она у него сложная. Но, с одной стороны, без этого фона нельзя по-настоящему понять и оценить его судейские будни, а с другой - это все ему тоже поставили на вид, на квалификационной коллегии еще и не этим трясли - может, в газете получится даже и не так гадко.
Судьи ведь все время просят, чтобы журналисты честно и красиво написали про их судейские будни. На самом деле всякий журналист, пишущий судебные очерки, мечтает написать и про судью, но сделать это трудно: сами судьи никогда ничего не рассказывают про себя как про людей. То ли профессия накладывает такой отпечаток, то ли и не о чем, в общем, рассказывать. А как написать о человеке, если он не хочет раскрыться? А Казаков раскрылся, хотя и не от хорошей жизни, защищаясь. И вот пожалуйста: про судейские будни. А дальше еще будет и про любовь.
Ругаясь с женой, а потом и переехав жить к приятелю, судья Казаков два года слушал (наряду с другими) дело по обвинению в превышении должностных полномочий старшего оперуполномоченного уголовного розыска Андрея Лапина и еще двух уполномоченных. 13 июня еще 2000 года в десять вечера (белые ночи) трое уполномоченных сидели в машине и распивали с агентом литр водки. В это время мимо проехала иномарка, за рулем которой была женщина, а сидевший рядом мужчина показал уполномоченным (впрочем, они были в штатском, а может, это им и вовсе померещилось) что-то неприличное рукой. Находившийся за рулем майор Лапин, лишенный за пьянку водительских прав, погнался за этой машиной и подрезал ее, устроив легкое ДТП. Трое уполномоченных с агентом выскочили из "шестерки" и стали руками и ногами бить мужчину, Лапин надел на него наручники, дав ему пару раз ими по лицу. Тут выскочила женщина, которая была, как оказалось, на последней неделе беременности, это было видно, поэтому они ей так только дали пару раз для острастки и запихали обратно на сиденье. Но тут собрались прохожие, вызвали патруль, инцидент попал в сводки.
Потерпевший у Казакова в суде рассказывал, как он два года добивался возбуждения уголовного дела, писал президенту, наконец добился. Но теперь защита (среди адвокатов подсудимых был бывший заместитель прокурора района) избрала тактику затягивания дела, заседания все время приходилось переносить то из-за болезни адвокатов, то из-за неявки свидетелей из рядов приехавшей после драки милиции, которые были тут уже и не очень нужны, но процесс есть процесс. За кадром дела была еще и такая информация, ее на всякий случай тоже сообщили судье, что этот инцидент в карьере оперуполномоченных был не первый. Кто-то у них случайно выпал с десятого этажа, на Лапина возбуждалось уже четвертое дело, однажды он отсидел две недели в изоляторе, но до приговора так и не дошло ни разу. Судье Казакову никто конкретно и не угрожал, хотя сам он понимал, что уполномоченные опасны. Но меру пресечения он им все же не изменил, и в суд они приходили своими ногами. Тем не менее, в отличие от электрика Семенова, милиционера Лапина с компанией Казаков оправдывать вовсе не собирался.
Вот так это все и шло вперемешку с массой других дел, простых и сложных, когда острая глазом председательша приметила, что с судьей Казаковым опять что-то не то. Она, давно работавшая в этом коллективе, снова спросила в упор: "Ты что это, Алексаныч, влюбился, что ли?". Бывший следователь и на этот раз в несознанку играть не стал. Тогда между ними еще ничего не было, просто он ее увидел и влюбился в мирового судью. Он считал себя уже свободным человеком, потому что от Веры Ивановны ушел, оставив ей квартиру; одна взрослая дочь осталась там, а вторая ушла с отцом. Но к мировому судье он тоже не осмеливался подходить, все-таки двадцать лет разницы, а ему сорок восемь.
Но тут случайно выяснилось, что мама мирового судьи, жившая в Луге, хочет купить подержанную иномарку, а Казаков как раз собирался продать свой "Форд-Фокус", чтобы купить комнату в коммуналке, потому что жить у друзей уже было неудобно для судьи. И поехали они с мировым судьей вечером показывать машину маме в Лугу. Дорога не такая близкая: слова - взгляды - прикосновения, в общем, что рассказывать, они уже женаты не первый год. А машину эту вместе с судьей Казаковым потом тоже взорвут, но и ее тоже ему предъявят перед квалификационной коллегией судей: как это он поехал продавать "Форд-Фокус" будущей теще, не разделив его с бухгалтершей.
"Понимаете, - говорит судья Казаков в скверике, куда он вышел поговорить со мной из больницы, объясняя, почему недоглядел за компьютером, перепутавшим какие-то даты в двух приговорах из вынесенных им примерно шестисот, - у меня совсем крышу снесло от счастья. Я сижу в мантии и думаю: за что же это мне, а раньше-то я, что же, и не жил? Ну вам же тоже за полтинник, вы же, наверное, понимаете?". Я понимаю. Он живой.
Работа есть работа, и 15 июня 2005 года около полудня судья Казаков ушел наконец в совещательную комнату писать приговор по делу оперуполномоченных. Если честно, то приговор он написал заранее, в выходной, потому что при таких темпах написать его в совещательной комнате просто нельзя. В совещательной он вывел экземпляр приговора из компьютера, по привычке подписал, но от нечего делать стал снова перечитывать, увлекся и стал править от руки. Потом сел к компьютеру и стал править электронную версию. Он писал приговор как ученый или как я пишу эту заметку и буду править ее до отправки в набор, потому что все время хочется сделать лучше. Этот новый приговор отличался от того, который лежал на столе, только нюансами в обосновании вины, Казаков возражал прокурорше, которая вдруг попросила об условном наказании для Лапина, но содержание описательной и резолютивной части, в которой определяются сроки наказания, в двух приговорах полностью идентично.
Удовлетворив свой творческий порыв, Казаков позвонил и вызвал конвой, уже зная, что он будет брать подсудимых под стражу. Около трех он вышел в зал, где собрались трое подсудимых, прокурор, адвокаты, потерпевший, шесть человек конвоя и приставы. Секретарша, как всегда, стояла слева сбоку. Казаков читал приговор уже минут двадцать, уткнувшись лицом в текст. Успел огласить меру наказания: шесть лет - Лапину, другим - пять и четыре, когда увидел, что Лапин стоит возле стола и разжимает руку с гранатой. В зале все уже падали на пол, а конвой ломился в дверь. Продолжая дочитывать приговор, Казаков отступил к секретарше и, кажется, успел ее отпихнуть. Тут грохнуло.
Казакова спас второй подсудимый, который сразу перевязал ему руку, пробитую осколками выше локтя, ручкой от сумки секретарши, а то бы судья истек кровью за сорок минут, пока ехала "скорая", и не было бы с ним уже никаких проблем. Пристав кормил его анальгином, который носил из совещательной комнаты, переступая через Лапина, а тот корчился на полу с оторванной рукой и дырой в животе. Как потом стало ясно, осколки попали судье и в глаза, и он плохо видел, помнит только, что недочитанный приговор он сунул в карман пиджака, но пиджак разрезали, промывая рану, а по дороге в больницу он вообще куда-то пропал, не до пиджака было. Он помнит момент клинической смерти точно, как его описывают в книжках: судья взлетел куда-то высоко, все остались внизу, и возвращаться туда уже не хотелось.
Но через полтора месяца его уже вызвали на работу: некому было рассматривать в суде накопившиеся дела. После нескольких операций на руке и на глазах (был момент, когда врачи не были уверены, останется ли он зрячим) Казаков успел слетать на три недели в Сочи в очередной отпуск, но плавать не мог из-за перебитой руки, а в самолет его при досмотре долго не хотели пропускать, потому что он все время звонил. Оказывается, это звонили застрявшие в нем осколки.
Председательша районного суда, сама висящая сейчас на волоске из-за истечения срока полномочий, тем не менее написала ему для квалификационной коллегии хорошую характеристику: дела не волокитил, за пять лет ни один его приговор не был отменен (вообще-то случай почти уникальный), кроме дела трех оперуполномоченных. Вместе с тем, отметит она в характеристике, "отношения в коллективе не сложились".
После взрыва и возвращения из Сочи Казаков как будто еще больше замкнулся и ушел в себя, ни с кем, кроме мирового судьи, вышедшей за него замуж, в суде не дружил. Мне он это так объяснил: "Не хотел, чтобы меня жалели". Тут момент довольно тонкий: иной раз гордый человек вроде и не хочет, чтобы его жалели, а пожалеть все-таки надо бывает по-человечески. Может, медаль ему и не за что было давать, а может, и было: секретаршу он все-таки отпихнул, девчонке посекло осколками только ноги, а могло бы попасть и в лицо. Ну, не медаль, так хоть путевку. Хоть теплое слово. Нет, ничего.
Чем-то судья Казаков даже внешне похож на скрипучего Луспекаева: "Не везет мне в смерти - повезет в любви". В любви ему повезло, правда, поздновато, но в ноябре, пять месяцев спустя после взрыва в зале, кто-то опять бросил гранату в машину судьи, у злополучного "Форда-Фокуса" разворотило всю корму. Казаков не пострадал, но, конечно, испугался. В это время он слушал дело против двух гаишников, избивших прокурора с женой, тоже широко известное в Санкт-Петербурге. Где-то в гараже у милиционеров нашли два ящика этих гранат, привезенных из Чечни, но связь именно этих подсудимых со вторым покушением на Казакова не установлена. К судье, который продолжал слушать скопившиеся у него дела, прикрепили охрану, и на машине этой охраны они попали в ДТП. Стукнулись не сильно, но Казаков ударился головой, и у него началось обострение, связанное с июньской контузией. С тех пор он много времени проводит по больницам.
Тем временем Андрей Лапин, покалечивший судью и убивший конвойного, остался жив, но без руки, и получил за это 20 лет. Защитник по старому делу, из бывших прокурорских, потребовал его рассмотрения заново из-за того, что приговор не был оглашен до конца, там еще оставалось ровно четыре абзаца. Во второй инстанции вдруг обнаружилось, что текст приговора, найденного в луже крови после взрыва, и текст в компьютере не совсем совпадают. И непонятно, что вообще Казаков читал, потому что недочитанный приговор, по его словам, он увез в пиджаке, а пиджак потерялся. В больнице судья, еще не зная, будет ли он зрячим, подписал привезенный ему кем-то текст из компьютера, потому что подсудимые были под стражей и с ними надо было что-то решать. Из-за этой путаницы дело пошло на новое рассмотрение к другому судье, три милиционера согласились на упрощенную процедуру, признали вину и получили по эпизоду 2000 года условные сроки, как и просила еще у Казакова прокурорша.
А на судью Казакова только что назначенная без "и.о." председатель городского суда Валентина Николаевна Феофанова написала представление о лишении его полномочий за это. Анонимка какая-то, что ли, на него пришла. Не очень ясная история. Но, повторяю, она совершенно не юридическая, просто житейская, вроде как ни о чем.
Председатель городского суда приняла меня сразу, не чинясь, мы с ней даже покурили у нее в кабинете, хотя там везде написано, что "извините, у нас не курят". Но объяснить, чем же до такой степени провинился судья Казаков, Валентина Николаевна мне так и не смогла, или я так и не понял. Ну, немножко отличается в части аргументации приговор, но резолютивная часть та же самая. Как первый приговор оказался в луже крови в зале, хотя был оставлен в совещательной комнате, где судья бы его, конечно, порвал, если бы знал, что сейчас всех взорвут, этого уже никто никогда не сумеет объяснить. Но это всего лишь немного иная редакция, сроки те же, фальсификацией и не пахнет.
К судье Казакову, когда из кабинета еще не утащили системный блок от компьютера, приходила жена майора Лапина подписывать разрешение на свидание. Просила прощения, плакала, объяснила, что муж, бывало, и на улице просто так подойдет к прохожему и даст в морду. Ну что сделаешь: "чеченский синдром". Наверное, Лапин хотел тогда покончить с собой, взорвав и судью, ну, как в кино. Иначе бы он гранату за стол бросил, а сам на пол лег. Но он же никогда не давал показаний о том, что Казаков вымогал у него взятку, и в анонимке, которую даже показывали членам квалификационной коллегии судей, почерк женский, там же не оперуполномоченного почерк? Конечно, в этом деле есть странности, может, кто-то кому-то что-то и обещал, но при чем здесь судья Казаков, который сейчас уже должен был быть мертв?
Я думал, председатель суда, инициировавшая это лишение полномочий, расскажет что-то такое, чего еще никто не знает. Допустим, по какому-то другому делу Казаков получил пятьсот тысяч долларов, мол, есть такая оперативная информация. Но нет такой. Если бы что-то такое было, это бы вытащили, но нету. Вот пришлось мусолить "Форд-Фокус", который, кстати, восстановлению не подлежит, и "аморалку". Не граната, так анонимка. Как писал один, тоже из Санкт-Петербурга: "Злые языки страшнее пистолета". На фоне того, что мы с председателем оба, наверное, знаем об иных судебных решениях, лишение Казакова полномочий выглядит настолько неубедительно, что даже загадочно.
Наверное, простое объяснение состоит в том, что эта шестерня не лезет в их судебный конвейер, Казаков - нестандарт. Втюрился в мирового судью, ушел от бухгалтерши, что-то с ней не поделил, зачем-то оправдал электрика, ему не позвонишь и не скажешь, какой надо выносить приговор, впаял шесть лет оперуполномоченному после Чечни, кандидат юридических наук, блин, да к тому же еще его все время взрывают. Зачем такой нужен?
"А вы считаете, что он адекватен? - с сомнением спросила Валентина Николаевна. - Вот вы бы доверили ему рассматривать ваше собственное дело?". Вот именно и доверил бы ему, мне же не все равно, кто меня в случае чего будет судить. Сейчас судья Казаков выглядит до крайности издерганным, усталым и брошенным, но что же вы хотите. Но он показался мне человеком бесхитростным, а простодушие хорошо сочетается с мудростью и милосердием. А это ли не важнейшие качества для судьи? Или вы не так считаете?
http://novgaz.2u.ru:3000/data/2006/86/28.html
13.11.2006
Док. 299017
Перв. публик.: 13.11.06
Последн. ред.: 02.05.07
Число обращений: 217
Никитинский Леонид Васильевич
|
