Можно ли держать в парламенте обезьяну или хотя бы коня. Выступал ли Пушкин
за демократию. Почему люди бывают без воображения
Как исторический человек Юрий Шевчук имеет свойство появляться внезапно, так же как и исчезать. Свое внезапное появление в редакции "Новой" в апреле он объяснил необходимостью озвучивать десятисерийный телефильм Андрея Смирнова "Свобода по-русски", который снимался два года и спешно монтировался к 100-летию Государственной Думы. Тогда еще была надежда, что фильм покажут по какому-нибудь из каналов ЦТ, хотя все им уже по разу отказали. Мы поговорили о войне, о Пушкине, о пьянстве, о других важных вещах, но не для печати, а так. Затем Шевчук исчез в направлении Питера, а мы стали звонить Андрею Смирнову, автору культового старенького "Белорусского вокзала", чтобы узнать, что это за десять серий про свободу с Шевчуком. Андрей Сергеевич распорядился показать нам с пылу с жару только что смонтированное кино.
Мы в редакции договорились, что лучше, поскольку у них еще оставались какие-то иллюзии по поводу демонстрации фильма по ЦТ, повременить с нашими рецензиями, которые этих шансов точно не прибавили бы. Сейчас надежды тают, а легальная премьера "Свободы по-русски" прошла в рамках кинофестиваля в белом зале Дома кино. Там мне и удалось снова настичь Юрия Шевчука, и тут, пока люди в зале смотрели кино, между нами состоялась нижеследующая беседа, в буфете.
- Юра, возьмем такую сентенцию: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Это же тоже очень по-русски. Как ты это преломляешь на себя?
- Ну если на себя, то, по-моему, это ерунда. Во-первых, как я могу не быть поэтом, если уж я поэт, это сильнее всего. И что значит "обязан"? Если начинать с того, что кто-то кому-то что-то должен, ничего не получится. И уже не те времена, чтобы учить назидательно и уныло. Тут надо как-то иначе, вот это и попытался сделать Андрей Сергеевич. Он мог бы снимать художественное кино, но решил выполнить гражданский долг, чтобы объяснить простым людям простым человеческим языком, что такое демократия, была ли она когда-нибудь в России, почему это слово стало ругательным, возможно ли это вообще у нас и так далее. Я видел, как он не спал ради этого ночами, торопился к 100-летию Думы, мне кажется, это был подвиг. Тут без пафоса - это знаешь какой труд!
- А текст, который ты там произносишь как ведущий, про наших царей и иностранные парламенты, про революции и отречение, он для тебя новый или ты раньше все это знал? Ты ведь его произносишь так, как будто этот текст ты сам сочинил...
- Я по истории книжки люблю читать, но там и нового для меня было много, интересно, всякие нюансы. Текст писали настоящие историки, сценаристы и Андрей Сергеевич сам. Но я слова произношу, как свои, потому что это и от меня, а иначе не было бы смысла, и я действительно все это через себя пропустил. Я думаю об истории и о своей роли в ней как нормальный человек. Мы ругались с Андреем Сергеевичем, я что-то отказывался читать, он говорил, что я должен, но я, если что-то не могу сказать как правду, то и не могу. Это не поза, меня просто ломает. Мы тогда садились и находили какой-то компромисс.
- Ты тоже кучу времени на это убил, а мог бы сидеть в своей любимой деревне и писать песни. Песни все будут слушать, а про фильм неизвестно, покажут его или нет, а если и покажут, то кто будет смотреть. Как вообще возникла идея твоего участия в этом проекте? И почему ты сам-то под это подписался?
- Я уважаю Андрея Сергеевича как человека и художника, которому не изменяет чутье. Про меня вспомнил режиссер, который работал с ними, уфимский земляк. Мне рассказали идею, я и согласился. Объяснить людям человеческим языком, что такое свобода и для чего она. Мне кажется, такой DVD должен быть в каждой школе, это надо обсуждать. Песни песнями, но поэты, актеры, живописцы, очкарики всякие должны быть просветителями, надо это тоже нести вместе со свободой своей. Без истории вырастают люди без воображения, и кранты стране.
- А что такое свобода?
- Если честно, то я не знаю. Я просто знаю, что свобода - это для меня все, и если я не свободен, то это не жизнь. Все мои песни, в общем, об этом, а как сказать, я не знаю. Я понимаю, что свобода и демократия - это совсем разные вещи. Как художник я, конечно, протестую против любой системы и всяких там процедур. Но я же еще и социальный человек. Я люблю сидеть в деревне, чтобы никому не причинять зла, но иногда приезжаю в город. А в городе тесно. Другие тоже хотят жить, поэтому должна быть демократия. Но демократия - это попса, ты же видишь, что сейчас поют. Убить их мало! Но народ слушает, значит, демократия, куда деваться. А вот возьмем Пушкина. Пушкин и демократия - это же бред. Но он бы за нее пошел вместе со всеми на площадь и в Сибирь, они его не взяли, потому что поэт. А он рвался, ведь если свобода, то для всех, а как иначе?
- Свобода и Шевчук - это понятно, тут связь улавливается. Но фильм на самом деле не о свободе. Он об утраченных в России возможностях парламентаризма. Но Шевчук и парламентаризм - это уже что-то другое. Это такое сочетание странное, это бомба. Хотя ты сейчас понятно объяснил. А фильм-то, я бы сказал, скорее учебный. Как раз ты там и рассказываешь, только нормальным голосом, без слез, без "Россия - родина слонов", но и без особого стеба, просто так, как все на самом деле было. Например, про новгородское вече. Оказывается, такая же примерно штука была в это же время где-то в Исландии, ну вот и посмотрим теперь, что в Исландии, а что у нас. Типа урок истории, правильно?
- Ну. История - это все. Все - история. И сейчас тоже история. Но я ее понимаю не как ученый, не научно, а чувствую, как живую. История - это сопереживание. Про какие-то вещи я даже не могу читать. Про девятьсот пятый год - это как будто мне пощечину дали, получается, как будто я подлец, это же моя история. В истории времени нет. Есть бесконечные, вечно наступающие на одни и те же грабли мы.
- В этом фильме, особенно в первых сериях, мне понравилось, что ты как ведущий не навязываешь выводов. А уж там, где появляются выводы, в последней серии, там нет тебя. Вот в последней, десятой, серии ты сидишь в Думе с Грызловым - вы с ним что обсуждали? Говорили, допустим, про свободу? Что ты ему говорил из того, что не вошло в фильм?
- А что там вошло-то, я не помню?
- Да, наверное, ничего и не вошло. А что было? О чем ты с ним говорил?
- Ну если про свободу, то я ему сказал: где у нас свобода? Зачем вы ее душите? Вы люди военные, вам так удобнее, но вы понимаете, что творите? Если не будет пространства свободы, не будет демократии, не будет оппозиции, то вам скоро уже русские бомбисты будут бомбы подкидывать, не чеченцы какие-нибудь. И такое у нас в истории тоже уже было всего сто лет назад. Вам это надо?
- А он что?
- Ничего, промолчал.
- Нет, это не вошло в фильм.
- Ну понятно. А что вошло?
- Ты у него спрашиваешь, тяжело ли работать в Думе. Ну, немножко это у тебя как бы покровительственно получается, у тебя же нет привычки с ними общаться. Он говорит, что ужасно тяжело, он сутками там пашет, иногда только позволяет себе играть в футбол. И уж тут он (а в это время как раз показывают, как его кто-то сносит на футбольном поле, и Грызлов, знаешь, как кегля: шмяк!) даже иногда позволяет себе нецензурно выражаться. Ну он же тоже человек, как же, мол, без этого? А ты вроде тоже соглашаешься, по кадру: да-да. Вот это в фильме есть в последней серии.
- Ну... Ну вот мы же с тобой сейчас беседуем и, когда увлекаемся, тоже материмся. Ты только это не пиши, зачем всем-то знать? А как вообще все это смотрится?
- Сейчас я тебе расскажу, как это смотрится для нормального человека. Но это только десятая серия, она такая, типа апологетическая, в первых-то про историю, длинновато, но интересно, а тут уже про современность. Значит, сначала ты сидишь в Думе и говоришь нормальным голосом: "Иногда я думаю, зачем мне вообще эта Дума?!". Потом появляется депутат Плигин и говорит, что очень много народу давят пьяные на машинах, а Дума решила их лишать прав на два года. Думе пришлось выдержать страшное давление для этого. Еще вице-спикер Слиска говорит про детскую проституцию и очень переживает, а Дума, она говорит, запретила по телевизору рекламу пива до десяти часов вечера. Потом Грызлов в гетрах в кадре - бух! И, наверное, матерится где-то там, но нам не слышно. Ты понял, зачем тебе Дума? Ответили они на твой вопрос? Тебе интересно было с Грызловым разговаривать?
- Ну, ничего особенно умного они там действительно не говорили. Но мне все равно было интересно разговаривать. Я же не историческая личность и совершенно на это не претендую, а вот они исторические. Само место это определяет. Знаешь раньше как было: "Не место красит человека"... А теперь, наоборот, место тащит человека в историю. Вот и суетятся ребята. Дума - это же историческое место.
- А если туда обезьяну посадить? Это я безотносительно, для примера.
- Ну, может быть и такое, это будет исторический факт. И были такие факты в истории, сколько хочешь. Коня в сенат - и так далее. Интересно. Но нам надо упереться, чтобы там был не конь. Для этого и фильм. Раз уж демократия. Или ты не согласен?
- Что ты лично сделал, чтобы там сидела не обезьяна?
- Я что сделал? Я песни пою. Может, кто услышит.
- А ты сам в политике когда-нибудь участвовал? Тебя же, наверное, тянули?
- Было. В смысле - тянули. Помнишь, когда за Ельцина: "Голосуй или проиграешь"? К нам тоже приехал один, обещал за участие в концерте 100 тысяч. Я спросил: что так мало? Он говорит: ну сто пятьдесят. И ничего даже не надо говорить за Ельцина, только выйти на сцену и: "Что такое осень, ля-ля-ля...". А мы как раз из Чечни вернулись, денег не было совсем. Но после Чечни мне что-то за Ельцина петь было не в кайф, очень уж много я там крови видел настоящей. Я собрал группу "ДДТ" и сказал ребятам: так и так, есть возможность заработать, я лично не могу, но давайте все проголосуем. Ни один руку не поднял, меня это знаешь как согрело! Потом меня еще и Галина Васильевна покойная уговаривала за Ельцина спеть, схему нарисовала, что будет, если не Ельцин, но мы даже ей отказали, хотя она объясняла очень умно. Ну есть какие-то вещи, которые нельзя сделать. С тех пор я в политике больше не участвовал, только голосовать ходил. Я считаю, что в политику художников вообще не надо пускать, они наворочают. Там нужны люди спокойные, нормальные, в сереньких пиджачках, это правильно. У меня мама все время за Путина голосует, я ее спрашиваю: почему? Она говорит: "Знаешь, сынок, при нем войны большой уже не будет". Наверное... Это демократия. Вот если бы только не вранье, не гламур этот, не попса...
- Ясно. Этот фильм ты не рассматриваешь как политику?
- А при чем тут политика? Это просветительство, это необходимо просто. А ты думаешь, его вообще не стоит показывать?
- Я? Я двумя руками "за". Только никто этого не покажет. Я же немножко знаком с работой редактора, да и с цензурой, а вы, наверное, забыли. Посмотри на видеоряд: вот новгородское вече, вот граф Витте, а вот Грызлов, вот шведский парламент, вот Струве, да пусть даже и Коллонтай, а вот Слиска. А тут еще ты про все это рассказываешь, но ты же не депутат. Можно так показать?
- Ну Андрей-то Сергеевич - он мыслит помасштабнее, чем мы с тобой. Он просто выше сиюминутности. Он, наверное, хотел сказать, что лучше такая Дума, чем никакой.
- Да я согласен. Он все по-честному хотел, по-честному и вышло, честный художник, спасибо ему. Он на меня напустился, когда я ему сказал, что не покажут: вы журналюги, у вас мозги отравлены, а народ правильно поймет. Народ-то поймет, если увидит на экране десять вечеров подряд Шевчука, у которого рейтинг доверия выше, чем у президента. И Шевчук, оказывается, еще что-то думает об истории. Что они сами там думают об этом, если вообще думают, никому не интересно, а что ты думаешь - это людям интересно. Но с точки зрения политтехнологов ты - неуправляемый ресурс.
- Что-то ты пафоса нагнал... Ну какой там ресурс... Я так... Да мы же ничего плохого вроде и не хотели. Хотя меня с песнями-то в телевизор не пускают, а тут с текстом, правда, странно... Давай еще по одной? Только у меня денег уже нет. У тебя есть?
- Сколько-нибудь есть. Мы же свободные люди в свободной стране. Не вопрос! А кино ваше - натуральный самиздат, поздравляю. Ничего, рукописи не горят.
- Слушай стихи, я недавно написал, сейчас вот еще пишу, рожаю: "Мы дарим друг другу время на память/ Россия - женщина с героическим прошлым,/ Немного светлым, немного пошлым/ В постели с настоящим/ Как вечность в стакане/ Я думал, она мать, оказалось - тир/ Я для нее сейчас не актуален и беден/ Но я достаточно богат, моя дорогая леди/ Чтобы печально смотреть на мир"... Печали многовато... Ну, за нас!..
http://novgaz.2u.ru:3000/data/2006/53/25.html
17.07.2006
Док. 299007
Перв. публик.: 17.07.06
Последн. ред.: 02.05.07
Число обращений: 205
Никитинский Леонид Васильевич
|
