Новомосковец Геннадий Ефимов вместе с другими солдатами-"срочниками", служившими в войсках химической разведки под Харьковом, попал в Чернобыль практически сразу после аварии на ядерном реакторе. В зоне радиации, превышающей все мыслимые нормы, он провел всего месяц. И почти год - на больничной койке...
"Чтобы без паники"
26 апреля 1986 года - обычный армейский день, каких у "срочника" за долгую службу бывает немало, - Ефимов запомнил на всю жизнь. Грело душу то, что до "дембеля" оставалось каких-то тридцать дней. И уже можно было начищать ремень и ботинки, готовясь к встрече с близкими и приятелями в родном Новомосковске. Но судьба внесла свои коррективы в планы 20-летнего парня.
- Вечером нам показали кино, комедию "Спортлото-82". Мы смеялись, шутили, ничто не предвещало беды, - рассказывает Геннадий Ефимов. - Но неизвестно почему у всех нас было ощущение тревоги, страха, будто что-то нехорошее должно случиться. После команды "отбой" мы легли спать, а в час ночи нас подняли по тревоге и вывели на запасную базу, расположенную в лесу под Харьковом. Там такая суета творилась: скопление машин, спецтехники, людей. Никто из ребят тогда не понимал, что происходит, зачем вся эта толкотня. Многие думали, что проводятся учения. А 29 апреля нашу колонну отправили в зону аварии - теперь уже ни у кого не было сомнения, что случилось. Командование только предупредило: "Чтобы без паники!.."
Мертвая земля
Часть, в которой служил Ефимов, приписали к городу Припять, расположенному всего в 5 километрах от злополучной атомной станции. Самого 50-тысячного города-сада тогда уже не было - он умер: местные жители, наспех упаковав по чемоданам нажитое, покинули родные места. Колонна автобусов, эвакуирующих людей, растянулась на 30 километров. В Припяти на балконах домов осталось сушиться белье, в песочницах валялись детские игрушки, по пустынным улицам уныло бродила осиротевшая домашняя живность. Из-за высокого уровня радиации у собак и кошек вылезла вся шерсть.
29 апреля Чернобыльская АЭС все еще горела. Вертолеты то и дело летали к четвертому реактору, чтобы высыпать на него очередную порцию бор-свинцового состава и марганца.
У Геннадия, по его собственному признанию, продолжалась обычная служба - солдаты войск химразведки на артиллерийских тягачах, обшитых свинцовыми пластинами, сгребали в кучу куски графита, разлетевшиеся после аварии на десятки километров. Ефимов был за рулем такой машины. В качестве консультантов в тягаче находились физики московского курчатовского института. Графит давал высочайший фон. Как защититься от него, знали лишь специалисты, и то - приблизительно.
- В обязанности химразведки входило и составление радиационных карт местности, - продолжает Ефимов. - Правда, в картах мы никогда не писали истинные данные об уровне радиации. Во-первых потому, что дозиметры, показывая фон, всегда зашкаливали. А во-вторых, за сутки ребята получали такую дозу облучения, что их срочно нужно было госпитализировать, вывозить за пределы "грязной" территории. Кто бы тогда остался в Чернобыли?..
В Чернобыль - за едой
Солдат-срочников не спрашивали, хотят ли они быть в зоне смерти. За работу на ЧАЭС им в отличие прибывших сюда по собственной воле специалистов (или, как их здесь называли "партизан") не платили денег. Ведь солдаты дали присягу, а потому были обязаны выполнять долг перед Родиной. Многие из пацанов даже не были должным образом проинструктированы, как правильно себя вести в условиях повышенной радиации. Поэтому одни курили, другие брали в руки куски графита, а потом сходили с ума, третьи "забывали" надевать респираторы или отряхивать постельное белье от радиационной пыли.
- Вы когда-нибудь видели, чтобы одеяло звенело, - вспоминает Ефимов. - В Чернобыли это было обычным делом. Не вытряхнешь денек-другой - пошло трещать Звон стоял повсюду - в воздухе, в ушах, голове. Мы мылись по 15-20 раз в сутки, чтобы смыть с себя радиацию, столько же раз меняли белье и одежду. КАМАЗы только успевали вывозить в могильники наше тряпье. Нас хорошо кормили: тушенкой, сгущенным молоком, голландским сыром, болгарским компотом. В то время, как вся страна голодала и сидела на талонах. Были даже такие, кто ехал на АЭС за тем, чтобы нормально поесть и нормально заработать. Но большинство народа прибыло сюда из патриотических соображений - как, например, на стройку века БАМ. В Чернобыли нас пичкали каким-то витаминами и таблетками, которые мы старались не пить - от них хотелось биться головой об стенку. Все это делалось для того, чтобы защитить нас радиации и отодвинуть смерть. Мы же старались о не думать о будущем - жили одним днем и очень много пили. Завели в лагере маленькое домашнее хозяйство: корову, свинью, кур. Несмотря на то, что все мы ходили "вареные", с радиационным загаром на лице, старались не унывать, шутили. Помню, как-то подпоясали поросенка армейским ремнем и давай его гонять - то-то смеху было. Не даром говорят: толпой умирать не страшно...
Жизнь после смерти
Как и у всех ликвидаторов, проблемы со здоровьем начались у Ефимова уже в Чернобыли: шум в ушах, отсутствие аппетита, тошнота, рвота. Когда Геннадий стал регулярно терять сознание, его демобилизовали. С каждым днем состояние молодого человека становилось все хуже. От мучительных головных болей невозможно было избавиться, стало трудно ходить и очень хотелось умереть. Врачи гоняли Ефимова по кабинетам, но не могли помочь парню - они не знали, как называется и лечится его недуг. Заведующая новомосковской поликлиникой Вера Артемова направила Ефимова на обследование Тулу. Но в областном центре тоже расписались в собственной беспомощности. Пришлось ехать в Москву.
Ефимов попал в НИИ радиационной медицины, где на больничной койке провел больше года. И это его спасло. Тамошние врачи - светила науки, используя современные лечебные препараты, сумели поставить Геннадия на ноги. "На мне столько диссертаций защитили", - смеется он.
Сегодня Ефимов - инвалид второй группы. Но, как говорит, чувствует себя хорошо. Чтобы быть в норме, Геннадий регулярно посещает врачей знаменитой московской клиники, не курит, не берет в рот спиртного. В жизни у него тоже все сложилось: работает, воспитывает дочь, занимается общественной работой (Ефимов возглавляет новомосковский союз защиты инвалидов и участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС), "выбивает" для таких же, как он, жилье и пенсии. И только Орден мужества напоминает ему, что в его жизни был страшный Чернобыль. А фильм "Спортлото-82" - что счастливый билет он все таки выиграл у судьбы. Потому что он сегодня живой.
Оксана Николаева
На аварийной Чернобыльской АЭС не делали фотографий. Не только потому, что запрещала советская цензура, но и по техническим причинам: из-за высокого уровня радиации пленка засвечивалась и снимки не получались. Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, новомосковец Владимир Фуфаев принес в редакцию "МК" уникальные фотографии, сделанные им на атомной станции. Эти снимки публикуются впервые.
Док. 296301 Опублик.: 20.04.07 Число обращений: 414
