Адвокат Ксения Костромина: Извините, я к вам не приду...Назад
Адвокат Ксения Костромина: Извините, я к вам не приду...
К Пичугину применяли "разведдопрос"
10 августа с отбора присяжных заседателей в Московском городском суде началось слушание "дела Пичугина и Пешкуна". Оно находится в ряду других уголовных дел, связанных с "ЮКОСом". На этой стадии "дела Пичугина - Пешкуна" мы ни в коем случае не хотели бы касаться его существа и доказательственной базы. Пускай в этом разбираются отобранные судом присяжные. К началу слушаний мы хотим лишь приурочить никак не касающийся существа дела рассказ адвоката Пичугина Ксении Костроминой - единственной из защитников, у которой по недоразумению не была отобрана подписка о неразглашении данных предварительного следствия.
- В это дело я вступила позже других адвокатов, соглашение со мной родственники Алексея Пичугина заключили в апреле 2004 года. Цель - подача жалобы в Европейский суд по правам человека в Страсбурге по поводу нарушений прав Алексея Пичугина, это - моя специализация. Я получила ордер в своей юридической консультации и пошла в следственный изолятор ФСБ "Лефортово", где содержится (на мой взгляд, вопреки международным соглашениям и самой логике дела - ведь его-то ведет не ФСБ, а Генеральная прокуратура) мой подзащитный. Я решила сначала познакомиться с ним самим, а потом уж с материалами дела.
- Почему именно такая последовательность?
- А вдруг я ему не понравлюсь и он не захочет со мной сотрудничать? Итак, я пришла в изолятор, предъявила ордер и свое адвокатское удостоверение. По закону этого достаточно. Но свидания мне не дали: мол, у них нет сведений о том, не являюсь ли я, например, родственником кого-нибудь из потерпевших. У меня сведений, подтверждающих обратное, конечно, наготове тоже не было.
- В смысле: докажите, что вы не верблюд.
- Примерно. Тогда я стала пробиваться на прием к руководителю следственной бригады по "делу Пичугина и Пешкуна" Юрию Буртовому, чтобы он разрешил мне свидание с подзащитным. А это не так просто сделать, потому что главное здание Генпрокуратуры находится на Дмитровке, а следственная часть - в Техническом переулке. Все документы на имя Буртового, кабинет которого расположен в Техническом переулке, надо передавать через Дмитровку. Недели полторы или две я на это убила. Наконец меня принял следователь Александр Банников, член следственной бригады по делу, и предложил знакомиться с материалами. Я написала в графике ознакомления с материалами дела, что не могу начать ознакомление до того, как поговорю с Пичугиным. Тогда меня к нему наконец допустили.
- Ну и как, вы друг другу понравились?
- Пичугин одобрил выбор своих родственников, которые заключили соглашение со мной. Я приходила к нему на свидание в "Лефортово" несколько раз: перед майскими праздниками, между и после праздников. Надо пояснить, что в конце апреля мне предстояла еще ранее запланированная командировка в Страсбург. Поэтому на одно из свиданий я принесла с собой заранее составленную от имени Пичугина жалобу в Европейский суд по правам человека. Он ее прочел и подписал. Я ее вынесла с собой и в конце апреля сдала прямо в Европейский суд.
- А как вы могли написать жалобу, не знакомясь с материалами дела?
- Но с ними же знакомились другие адвокаты. Это наши производственные дела, и вообще о существе дела я сейчас не хочу говорить.
- А вы имели право выносить из изолятора документ с подписью Пичугина?
- Я имела право на конфиденциальное свидание с ним. По регламенту СИЗО за нами могло осуществляться видео- (но не аудио-) наблюдение, то есть они могли видеть, что он что-то подписывает. Наверное, если бы меня задержали и потребовали отдать эту жалобу, я бы так и сделала, но потребовала бы составить соответствующий акт. В принципе я имею доверенность от Пичугина на защиту его интересов в Страсбурге, так что могла бы подписать жалобу и сама, без него, это не повлияло бы на ее юридическую силу. Но с ним- интереснее, красивее.
- Значит, они вас просто прошляпили?
- Откуда я знаю? Когда я вернулась из Страсбурга и пришла в Технический переулок, чтобы знакомиться с делом, меня вызвал к себе в кабинет руководитель следственной группы Юрий Буртовой и сказал, что ему нужно меня опросить. Я говорю: "Вы, наверное, имеете в виду Допросить? Тогда назначайте время, я приду со своим адвокатом". Он говорит: "Нет, только один вопрос: как вы вынесли из изолятора документ, подписанный Пичугиным?". Я говорю: "А вам это откуда известно?". - "Нет, вы все-таки скажите". - "Не скажу".
- А правда, откуда это могло стать ему известно?
- Не знаю. Может быть, от кого-нибудь из российских представителей, которые работают в Страсбурге или в России со Страсбургским судом. Буртовой стал поднимать шум, говорить, что жалоба за подписью Пичугина была изъята при досмотре в следственном изоляторе "Матросская Тишина" у адвоката Платона Лебедева Евгения Бару.
- Вот интересно. А Бару что говорит?
- Бару говорит, что это никак не возможно. Действительно, он же адвокат Лебедева, как жалоба за подписью Пичугина могла к нему попасть? Она всего в двух экземплярах существует: один - уже в Страсбурге, а второй - у меня. В общем, эта история заглохла, я стала знакомиться с материалами дела. Я смотрела все дело, но особенно меня интересовали материалы, связанные с так называемым "разведопросом" Пичугина в июле 2003 года в "Лефортове", когда, по его словам, к нему были применены психотропные препараты. На самом деле такой формы, как "разведопрос", в Уголовно-процессуальном кодексе России нет. Тем более без протокола и адвоката. Это, в частности, предмет для разговора в Страсбурге. Я тщательно читала и ксерокопировала все эти материалы, это том 10-й дела, потом копии просматривал следователь Банников и давал разрешение на их вынос.
- То есть в то время эти материалы не были засекречены?
- Никакие материалы в 34 томах, которые были предъявлены нам для ознакомления перед окончанием следствия и направлением дела в суд, не были засекречены. Но в июне 2004 года все дело пришло в Московский городской суд, в спецчасть, уже под грифом "секретно". Там в перечне 34 томов напротив 5-го тома стоит слово "секретно". В том числе засекречен и том 10-й, который я раньше без всяких препятствий со стороны следствия ксерила и выносила. Защита Пичугина попросила во время предварительных слушаний 25 июня, чтобы прокуратурой был представлен документ: кто, когда, на каком основании засекретил это дело. Но защите его не показали. Может быть, такого документа и вовсе нет. Там еще в сопроводительных документах фигурирует какой-то "секретный пакет", но этого пакета тоже никто не видел. Суд удовлетворил наше ходатайство об ознакомлении Пичугина с "секретным пакетом", но опять же вплоть до начала судебных слушаний, по существу, нам его никто так и не предъявил.
- Как оказалось, что у вас не была отобрана подписка о неразглашении данных предварительного следствия, которую взяли у других адвокатов?
- Не знаю, забыли, наверное. Потом спохватились. В ходе одного из заседаний Басманного суда 8 июня 2004 года, которое было связано с состоянием здоровья Пичугина, мы попросили приобщить к делу заключение независимого эксперта. Оно, в частности, основывалось и на данных той официальной медицинской экспертизы, которая есть в деле. Прокурор вскочил и говорит: "Ага, адвокат нарушила подписку о неразглашении данных предварительного следствия!". Пришлось сказать, что я такой подписки никогда и не давала. На следующий день мне позвонил следователь Банников: "Ксения Львовна, не могли бы вы зайти в следственную часть, мы с вами тут забыли подписать один документик". Я говорю: "Я даже догадываюсь, какой. Но следствие уже закончено, дело направлено в суд, так что, извините, я к вам не приду".
