Война войной, а обед все равно по расписанию. В стране могут падать самолеты, останавливаться электростанции, начинаться и прекращаться боевые действия в Чечне, но запланированный полгода международный семинар все равно состоится - в этом можно не сомневаться. А потому наша отнюдь не маленькая делегация отправилась в Бонн, в федеральную Академию государственной службы, на семинар, которые наши немецкие хозяева назвали прямо и простодушно - "эффективный аппарат".
Дюссельдорф
8 сентября - Подготовиться к поездке, как обычно, не хватило времени. Толстый пакет справочных материалов успел прочитать лишь наполовину, хотя обнаружил там немало занятного. Новую рубашку, купленную накануне, тоже не успел погладить. В результате пришлось одеть как есть, прямо из пакета. Внимательный человек, приглядевшись к странным поперечным полосам, сразу поймет, что рубашка чересчур новая и даже не разу не глаженная.
Прощание с Родиной на этот раз затянулось. Рейс в Дюссельдорф выполняет наш "Аэрофлот". Посадку, как водится, объявили с задержкой. Самолет старый, обшарпанный и грязноватый, совсем как на внутренних линиях. Стюардессы - любезные, но какие-то усталые. Обед - так себе. Ну, никак мы не дотянем до европейских стандартов. Вроде бы только начинает получаться - и тут же устаем, бросаем. По-старому нам привычнее.
До Дюссельдорфа без малого три часа лету, минус два часа разница во времени. Так что прилетаем почти в то же время, что вылетели, всего на час позже. Аэропорт новый, современный, но все же классом пониже, чем Франкфурт-на-Майне - воздушные ворота Европы. Вовсю идет стройка, аэропорт расширяется. Паспортный контроль проходим во временных павильонах, впрочем, очень аккуратных и чистых. Таможенник, который перед нами увлеченно потрошил чемодан какой-то иностранки, в сторону нашей делегации даже не взглянул: "Что с них взять, Россия..."
Нашу делегацию встречает представитель федеральной Академии государственной службы, точнее, представительница - очаровательная Сибилла Кёлер. Автобус с величественным шофером, похожим больше на профессора, тоже терпеливо нас ждет. Приветствия, поздравления и неожиданный вопрос госпожи Кёлер:
- А почему в делегации нет ни одной женщины? Женщины у вас что, не работают?
Для Европы и Америки, помешавшихся на равноправии полов, это принципиально важно, ну а до нас эти веяния еще не дошли. После минутного замешательства проясняем ситуацию:
- Женщины у нас как раз и работают. Поэтому остались дома.
Тем не менее, реплика госпожи Кёлер не остается без последствий. Мужики вспоминают о своем высоком звании и, посовещавшись, бегут за цветами. "Международный инцидент", кажется, замят.
Бад-Годесберг
Первый признак Европы - чистые автомобили. Наш автобус летит по автобану под сто километров час, но легковые автомобили обгоняют его, как трактор. В основном - немецкие, реже - японские и французские. (Советскую - ныне российскую - марку, довелось увидеть всего один раз - переделанная до неузнаваемости вишневая "восьмерка" обреталась рядом с посольством Грузии.)
По сторонам шоссе - невысокие холмы, перелески и ухоженные, неправдоподобно чистые поля. Такое впечатление, что не едешь, а листаешь книгу-раскладушку - одна симпатичная буколическая картинка сменяет другую. Не хватает только гномов в красных колпаках.
Края дороги огорожены ребристыми щитами - от шума, да и не забредет никто. Таблички, указатели - все на месте, ни один не разбит, не исковеркан, не осквернен рукой хулигана. Единственный беспорядок, который удалось заметить (да и то в умеренных дозах) - это надписи аэрозолями на опорах и торцах бетонных эстакад. Но то - общественная собственность, а на частных домах таких "росписей" никто, разумеется, не позволит.
Мысль, естественно, отлетела к домашним делам и проблемам. Почему у немцев указатели никто не трогает, а у нас они вряд ли продержались бы на месте неделю? В чем причина нашего бытового варварства? Ненависть к красоте и порядку? Месть за свою серую, незадавшуюся жизнь? Зависть к порядку и "чересчур хорошей" жизни? Желание возвыситься над "трудягами", продемонстрировать им свое превосходство? Ревность ко всему незагаженному и неиспорченному, когда вокруг все похабно и грязно? Почему немцы берегут и свое, и чужое, а у нас - коверкают и разбивают лифты даже в собственном доме?
"Демократы" торопятся с объяснением: "большевики убили в людях чувство хозяина". Но вряд ли это верно: дореволюционная "небольшевисткая" Россия тоже не отличалась высоким уровнем бытовой культуры. Убивать то особенно было нечего. Но не вечно нам жить в бедности и разрухе. И если мы хотим бороться с бытовым варварством, надо найти его корни: почему люди так поступают? Понять изнутри психологию бытового "варвара" и обнаружить в ней "окна уязвимости". В конечном счете, только так и можно справиться с этой проблемой.
Отель "Дал"
Отель "Dahl", в котором мы остановились, расположен в пригороде Бонна, на склоне зеленого холма. Чуть выше по склону - конюшня и скаковой манеж, за ними асфальт кончается и начинаются крестьянские сельскохозяйственные угодья со всеми признаками недавно законченной уборки урожая.
Объясняя свой выбор, хозяева семинара заявили, что после напряженной умственной работы хотели бы обеспечить нам полноценный отдых. Лукавство видно невооруженным глазом: отель расположен на отшибе, не очень, видимо, посещаем. И, прикинув стоимость номера вместе с перевозкой, принимающая сторона пришла к выводу, что это все равно выгоднее, чем снимать для нас апартаменты в центре Бонна. Что-что, а деньги считать здесь умеют.
Бросив сумку в гостинице, отправился прогуляться по небольшому пригороду. Вереница одно-двухэтажных домов. Каждый дом - как игрушка: вымытый, выскобленный, аккуратно покрашенный. Сияют хрустальной чистотой окна - предмет особой заботы немецких хозяек. Даже типовые дома (набрел на одну такую улицу) отделаны и раскрашены так, что их однотипность не бросается в глаза. Выглядеть плохо здесь не принято.
Перед домом - двор, окруженный зеленой изгородью, или мини-газон с цветами или, на худой конец, хотя бы горка декоративных камней. Рядом - автомашина, а то и две. Машина давно уже здесь не роскошь, а привычное средство передвижения, причем, не многим более дорогое, чем общественный городской транспорт.
На улицах чистота и порядок, но пустынно, голо. Женщина с коляской. Пенсионер, выгуливающий собаку. Две девчонки, катающиеся на скейте. Несколько парней на автобусной остановке. Вот и все. Мужчину, слоняющегося днем без видимой причины, провожают долгим удивленным взглядом. Не принято.
"Гастарбайтеры"-турки, как я успел заметить (и впоследствии это впечатление подтвердилось), стараются не очень выделяться из местного населения, внешне ведут себя скромно, стремятся адаптироваться. В Германии они хлынули, в основном, на тяжелые и неквалифицированные работы - в строительство, коммунальное хозяйство. Короче, заняли социальную "нишу", которую немцы считали для себя "дном". И оказалось, что это плохо. В любом обществе должны быть не только "верхние этажи", на которые можно подняться благодаря упорному труду и заслугам, но и "дно", на которое можно опуститься. И если "дно" занято, обществу грозит застой. Нечто подобное сейчас происходит в России, только "наоборот": наверх всплыли известно кто, а все остальные, включая интеллигенцию, учителей, врачей, ученых - опустились на "дно".
Фридрих Эберт Штрассе
Федеральная академия государственной службы, несмотря на громкое название, выглядит очень скромно, примерно как наш комбинат бытового обслуживания. Сразу и не подумаешь, что за красными кирпичными стенами скрывается мощная фабрика педагогической мысли. Но это именно так. Несколько лекционных залов загружены до предела, в коридорах - поток слушателей, занятия идут везде, даже за круглыми столами, стоящими в фойе.
Немцы знают толк в повышении квалификации и четко отладили систему. На курсы никого загонять не приходится, напротив, от желающих нет отбоя. Каждый соискатель знает, что это - не только легальная возможность оторваться от рабочей рутины, пообщаться с интересными людьми, но и в перспективе - прибавка к жалованью, продвижение по службе, новая интересная работа. Поэтому повышать квалификацию здесь любят, занимаются этим обстоятельно и всерьез.
После нескольких обязательных как у нас, так и у них приветствий, начинается рабочая часть. Она открывается обстоятельным рассказом о композиции семинара и его задачах, преподавателях, которые будут его вести (введение в семинар). По опыту знаю, что эта часть у нас нередко выпадает как излишняя. И напрасно. "Введение в семинар" предполагает лучше понять друг друга, уточнить взаимные цели, круг проблем и тем, подлежащих обсуждению, а недоразумения, если они есть - устранить "на берегу".
У нас началось как раз с недоразумения. Российские участники семинара, познакомившись с программой, предложили с ходу ее поменять - сократить "общеобразовательную часть" и уделить больше внимания встречам с руководителями профильных подразделений парламента. Наши немецкие друзья несколько растерялись: у них так не делается. Если план согласован и преподаватели приглашены, все должно быть по плану.
На этом мелком, в сущности, примере можно показать важное отличие в нашем менталитете. Немцев с детства приучают идти по жизни точными, хорошо продуманными шагами: наметил - выполнил - испытал удовлетворение. Коллега, который прожил в Германии несколько месяцев, рассказал мне, что, вставая утром, заставал одну и ту же картину: ровно в 8.00 из дома напротив выходил хозяин, мыл щеткой окно, убирал капли резиновой полоской, аккуратно вытирал подоконник. И так - неделями, месяцами, годами... "Наметил, выполнил, испытал удовлетворение". Фантазирование за рамками реально возможного и достижимого, погоню за "синей птицей", неумение довести дело до конца, "начать и бросить" - все наши типичные русские ухватки и привычки - здесь не приветствуют и не поощряют.
Однако немцы, которые поработали и пожили в России, как мне показалось, немного скучают по российской стихийности и непоследовательности. В ней тоже есть своя прелесть. С одной стороны, она позволяет бездельничать, увиливать от работы. Но с другой - открывает неизмеримо больший простор для творчества, поиска, находок и озарений. Без них жизнь была бы беднее.
Все хорошо в свое время и на своем месте. В одних ситуациях - четкая дисциплина исполнения, в других - неукротимый полет фантазии, предваряющий прорыв в качественно новое состояние. И как бы это научиться соединять и то, и другое?
Кёльн
В субботу у немцев, как и у нас, выходной, занятий нет. Решаем "оторваться" из Бонна в близлежащий крупный немецкий город - Кёльн. Сорок минут по великолепному немецкому автобану.
У кого как, а у меня слово "Кёльн" вызывает стойкую ассоциацию - Кёльнский собор. И точно. Красавец-собор встает из тумана издалека, еще на подъезде к городу. Его не смогли задавить массивные здания банков и контор, не сумели закрыть несколько разбросанных по городу небоскребов. Собор подымает свой крест выше. Хотя, как мне показалось, уже из последних сил.
По какой-то странной прихоти отцы города состыковали Кёльнский собор с... городским вокзалом. Выходишь из вокзала - и сразу оказываешься у подножия храма. Возможно, в этом есть какой-то глубокий смысл, но, скорее всего, просто промахнулись - недооценили в свое время масштаб развития железнодорожного транспорта.
Сразу за собором начинается пешеходная зона - целый квартал улиц, улочек, переулков, забитых лавками, лавочками, бутиками, салонами, киосками, торговыми рядами, вплоть до огромных современных многоэтажных магазинов. Так что можете представить себе, что там творится в погожий выходной день, когда народ, отоспавшись за неделю, вышел посмотреть, что творится на белом свете. Грешен и я: прежде чем зайти в собор, подобно прочим смертным, пошел отдать поклон Маммоне.
Не в пример тихому, сонному и пустынному Бонну, улицы Кёльна бурлят многолюдьем, многоцветьем, смешением лиц, одежд, наречий. Слышится среди них и русская речь (и порой такая, такая!). Одному из моих коллег выпала нечаянная радость - встретил соотечественника, артиста Глузского, и даже с ним сфотографировался.
Променад по торговой части Кёльна можно сравнить с бесконечной кинолентой, которую склеили "восьмеркой": уходящие в бесконечность вешалки с одеждой, стеллажи с зонтами, горы чемоданов, сияющие россыпи часов, витрины с украшениями, коробки парфюмерии и моющих средств, корзины прочих разных товаров, у которых копошатся люди. Затем все то же самое в обратном порядке. И еще раз. И еще.
Обилие товаров уже не восхищает, а раздражает: ну зачем их столько? На память приходит афоризм философа: "Вам нужен весь мир, а я счастлив тем, что мне ничего не надо". "Правда - добавляю уже от себя, - чтобы придти к этой мысли, нужно родиться и прожить жизнь хорошо обеспеченным человеком".
Пришел в монастырь - молись. И я срочно придумываю себе некую условную цель, призванную вдохнуть смысл в мое путешествие по царству товаров. Скажу сразу, что барахляную папочку с кнопочкой, которую я вознамерился купить, я так и не нашел. Миллион разных папок, но такой - нет. Даже ничего похожего. Как-то не вписалась в немецкий менталитет. Стало быть, есть еще резерв, которым можно удивить Европу.
На главной площади города играет оркестр. Развевающийся на ветру транспарант оповещает, что горожане празднуют "нашу свободу" - 600-летие предоставление городу независимости. Это следует понимать так, что 600 лет назад какой-нибудь кёниг или херцог даровал городу "вольную" - и он перешел под местное самоуправление. Что ж, по такому поводу не грех пропустить кружку пива, закусив ее "бротвюрст" - булкой с вложенной в нее поджаренной на углях колбасой.
Перед глазами поплыли сюжеты на исторические темы. Наверняка, был какой-нибудь забулдыга-херцог, который тянул с честных горожан деньги, а затем развлекался псовой охотой по крестьянским полям, эксплуататор несчастный. Наконец, бюргерам это надоело. Не мытьем, так катаньем они освободились от своего "херцога", скорее всего, откупились. И вот шестьсот лет уже празднуют свободу. Любопытно, что останется через 600 лет от нашего "парада суверенитетов"? Вспомнит ли о нем хоть кто-нибудь? И если вспомнит, то станет ли плясать и радоваться обретенной "свободе"?
Путешествие по пешеходной зоне заканчиваю у громадного, занимающего целый квартал, универмага "Кауфхоф". Перед ним - фонтан, выполненный в виде розового гранитного столба. Сверху по столбу стекает влага. Вот-вот, набегавшийся целый день по магазинам, обалдевший от жары турист выглядит примерно так же.
Возвращаюсь обратно по торговой улице и меня принимает под свои прохладные своды громада Кёльнского собора. Внутри - все строго и даже аскетично. Серые стены, серый каменный пол. Вместо окон - огромные, под самый свод, цветные витражи. По всему залу - скамьи для верующих, на пюпитрах разложены сборники псалмов в красно-коричневых потрепанных переплетах (и ведь не крадут!). А в проходах по всему собору - стада туристов всех вер и религий. Спешат за экскурсоводами, громко болтают, жуют жвачку, сверкают кинофотоаппаратурой.
Конечно, жаль, что святое место опошлено. Но, с другой стороны, не ставить же к каждому туристу по священнику, который бы заставлял его снять кепку и вынуть изо рта жвачку? Наверное, есть мудрость в том, чтобы не мешать, не ставить плотины на пути несущегося потока. Пусть несется. Но попытаться хотя бы немного, хотя бы самую малость, завернуть его в духовное русло.
Фридрих Эберт Штрассе
Государственная служба пользуется в Германии исключительным авторитетом и уважением. Да, в коммерческих структурах служащие получают больше. Но зато государственному служащему гарантирована бесплатная медицинская страховка, приличная пенсия, а о престиже работы и говорить нечего.
На государственную службу поступают пожизненно. Да-да, именно так: молодому человеку после 30, если он не совершил ничего предосудительного, гарантированно рабочее место и благополучный выход на пенсию с пожизненным денежным содержанием. Государство свои обязательства выполняет четко, ибо понимает: в условиях, когда у граждан есть выбор, на службу "просто так" никто не пойдет.
В одной из комнат бундестага нам показали четыре портрета - руководители аппарата с 1949 года, один проработал на своей должности более 20 лет. Естественно, что за такой срок можно стать специалистом высочайшей квалификации. Ну, а нашим хозяевам были непонятны наши случайные оговорки типа "если нас к тому времени не разгонят". С политиками понятно - их могут не переизбрать, но как можно "разогнать" аппарат? Зачем? Какой смысл в том, чтобы увольнять опытных людей и набирать новых, которых надо всему учить заново? Что поделаешь - "российская специфика"...
Порядок прохождения службы и оплата труда государственного служащего тщательно регламентированы. Служащему более высокого ранга никогда не поручат исполнение обязанностей нижестоящего уровня, и наоборот. На совещание руководителей ("первых лиц") никогда не пригласят заместителя. Зарплата служащего носит индивидуальный характер и привязана к возрасту, стажу работы, характеру исполняемых обязанностей. Никого, например, не удивит, если пожилой, умудренный опытом сотрудник получает больше, чем его молодой, недавно закончивший университет начальник. Да и на одной должности зарплата может оказаться разной, так как в зависимости от занимаемого места "творческие" и "рутинные" обязанности оцениваются отдельно и оплачиваются по разной шкале.
Как можно было заметить, в Германии чрезвычайно щепетильно относятся к должностному статусу. Преподаватель, к которому мы по привычке обратились "профессор", нас тут же поправил: "Я пока не профессор. Всего лишь доцент". А профессор университета обязательно укажет на своей визитке букву "U", чтобы его не путали с профессором средней специальной школы.
Есть в должностных "привилегиях" германских служащих и весьма оригинальные. Например, цвет чернил, которыми ему позволено пользоваться. Так, президент бундестага проставляет свои резолюции зеленым (особенно редким) цветом. Сенат Берлина пользуется красным, счетная палата - коричневым. Так что начальственную резолюцию ни с какой другой не спутаешь - видно издалека.
Кабинеты немецких служащих выглядят просто, пожалуй, даже аскетично: строгий, школьного образца, стол, шкаф, компьютер, стеллажи с папками-накопителями. Все! Никаких "предметов роскоши" типа кожаных кресел, диванов, журнальных столиков или, например, напольных часов с боем. Депутаты и журналисты строго следят за расходами аппарата, и любой намек на расточительство вызывает бурные дискуссии в парламенте и на страницах печати. Но, при любом раскладе, немцы из крайности в крайность не бросаются: дорожат своим кадровым потенциалом, стараются его сохранить и обеспечить необходимые условия для работы.
Бундесхауз
Цепь зданий германского бундестага расположена на берегу Рейна. Весной Рейн сильно разливается, но сейчас, осенью, это не очень широкая река мутно-серого зеленоватого цвета. Глубоко осевшая баржа идет так близко от берега, что кажется удивительным, почему она не цепляется за дно. Волна накатывает на неуютный каменистый берег, не вызывающий никакого желания искупаться.
С самого начала предполагалось, что Бонн будет временной столицей Германии. Поэтому бундестаг разметили "по временной схеме" в здании бывшей городской водокачки. "Временная схема" затянулась на 40 лет. В конце восьмидесятых решили, наконец, построить новое здание заседаний - легкое, стеклянное, современное. Начали еще при разделенной Германии, а закончили как раз к объединению. Въезжая в него, депутаты уже знали, что вскоре будут переезжать в Берлин.
Любопытно, что примерно в эти же годы было построено и новое здание посольства Советского Союза - одно из самых красивых за рубежом. Здание было принято в эксплуатацию в феврале 1991 года - за десять месяцев до Беловежской пущи. Сейчас посольство готовится к переезду в Берлин и ведутся переговоры о дальнейшем использовании роскошного посольского здания и жилого городка при нем. Возможно, их сдадут в аренду одному из многочисленных немецких университетов...
Зал заседаний бундестага напоминает спортивный манеж или павильон телевидения: стены - стеклянные, потолок - стеклянный. Справа и слева - телекамеры. Сверху на тросах свешиваются софиты освещения.
Через противоположную стеклянную стену виден зеленый газон, по которому ходят люди. Нам пояснили, что в самой архитектуре здания хотели подчеркнуть главную идею демократии - "прозрачность" власти, ее подконтрольность народу.
Ощущение воздушности поддерживается синей обивкой кресел и легкостью трибун, выполненных из светлого золотистого дерева с подчеркнутой простотой. Депутатские кресла, как я успел заметить, не поворачиваются - это нарушило бы строгий дизайн зала, - но ходят взад-вперед в узком пазу, прорезанном в полу. (В памяти невольно всплыла ассоциация: совсем как на нижнетагильском прокатном стане, где мне довелось побывать много лет назад).
Нарочитые скромность и аскетизм скрашены несколькими художественными деталями. Например, одна из лестниц, ведущих в ложу прессы, выполнена в виде "вороньего гнезда": палки и рейки торчат во все стороны в художественно продуманном беспорядке. "Вот где высиживают яйца немецкой демократии" - вздохнул один из наших попутчиков.
В коридорах присутствуют картины - в основном графика, причем, явно не шедевры, скорее декоративные эскизы и наброски. По мнению одного из членов нашей делегации, не лишенного склонности к художественным наблюдениям, немцы в период нацизма пережили такой шок, что не оправились от него до сих пор: на некоторые художественные темы, средства и направления (имперскую монументальность, классицизм, исторический пафос - короче, все, что сколько-нибудь напоминает искусство "третьего рейха") наложено негласное "табу".
По залу ходят лакеи в черных фрачных костюмах с золотыми пуговицами, в белых перчатках и черных лаковых штиблетах. Правильнее было бы назвать их служащими парламента, но подчеркнутая вычурность униформы вызывает слово "лакей" или "официант". Вероятно, дань истории (к сожалению, не успел выяснить). Яркий пример того, что историю не стоит тревожить по пустякам. Ряженый лакей, разгуливающий в современном стильном зале между скромно одетыми депутатами выглядит, скажем прямо, нелепым анахронизмом.
Народу в зале не густо (я насчитал всего 62 человека), но в германском бундестаге действует мудрое правило: пока вопрос о кворуме никто не поднимает, такой проблемы нет. Если же такой вопрос кто-нибудь внезапно поставит, то начнется нудная перекличка, проверка списков и т.д. и т.п., тут и заседание закончится. Короче, ничего не добьешься, только время потеряешь. Поэтому скандалы по поводу "отсутствия кворума" в бундестаге - большая редкость и принятие решений при шестидесяти присутствующих в зале - обычная практика.
Решения, кстати, принимаются путем поднятия рук или путем вставания и председательствующий оценивает результат "на глазок". По этой причине в германском бундестаге нет системы электронного голосования и там ее не торопятся устанавливать. Отработанная практикой система голосования "на доверии" пока неплохо работает.
Конечно, избиратели хотели бы видеть своего избранника сидящим в зале, но у депутата много других обязанностей: работа в комиссиях, над законопроектами, прием посетителей, поездки, встречи. Поэтому на рядовые слушания ходят лишь те, кто заинтересован в данном вопросе и имеет что сказать. Однако на принципиальные голосования собирается "полный аншлаг". Даже больных привозят из больницы. И партийные "кнуты" строго следят за тем, чтобы никто не увильнул от исполнения депутатских обязанностей.
Последнее впечатление - о парламентском туалете. Сверкающая чистота, автоматический пуск воды. Но стены исписаны шариковой ручкой - совсем как у нас на вокзале. Депутаты обмениваются яростными посланиями насчет перспектив победы их любимой команды в кубке УЕФА.
"Волга" и "Мерседес"
Немцы живут при Советской власти - в том смысле, что парламент у них - единственная выборная власть и все иные органы в той или иной степени формируются или контролируются парламентом. И это никого не пугает. Напротив, хорошо смазанный отлаженный механизм парламентского контроля действует безупречно.
Сравнивать две законодательных машины - немецкую и нашу - трудное и достаточно безнадежное занятие. При множестве внешне похожих деталей, нельзя упускать из виду различные условия становления парламентаризма в Германии и в России, отличие социального и политического контекста, в которых они действуют. Тем не менее, есть множество занятных сходств и отличий.
Первая стадия законодательного процесса и у нас и у них одинакова - законодательная инициатива - право внести законопроект на рассмотрение парламента. На этом сходство кончается. В германском бундестаге правом внесения законопроектов пользуются федеральное правительство, верхняя палата парламента - бундесрат, депутатская фракция или группа депутатов в составе не менее 5 процентов членов бундестага. Все! По сравнению с этим, в России царит безбрежная демократия: согласно новой Российской Конституции, правом законодательной инициативы пользуются президент, правительство, верхняя палата парламента - Совет Федерации, субъекты Российской Федерации (их 89), члены верхней палаты в личном качестве (их 188), каждый депутат Государственной Думы (их 450), а также Конституционный Суд, Верховный Суд и Арбитражный Суд Российской Федерации по вопросам их ведения. При этом самые работающие органы, непосредственно занятые практической подготовкой законопроектов - комитеты и комиссии парламента - Конституция явно неслучайно "забыла".
На практике же показной "демократизм" российской Конституции поворачивается своей оборотной стороной - недооценкой правовых методов управления обществом, явно облегченным подходом к осуществлению субъектами права законодательной инициативы. Так, если в германском бундестаге около 80 процентов законов вносится правительством, 18 процентов - депутатами и 2 процента - бундесратом, то у нас картина смотрится как бы в зеркальном отражении. А в результате - вал "сырых" законопроектов и прекрасная возможность для правительства каждый раз утверждать, что депутаты "приняли плохой закон" и "выполнить его невозможно".
Глава исполнительной власти в Германии - Федеральный канцлер - избирается на заседании бундестага. До избрания президент республики проводит консультации с лидерами парламентских фракций и по предложению крупнейшей из них (одной или в союзе с другими фракциями) вносит кандидатуру канцлера. Выборы проводятся тайным голосованием простым большинством голосов.
Любопытная деталь: выборы канцлера проводятся без прений, а прения разворачиваются ПОСЛЕ его избрания. На первый взгляд, абсурдно. Можно спросить: "А где же демократия?" Но в "перевертывании" предвыборной процедуры есть своя логика. Естественно, что по такому важному вопросу как выборы главы исполнительной власти позиции фракций и депутатов определяются задолго до дня голосования и предвыборные прения были бы использованы для того, чтобы заявить свою позицию на публике и свести счеты с политическими противниками. Немцы здраво рассудили, что пусть лучше канцлера изберут в атмосфере внешнего "одобрямса", зато после избрания можно и "подсыпать перца" на полную катушку.
Осторожное отношение парламентариев к выборам канцлера связано, видимо, еще и с тем, что в случае, если они не справятся с этой задачей, им реально грозит роспуск. Такие случаи были. Но, опять же в отличие от нас, роспуск нижней палаты не является рычагом давления на парламент и принуждения его к "согласию", а служит средством разрешения системного кризиса власти: если в парламентской республике палата не в состоянии сформировать исполнительную власть, народу ничего другого не остается как избрать новый состав депутатов. Может быть, хоть новые будут умнее.
Вотум недоверия канцлеру возможен и на первый взгляд очень прост: парламент избирает нового канцлера, а старый автоматически уходит в отставку (так называемый "конструктивный вотум недоверия"). В октябре 1982 года бундестаг воспользовался своим правом и отправил в отставку канцлера Гельмута Шмидта. В результате пришел к власти нынешний канцлер Гельмут Коль. Но полномочия парламента уравновешены аналогичными полномочиями канцлера. В конце 1982 года Гельмут Коль потребовал от бундестага подтвердить доверие правительству. Вотума доверия не последовало, в результате чего нижняя палата была распущена и состоялись досрочные выборы.
Схема формирования германского правительства, на первый взгляд, аналогична нашей: канцлер представляет кандидатов на посты министров, президент назначает их своими указами. Таким образом, и у них и у нас парламент прямо в формировании правительства не участвует. Но на этом сходство, собственно, и кончается. Германское правительство находится под самым жестким и плотным парламентским контролем. Например, в среду с 10 до 12 проходит заседание правительства, а в 13 часов повестку дня заседания и принятые решения уже докладывают бундестагу. Перечень форм парламентского контроля за правительством поистине потрясает: "Большие запросы", "малые запросы", "устные вопросы", "актуальный час", "опрос правительства" и т.д. и т.п. Может показаться, что в этом списке нет только пытки членов правительства раскаленными клещами.
Но это впечатление обманчиво. Как и во всех странах парламентской демократии, взаимоотношения законодательной и исполнительной властей напоминают игру в "кошки-мышки". Законодательная власть пытается "поймать", исполнительная старается "не попасться". Есть депутаты, которые зарабатывают популярность, специализируясь на скандальных разоблачениях. И есть министры, которые с обворожительной улыбкой элегантно уходят от любого, сколь угодно неприятного вопроса. Узнав, что по российской "демократической" Конституции парламент лишен права контроля за исполнительной властью, наши немецкие коллеги недоуменно развели руками: "Это какое-то недоразумение, такого не может быть. Наверное, мы вас неправильно поняли..."
Парламент и пресса
Парламент - всегда на перекрестье политических противоречий, в центре дискуссий, на прицеле общественного внимания. Поэтому для любого парламента чрезвычайно важно правильно выстроить механизм взаимоотношений с общественностью и прессой.
В бундестаге действует пресс-центр при котором аккредитовано около тысячи журналистов. Пресс-центр ведет ежедневный мониторинг печати, парламентскую видеотеку и архив кинофотодокументов. При желании там можно получить любую информацию, справку, видеосюжет или фотоснимок о деятельности парламента.
Бундестаг выпускает собственный иллюстрированный журнал, освещающий новости парламентской жизни. По городам и весям Германии кочуют "информобили" с набором всех необходимых парламентских документов. В школах, клубах, при проведении крупных общественно-политических мероприятий организаторы не забудут развернуть фотовыставку о последних актуальных решениях бундестага.
Бундестаг серьезно работает с молодежью. Раз в год проводится общенациональная игра (мы ее чуть-чуть не застали) в ходе которой в столицу съезжаются 650 молодых людей со всей страны. Два дня работают в бундестаге в качестве "дублеров депутатов" - дискутируют, принимают решения. Молодежь лучше узнает, что такое парламент, как он работает, а депутаты и фракции - присматриваются к подрастающей политической смене.
Телевидение в Германии есть государственное и частное. Частное абсолютно свободно - показывает, что хочет и как хочет. Цензура запрещена. Но на государственном телевидении в совете директоров официально присутствуют представители бундестага. Монополизировать в одних руках информационную власть там никто не позволит. По этой ли причине или просто менталитет у немцев другой, разнузданной антипарламентской "чернухи" в Германии нет. Критика - есть, но она никогда не доходит до оскорблений и унижений депутатов, организованной травли парламента в целом.
Социологические исследования, которые определяют рейтинги популярности, стабильно из года в год фиксируют одну и ту же картину: бундесбюргер не особенно следит за повесткой дня и тонкостями парламентских дискуссий, порой критикует отдельные решения бундестага, но твердо убежден в полезности деятельности парламента как такового, считает его необходимым и важным институтом демократии, доверяет избранным на выборах депутатам.
Вывод из краткого сравнительного обзора германской и отечественной "государственных машин" предельно прост: германская "машина" хороша, но и наша нельзя сказать чтобы заведомо хуже. Любая машина работает хорошо, когда творцы Конституции думают о благе народа и государства, а не о постоянном расширении собственной власти.
Пятерка за сексуальность
Немцам везет с их руководителями. Конрад Аденауэр, первый канцлер Федеративной Республики Германии, пришел к власти в тяжелейший послевоенный период. Страну надо было поднимать из руин, преодолевать тяжелейший моральный кризис, вызванный поражением в войне.
По мнению немцев, бывший бургомистр Кёльна неплохо справился со своими обязанностями. Годы его правления (1949-1963) были периодом стремительного экономического взлета. Прагматичные немцы не стали поощрять стихийный рынок (как это делается сейчас у нас), а наоборот, жесткими ограничительными мерами быстро вытеснили его из экономической жизни. Контроль, отчет и своевременная уплата налогов - вот первые добродетели немецкого бюргера.
Аденауэр сумел убедить западное общественное мнение, что в противостоянии Востока и Запада Германия, "витрина" западного образа жизни, должна выглядеть достойно. В страну хлынул поток инвестиций, которые немцы, опять же в отличие от нас, не разворовали и не проели, а пустили в дело.
У нас к Аденауэра прочно прилепили ярлык "реваншиста", с ним связывают возрождение бундесвера и вступление ФРГ в НАТО (1955 г.). Однако, будучи трезвым политиком, Аденауэр старался поддерживать политический баланс. В том же 1955 году были установлены дипломатические отношения Германии и Советского Союза. В Бонне, где мы были, ощущается легкий культ первого канцлера: улица Аденауэра, набережная Аденауэра, мост Аденауэра. Перед ведомством федерального канцлера установлена скульптура - двухметровая бронзовая голова Аденауэра. В порядке исключения, Аденауэру после выхода в отставку в здании парламента был отведен небольшой офис, где престарелый канцлер он встречался с парламентариями, принимал зарубежных гостей. Аденауэр умер в 1967 году, до конца дней окруженный почетом и уважением.
Другой канцлер, Вилли Брандт (настоящее имя Герберт Карл Фрам), правил Германией недолго, с 1969 по 1974 г., но также оставил о себе добрую память. Именно с ним связано заключение "московских договоров", окончательно нормализовавших отношения между нашими странами. Брандт подал в отставку, после того как в его секретариате был выявлен сотрудник, завербованный восточногерманской разведкой. Между прочим, тоже поступок чести.
Нынешний канцлер Германии, Гельмут Коль, безусловно, также войдет в историю. Именно при нем рухнула Берлинская стена и восстановилось единое немецкое государство, причем в результате мирного процесса, не потребовавшего от Германии человеческих и даже сколько-нибудь серьезных экономических жертв. Вот что значит для страны искусство политика!
В день нашего приезда канцлер как раз представлял в бундестаге бюджет. Я смотрел процедуру представления по трансляции и еще раз убедился, что на прошлых заслугах в политике далеко не уедешь. Оппозиция резко, безо всякого почтения, наскакивала на канцлера. Коль умело парировал удары, давая понять, что он - на голову компетентнее своих оппонентов.
На следующий день вечером я увидел Коля по телевидению в популярной телепередаче "Бульвар". Ведущий, играя простачка, подсыпал канцлеру разные каверзные вопросы. По собственному опыту знаю, насколько трудно в этих ситуациях выбрать правильную линию поведения: воспринимать все всерьез - значит выставить себя человеком без чувства юмора. Попытаться "перешутить" ведущего - большой риск предстать перед телеаудиторией в роли клоуна. Коль блестяще справился с трудной задачей. Его короткие остроумные ответы вызывали улыбки и искренние аплодисменты явно симпатизировавшей ему "массовки". Но при этом, несмотря на остроту разговора, он ни разу не сорвался, не позволил забыть присутствующим, что перед ними - глава государства, который снизошел до легкого общения на разные свободные темы.
Результат: пять "звездочек" за остроумие и столько же - за "сексуальность". Последнее тоже достаточно примечательно. Российские СМИ, переживающие прыщавый период сексуальной революции, приучают воспринимать ее исключительно в плане "экстерьера": загорелое красивое тело, откровенная поза, пристальный взгляд и т.д. С этой точки зрения трудно понять, каким образом 140-килограммовый неспортивного вида Коль умудрился получить "пятерку" за сексуальность. По-видимому, немцы вкладывают в "сексуальность" нечто иное - мужскую привлекательность, человеческое обаяние личности.
Российский дипломат, с которым мы разговорились на эту тему на посольском приеме, пояснил, что в "везении" немцев на руководителей нет ничего случайного. Национальные лидеры у них проходят долгий и строгий отбор. Сначала - в молодежной организации партии, затем - на должности секретаря или помощника депутата, в депутатском кресле, на посту члена правительства и т.д. Талант политика так же редок, как и любой другой - художника, композитора, артиста. Талантливого политика на первых порах поддерживают, подстраховывают, закрывают глаза на его мелкие ошибки и неудачи, чтобы не отбить вкус к самостоятельности. Но при этом - строго и требовательно изучают. Вся политика - в свете прожекторов.
Невольно сравниваю с тем, что происходит у нас. От полного кадрового застоя мы ринулись в какую-то кадровую вакханалию. Телевидение и пресса "надувают" и представляют народу в качестве лидеров нередко пустейшие фигуры. Из непонятных глубин выныривают никому неизвестные "политики" - без команды, без партии, без каких бы то ни было общественных заслуг - и через некоторое время бесследно исчезают с политической арены.
Шпайер
Следующий визит в Шпайер - небольшой городок на Юго-Востоке Германии, 35 тысяч жителей. Достопримечательности две, первая - огромный собор, усыпальница немецких королей, который начали строить в первом тысячелетии н.э., несколько раз разрушали и перестраивали - последний раз уже в XX веке. Вторая достопримечательность - высшая школа управленческих наук, которая, собственно, и являлась в этот раз целью нашего визита.
Высшая школа считается одним из наиболее авторитетных учебных заведений Германии, закончить которое престижно и открывает путь на высшие государственные посты. Основана в 1949 году французскими оккупационными властями. По замыслу французов, школа должна была латать кадровые бреши, возникшие после изгнания нацистских чиновников - готовить чиновников нового типа для новой демократической Германии.
То ли у самих было много других забот, то ли задача оказалось не из простых, но французы к своей затее быстро охладели. Однако школа в Шрайере, к счастью, не развалилась. Напротив, идея готовить чиновников высшего ранга вдали от столиц, в провинциальной тиши, пришлась прагматичным немцам по вкусу.
Во время нашего приезда мы застали в Шпайере мощное учебное заведение, раскинувшееся на площади в несколько гектаров, с несколькими учебными корпусами, гостиницей для слушателей, весьма приличной библиотекой, центром европейской документации, соединенным компьютерными линиями со Страсбургом и Брюсселем. При школе работает научно исследовательский институт. Но русских студентов в этой школе практически нет - прорвать эту блокаду и должен был наш визит.
Занятия начинаются в преподавательском клубе - одноэтажном стеклянном павильоне с выходом наружу. Вид мокнущего под дождем пустынного луга навевает именно ту степень скуки, которая продуктивна для интеллектуальной работы...
В общении с профессорами школы, невольно отмечаешь их начитанность, кропотливость, обстоятельное владение фактическим материалом, стремление найти живую, нескучную форму изложения. Но основное содержание лекций - некие абстрактные "принципы", "структуры", "подходы". Добротный, но несколько оторванный от жизни академизм. Между носителями государственной идеологии в Бонне и университетской профессурой существует явный интеллектуальный разрыв. Как бы их ни ругали, "столичные бюрократы", находящиеся в гуще событий, оценивают многие проблемы более прагматично и реально, лучше понимают "что почем", каким конкретным содержанием сегодня наполняются политические формулировки. А профессура, оторванная от злобы дня, порой упивается этими формулировками, не всегда различая, где - реальная проблема, а где - политическая пустышка.
Мысли опять отлетели в родную сторонку. Ведь и у нас то же самое, даже еще в худшей степени. Наука молотит свои "вечные ценности", а государственно-правовая практика лишается столь необходимой ей интеллектуальной поддержки. Как бы сломать эту стену? Может быть, попытаться наладить обмен кадрами с каким-нибудь крупным университетом? Несколько лет назад Россия рассталась с "измами" и отряхнула их прах со своих ног. Сегодня она жадно всматривается в окружающий мир, пытается его понять, овладеть живым социальным опытом и применить его к своей жизни. А здесь нас опять пытаются пичкать "измами", только на другой лад... Нет, это у нас не приживется.
Неожиданно для себя открыл, что в умении интерпретировать факты, приложить их к противоречивой, подчас парадоксальной действительности, мы обгоняем немцев. И вот это внушает надежду, что Россия рано или поздно начнет подниматься с колен. Ибо любому прорыву предшествует прорыв в сфере духа, а потенциал для этого у нас есть.
Занятие закончилось. Отправляясь на обед, один из русских участников семинара начал с озабоченностью выяснять: можно ли оставить в аудитории вещи, будет ли она закрыта на ключ и т.д. В глазах у немцев - удивление, изумление и даже некоторое злорадство: "Ну конечно, оставляйте. Пусть лежит все на месте, у нас ничего не пропадает" - чувствовалось, что нелепые заботы русских коллег им удивительны. Сердце кольнула обида: вот в таких "мелочах" и проявляется разрыв "грязной Россия" и сытого "цивилизованного мира".
Гейдельберг
Быть в Шпайере и не посетить Гейдельберг - преступление. Это рядом, примерно в 30 километрах. И, бросив на время дискуссии, мы мчимся в Гейдельберг, духовную столицу Германии.
Надо, наверное, пояснить, что Гейдельберг - крупнейший университетский центр Германии, в котором трудились философы Г.Гегель и К. Фишер, химик Р.Бунзен, физик Г.Кирхгоф, естествоиспытатель Г.Гельмгольц, историк Ф.Шлоссер - короче, научные звезды "первой величины". Ныне Гейдельберг сохраняет славу центра большой науки. Из 100 тысяч населения, 30 тысяч - студенты.
Гейдельберг невозможно описать, как невозможно описать сон. Выходим из подземной стоянки, где припаркованы наши автомобили, и тут же упираемся в бронзовую табличку "Здесь жил Георг Вильгельм Фридрих Гегель". Чуть дальше - величественная, красного камня, университетская библиотека. Несмотря на поздний час, в коридорах, холлах, залах полно народу, у справочных компьютеров - толпа, в очереди - молодежь всех национальностей: японцы, китайцы, латиноамериканцы, черные...
На главную площадь, естественно, университетскую, помимо ресторанов и забегаловок, выходят фасады нескольких лицеев, актовых залов. Два раза в год строгий и чинный Гейдельберг не спит и не отдыхает - выпускники "обмывают" полученные дипломы.
Центр Гейдельберга - это сплошная череда маленьких магазинчиков - букинистических, артистических, художественных. Ну, хоть бы один овощной для разнообразия! Нет, здесь грызут "гранит науки". Исключительно.
У входа в кафе - манекен элегантно одетого мужчины. Приглашение заглянуть на чашку кофе выглядит так: манекен в усталой позе уперся лбом в стену, меню прикреплено на спине. Не хочешь, а обратишь внимание, остановишься, прочитаешь. Во всех мелочах - этикетках, заголовках, надписях на майках студентов, оформлении витрин, марках выставленных для продажи компьютеров чувствуется изыск, особый интеллектуальный задор, который ощущается в и в наших крупных научно-исследовательских центрах - в Пущино, в Протвино, в Троицке, в новосибирском Академгородке.
Со старинного моста над бурными водами реки Неккар видно, что город живописно раскинулся на склонах горы. Красиво подсвечен огнями старинный замок. Хочется набрать в легкие побольше воздуха, чтобы увести его с собой как воспоминание, как импульс к беспрестанному творческому поиску, который олицетворяет этот вечный университетский город.
16 сентября 1996 года
http://new.hse.ru/sites/tp/isakov
