ДОСТИЖЕНИЕ МИНИМАЛЬНОГО СОГЛАСОВАННОГО УРОВНЯ ЯДЕРНЫХ ВООРУЖЕНИЙ - ДАЖЕ В РЕЗУЛЬТАТЕ РЕАЛИЗАЦИИ ЗАКЛЮЧЕННОГО МЕЖДУ РОССИЕЙ И США В 2002 ГОДУ ДОГОВОРА О СОКРАЩЕНИИ НАСТУПАТЕЛЬНЫХ ПОТЕНЦИАЛОВ (ДСНП), - ПО СУЩЕСТВУ, НЕ ЗАТРАГИВАЕТ ОСНОВ СДЕРЖИВАНИЯ И ОТНЮДЬ НЕ ДАЕТ ОТВЕТА НА ВОПРОС: ЧТО ЖЕ В ИТОГЕ БУДЕТ ЛЕЖАТЬ В ОСНОВЕ МИРОВОГО УПРАВЛЕНИЯ В БЕЗЪЯДЕРНОМ МИРЕ, КАКОВА АЛЬТЕРНАТИВА СДЕРЖИВАНИЮ?
В нынешнем ежегодном Послании Президента РФ Федеральному Собранию вновь поставлена задача укрепления стратегических сил сдерживания и необходимости сохранения стратегического баланса сил. Российская военная доктрина 2000 года (так же, как ранее и Основные положения военной доктрины Российской Федерации 1993 года) в обеспечении обороноспособности страны акцентирует ключевую роль ядерного оружия, выполняющего функцию сдерживания потенциальных противников. На то имеются серьезные объективные основания. Особенность демографической и экономической ситуации в России такова, что в современных условиях рассчитывать на сколько-нибудь значительное приращение боевых возможностей Вооруженных Сил и других войск за счет оперативного проведения мобилизационного развертывания и дополнительного производства оружия и военной техники практически не приходится. Анализ совокупного оборонного потенциала страны, с учетом всех его составляющих, показывает, что в настоящее время мы не обладаем способностью к ведению длительной крупномасштабной обычной войны. В этих условиях в качестве единственной реальной основы обеспечения безопасности России выступают ее ядерные силы. Понятно и то, что в сложившихся условиях провести военную реформу мы в состоянии прежде всего под прикрытием ядерного щита, ядерного сдерживания.
В 1993 году Россия уже отказалась от обязательства бывшего СССР не применять ядерное оружие первыми. В новой военной доктрине эта позиция уточнена: так же, как и США, Россия оставляет за собой право использования ядерного оружия в ответ на угрозу применения против нее и (или) ее союзников химического, бактериологического и ядерного оружия, а также в ответ на агрессию с применением обычного оружия в ситуациях, которые она будет считать критическими для безопасности государства. Таким образом, в обозримом будущем Россия твердо намерена поддерживать свой ядерный статус. К вышеперечисленным причинам этого следует добавить также весьма высокую степень неопределенности развития военно-политической обстановки в мире.
Нет серьезных признаков того, что какая-либо держава "ядерного клуба" намеревается сегодня или завтра отказаться от ядерного оружия. НАТО по-прежнему сохраняет в Европе пусть символическое, но все же достаточное количество (сотни единиц) тактических ядерных вооружений. Не прекращают работ по совершенствованию своих потенциалов "неофициальные" ядерные страны, такие, как Индия, Израиль, Северная Корея, Пакистан. Еще около 15-20 государств мира относятся, по различным оценкам, к "пороговым". Это значит, что ядерное оружие остается важнейшим элементом мирового управления в области безопасности. Все это заставляет вновь и вновь возвращаться к сложным вопросам о роли этого оружия в обеспечении международной и национальной безопасности в начале XXI века, об адекватности доктрины ядерного сдерживания современному этапу развития мировой политики и международных отношений.
Точка отсчета
Каких-то 15 лет тому назад между Россией (тогда СССР) и Западом имелось фундаментальное разногласие в представлениях о роли ядерного оружия в обеспечении международной безопасности. В Советском Союзе полагали, что подлинная безопасность государств может быть обеспечена лишь на безъядерной основе и поэтому следует добиваться полного изъятия этого оружия из военных арсеналов. Этому подходу противостоял западный взгляд на ядерное оружие как единственно эффективное в нынешних условиях средство предотвращения всеобщей войны. С нашей стороны постулаты доктрины ядерного сдерживания подвергались решительной критике, на Западе же она считалась своего рода "священной коровой". Справедливости ради следует заметить, что это различие в концептуальных подходах не мешало СССР и США вести переговоры о сокращении ядерных вооружений и даже заключать в этой области важные соглашения.
Важно, однако, разобраться, носило ли это разногласие действительно фундаментальный характер? Если отвлечься от разного рода идеологических стереотипов и эмоциональных наслоений и трезво взглянуть в лицо сложившейся реальности, то честный ответ на этот вопрос будет отрицательным.
Прежде всего следует отметить, что как принцип военной стратегии "сдерживание" - не изобретение ядерного века, а является столь же древним феноменом, как и сама война. При этом - как терминологически, так и по существу - данный принцип представляет собой один из постулатов именно оборонительной военной стратегии, поскольку предполагает не нападение, а разубеждение вероятного противника в том, что развязывание войны обеспечит ему достижение целей, на которые он рассчитывает. Фактически доктрина сдерживания изначально была тождественна доктрине предотвращения войны путем создания адекватной угрозы ответного удара, то есть отпора агрессии.
Что же привнес в эту ситуацию ядерный век? Только одно: в силу колоссальной разрушительной мощи ядерного оружия сдерживание стало осуществляться путем угрозы полного уничтожения потенциального агрессора или, как минимум, нанесения ему неприемлемого ущерба.
В этой связи было бы по меньшей мере наивным полагать, что какая-либо из ядерных держав, если она, конечно, не собирается нанести удар первой, осуществляет иную доктрину, чем доктрина сдерживания. И Советский Союз здесь - не был исключением. На словах предавая анафеме ядерное оружие и подвергая ядерное сдерживание решительной критике, на практике он руководствовался именно этой доктриной. Можно привести не одно высказывание представителей высшего военного руководства СССР, подтверждающее этот вывод. Да иначе и быть не могло в условиях разделенного мира, когда действия другой стороны - особенно в 50-60-е годы - воспринимались нами как балансирование на грани войны, как подготовка к внезапному нападению с применением ядерного оружия. Можно поэтому смело констатировать, что в годы холодной войны в чисто военном плане стратегические силы СССР были призваны выполнять примерно те же задачи, что и американские СНВ, с той лишь разницей, что советское руководство, в отличие от американского, считало дальнейшую опору на ядерное оружие как средство предотвращения войны бесперспективной и крайне опасной.
Следует развеять также глубоко укоренившийся в нашем сознании стереотип, согласно которому Соединенные Штаты несут полную ответственность за гонку ядерных вооружений. Да, они первыми испытали и создали ядерное оружие. Однако этот непреложный факт означает лишь, что США располагали в тот момент наиболее передовой технологией в данной области. Трудно поверить в то, что, если бы у Советского Союза была реальная возможность создать ядерную бомбу в 1945 году или раньше, он бы не сделал этого. В дальнейшем же выход на передовые, по сравнению с США, позиции на тех или иных направлениях ядерно-ракетной гонки становился у нас предметом национальной гордости. Достаточно вспомнить, например, как в наших официальных заявлениях подавалось первое испытание термоядерного устройства (в транспортабельном варианте мы создали его раньше американцев) или запуск в космос искусственного спутника Земли. В последующие годы военное соревнование между СССР и США в ядерной области развивалось в соответствии с логикой "действие - противодействие", лимитируясь отнюдь не моральными или какими-либо иными соображениями, а в основном лишь финансовыми и техническими возможностями. Что касается Советского Союза, то, обеспечив себе - во многом благодаря ядерному оружию - статус сверхдержавы, он стремился в 70-80-е годы во что бы то ни стало сохранить его путем поддержания военно-стратегического паритета с США.(1)
В свете всех этих фактов становится вполне понятным, почему наша критика доктрины ядерного сдерживания, равно как и всевозможные заклинания по поводу "аморальности" ядерного оружия воспринимались на Западе как неконструктивные, а может, и не вполне искренние. Там судили о нашей политике не по декларациям, а по военным программам. Излишне говорить о том, что ощутимый разрыв между публично декларируемой военной доктриной и реальностью нашего военного строительства лишь усугублял недоверие к нам со стороны Запада, препятствуя поиску взаимопонимания по ключевым проблемам безопасности и разоружения. Следует, видимо, признать и то, что в отношении ядерного сдерживания США и другие страны Запада занимали более последовательную и честную позицию, чем мы. Де-факто же, отметим это еще раз, обе стороны основывали свою политику именно на этой доктрине. Доктрине и в самом деле аморальной, ибо она превращала в заложников умозрительных построений миллионы ни в чем не повинных людей.
С точки зрения стратегической стабильности эта ситуация в российско-американских отношениях продолжает оставаться определяющей и по сей день. И в реальной политике с ней нельзя не считаться. Такой же реальностью нашего времени является то, что ответственность за сложившееся положение несут не только США, но и другие ядерные державы. А потому любая критика сдерживания в полном объеме относится и к России.
Вероятно, есть только одно сколько-нибудь рациональное объяснение упорного нежелания руководства бывшего СССР согласиться с тем, что сегодня человечество, к сожалению, не выработало альтернативы сдерживанию как способу предотвращения войны. В течение многих десятилетий мы высокомерно считали себя "абсолютной цитаделью добра" и с этих позиций полагали возможным поучать других, что является нравственным, а что - нет. При этом мы как бы закрывали глаза, что жить-то приходится в мире, испокон веков покоящемся на балансе силы, прежде всего военной. И поэтому волей-неволей мы вынуждены подчиняться его пусть далеко не совершенным, но вполне реальным законам и действовать в соответствии с навязываемой им логикой военного соперничества.
Другое соображение, которое побуждало советское руководство активно критиковать доктрину сдерживания, по-видимому, состояло в том, что, принимая во внимание повсеместное отвращение к ядерному оружию, благородные призывы к безъядерному миру позволяли без особых усилий выйти на весьма выгодные пропагандистские позиции. При этом, вызывая, возможно, сочувствие у мировой антиядерной общественности, а также нейтральных и неприсоединившихся стран, зарабатывая определенные пропагандистские очки, мы как бы забывали, что реально выйти за пределы сдерживания и построить мир без ядерного оружия мы сможем лишь во взаимодействии и сотрудничестве с Западом. А формированию такого взаимодействия наши яростные нападки на сдерживание отнюдь не способствовали, напротив, они лишь усиливали недоверие к нам, позволяя усматривать в нашей политике явное лицемерие и двойные стандарты. В результате борьба за ликвидацию ядерного оружия на определенном этапе (особенно в первой половине 80-х годов) свелась, по существу, к лозунгам, а наращивание ядерных потенциалов продолжалось тем временем полным ходом.
Последовательная деидеологизация внешней политики современной России способствует постепенному избавлению от стереотипов мессианского мышления. Сейчас Россия понимает, что ядерное сдерживание - это "модус вивенди" современного мира, частью которого мы являемся, и поэтому, пока человечеством не создана принципиально новая система поддержания международной безопасности, необходимо принимать существующие "правила игры". Вопрос состоит в том, каким образом приблизить новый, безопасный для всех мир, отталкиваясь от сложившихся реалий, а не бесплодно противоборствуя (как некогда СССР) с ними.
СБЛИЖЕНИЕ ПОДХОДОВ
В конце 80-х годов на высоком политическом уровне со стороны СССР было признано, что мы нередко грешили упрощенным отношением к доктрине ядерного сдерживания. Было также заявлено, что мы отдаем ей должное, поскольку на протяжении довольно длительного исторического периода она играла небесполезную роль в сохранении мира. Советский Союз выразил также готовность провести на уровне экспертов ядерных держав и государств, на территории которых размещено ядерное оружие, углубленное обсуждение концепции "минимального ядерного сдерживания" и согласился с тем, что на пути к безъядерному миру в качестве промежуточного этапа возможно достижение такого уровня ядерного противостояния, которое соответствовало бы западной концепции "минимального ядерного сдерживания".
Стратегические ядерные потенциалы СССР и США, накопленные к концу 80-х годов, намного превзошли все теоретические пороги достаточности, чтобы обеспечить сокрушительный ответный удар при любом сценарии первого удара потенциального агрессора. Однако несмотря на то, что удерживать друг друга от нападения, вероятно, можно было ядерными силами, в десятки раз меньшими, чем имелись на вооружении в тот момент, обе стороны по-прежнему осуществляли свои ядерные программы, исходя, в частности, из непомерно завышенных критериев неприемлемого ущерба в ядерной войне.
Причину этому, видимо, следует искать в том, что обе стороны считали, что примерное равенство боевых возможностей стратегических ядерных сил сторон в различных видах боевых действий, обеспечивающее "равный ущерб" в ядерной войне, позволит им якобы поддерживать статус сверхдержав и переводить количественные параметры стратегических арсеналов в некие политические дивиденды. Эти ошибочные представления, господствующие в силу инерции мышления в сознании военно-промышленных кругов обеих стран, которые, по-видимому, склонны были рассматривать ядерное оружие в качестве допустимого инструмента политики, не могли, разумеется, не накладывать свой негативный отпечаток на процесс ограничения и сокращения стратегических ядерных вооружений.
Одна из главных причин такого положения дел, по-видимому, заключается не только в давлении военно-промышленных комплексов обеих сторон на процесс переговоров, но и в том, что основные контуры Договоров СНВ-1 и СНВ-2 сформировались в принципиально отличных от сегодняшних политических условиях, в контексте широкого политического компромисса, призванного вывести двусторонние отношения из состояния глубокого кризиса. Тогда важен был сам факт продолжающегося диалога по военно-стратегической проблематике двух крупнейших ядерных держав.
Сегодня ситуация иная. Учитывая, что программы создания стратегических вооружений первых десятилетий XXI века закладываются уже сейчас, чрезвычайно важным, с точки зрения укрепления стабильности и движения к "минимальному ядерному сдерживанию", а затем и к "миру без сдерживания", становится обеспечение непрерывности процесса ядерного разоружения, будь то через двусторонние переговоры или через согласованные односторонние меры. При этом основным их содержанием должно стать не просто дальнейшее, пусть радикальное, сокращение ядерных арсеналов, но коренная реорганизация остающихся ядерных сил, трансформация модели взаимного сдерживания.
Такая линия, как представляется, не только обеспечила бы непрерывность сокращения ядерных вооружений до уровня "минимального сдерживания", но и позволила бы в дальнейшем - во взаимодействии с другими ядерными державами - начать изучение путей совместного перехода от режима взаимного ядерного сдерживания к новой, значительно более безопасной модели стратегического взаимоотношения, обеспечивающей стабильность на неядерной основе.
О МИНИМАЛЬНОМ СДЕРЖИВАНИИ
Существо минимального ядерного сдерживания, к которому Россия и США могли бы в принципе прийти в обозримом будущем, заключается в достижении такого минимального уровня стратегических ядерных сил, на котором сохраняется их способность к сдерживанию через возможность нанесения заданного ущерба в ответном ударе. Очевидно, что этот уровень должен быть значительно ниже, чем потолки СНВ, предусмотренные в российско-американском ДСНП 2002 года. Что касается тактического ядерного оружия в Европе (ТЯО), то проблема эта имеет в гораздо большей степени политическое, нежели военное значение. На Западе тактическое ядерное оружие США, размещенное в Европе, всегда рассматривалось в качестве инструмента сдерживания гипотетического нападения СССР с применением превосходящих обычных вооруженных сил, а также как средство, обеспечивающее "трансатлантическую сцепку" с американскими стратегическими ядерными силами. Поэтому по своему назначению оно всегда считалось не столько тактическим, сколько "предстратегическим", равно как и предназначенное для применения на европейском ТВД ядерное оружие Франции и Великобритании.
В этом контексте становится ясным, что, во-первых, паритет в этой области между НАТО и Россией - во всяком случае для Запада - не имеет сколько-нибудь существенного военного значения, и, во-вторых, уровень этих сил напрямую связан с балансом обычных вооружений в Европе. Ликвидация в соответствии с Договором ОВСЕ дисбалансов и асимметрий в области обычных вооруженных сил в Европе открыла реальную возможность и достаточно радикальных сокращений ТЯО до уровня минимального сдерживания. Первые взаимные односторонние шаги в этом направлении были сделаны СССР и США еще в 1991 году. В дальнейшем Россия, как известно, вывела свои ТЯО с территории Украины и Белоруссии. Каким будет уровень ТЯО - возможно, следует определить в ходе специальных консультаций. Ясно, однако, что потенциалы сторон, которые будут приведены к этому уровню, должны исчерпываться именно функцией сдерживания и не создавать впечатления у другой стороны о том, что они могут быть использованы в первом ударе, в том числе в интересах развязывания и ведения боевых действий обычными вооруженными силами.
Задача полного преодоления ядерного сдерживания на тактическом уровне, то есть полной ликвидации тактического ядерного оружия в Европе, вероятно, может быть решена несколько позже, когда в Европе будет построена эффективная система коллективной безопасности. Однако, учитывая стремительность развивающихся в Европе и в мире перемен, такая перспектива не кажется такой уж отдаленной. К тому же гарантийный срок российских боеголовок ТЯО (по западным оценкам, около 18 тыс. ед.) в Европе истекает в 2008 г. К этому времени вполне реально рассчитывать на трансформацию НАТО в военную составляющую новой евроатлантической организации с участием России, что позволит поставить вопрос о "нулевом варианте" по ТЯО в Европе.
Имеется еще одна немаловажная проблема, непосредственно связанная с определением уровня минимального ядерного сдерживания. Это ограничение и сокращение ядерного оружия морского базирования. Без ее решения усилия на других направлениях ядерного разоружения, скорее всего, будут обесценены, ибо откроются широкие возможности для интенсивного "перелива" военного соперничества в данное направление гонки ядерных вооружений, "флангового" обхода будущих договоренностей по СНВ и ТЯО. С учетом значительного военно-морского превосходства США и других стран НАТО, ядерные вооружения на морях имеют для России в плане сдерживания большое значение. Тем не менее еще СССР в конце 80-х годов предложил США начать переговоры о поэтапном сокращении и ликвидации ядерного оружия морского базирования, в ходе первого этапа которых мог бы быть рассмотрен вопрос о ликвидации всего ядерного оружия на надводных кораблях. Видимо, это и привело бы к установлению минимального ядерного сдерживания на морях. Конечно, нынешнее руководство США на такие меры не пойдет. Однако важно держать данный вопрос в двусторонней повестке дня с тем, чтобы вернуться к нему в будущем. Дальнейшие сокращения ядерного оружия были бы связаны с решением других проблем разоружения и с формированием на политическом уровне новой системы международной безопасности.
Радикальное понижение ядерного противостояния не реализуется напрямую и оказывается связанным с решением многих других военных, политических и иных вопросов. В этом плане ядерное разоружение представляет собой лишь часть куда более широкого процесса, пролегающего через глубокие сокращения вооруженных сил и обычных вооружений и их структурную перестройку на началах ненаступательной обороны, через внедрение в межгосударственные отношения далеко идущих мер доверия, наконец, через коренные преобразования отношений Россия - Запад в целом, постепенное замещение военно-силовых инструментов поддержания мира гарантиями безопасности в политической, экономической, экологической и гуманитарных областях и их правовое закрепление в соответствующих двусторонних и многосторонних соглашениях. Не подлежит сомнению, что продвижение через двусторонние и многосторонние контролируемые соглашения к новым, определяемым уровнем минимального ядерного сдерживания количественно-качественным параметрам ядерных потенциалов будет способствовать не только преодолению тех конфронтационных подходов, характеризовавших международную обстановку всего несколько лет назад, но и глубокой и необратимой перестройке международных отношений на качественно иной основе, зарождению, по существу, новых структурных элементов механизма взаимной безопасности и необходимых гарантий его эффективного функционирования.
Тут, однако, надо сделать остановку, ибо картина вырисовывается чересчур радужная. Вероятнее всего, одновременно с развитием данного процесса будут включаться и определенные механизмы торможения. Практика показала, что ядерное разоружение - это материал, обладающий "повышенной сопротивляемостью", и по мере приближения к рубежу, за которым закончится "контроль над вооружениями" и начнется собственно ликвидация ядерного оружия, сопротивление, видимо, будет нарастать. Иными словами, достижение уровня минимального сдерживания возможно прежде всего за счет резервов избыточности ядерных арсеналов, но чем дальше, тем труднее будет продвигаться этим путем. В конечном счете именно минимальное ядерное сдерживание может стать непреодолимым барьером к безъядерному миру, ибо достижение минимального согласованного уровня ядерных вооружений, по существу, не затрагивает основ сдерживания и отнюдь не дает ответа на вопрос, что же в итоге будет лежать в основе международной безопасности в безъядерном мире, какова альтернатива сдерживанию?
Одним прыжком перескочить этот барьер и в одночасье покончить с ядерным оружием, как предлагают некоторые, видимо, не удастся, если человечество не увидит, что тот мир, в который оно вступает, будет безопасней прежнего. Ведь построение безъядерного мира в современных условиях не может, разумеется, пониматься как простой возврат к миру доядерному, со всеми его проблемами и противоречиями.
СДЕРЖИВАНИЕ И НЕРАСПРОСТРАНЕНИЕ
Парадоксом ядерного сдерживания как средства обеспечения безопасности является то, что для его эффективности необходимо, чтобы каждое из ядерных государств было уязвимо для ядерных сил других государств, в том числе в случае их применения в ответном ударе. Для того, чтобы ядерное сдерживание обеспечивало стратегическую стабильность, эта уязвимость должна быть постоянной и устойчивой. Такая уязвимость заставляет все страны "ядерного клуба" максимально исключать возможность конфронтации и искать в конфликтных ситуациях компромиссные решения, что делает уязвимость стабилизирующим фактором и в политической жизни. Любая попытка одного из государств снизить степень своей уязвимости до уровня, который породит у других государств сомнение в эффективности сдерживания, вызовет у других государств стремление повысить эффективность своих сил сдерживания до уровня, обеспечивающего необходимую уязвимость, то есть приведет к гонке в области стратегических вооружений.
Однако если на глобальном уровне - во взаимоотношениях великих держав - взаимное ядерное сдерживание, возможно, является механизмом стабилизации и мирового управления, то на уровне региональном этот механизм оказывается малоэффективным. Более того, ставка на сдерживание со стороны великих держав входит в противоречие с асимптотической целью полной ликвидации ядерного оружия, зафиксированной в Договоре о нераспространении ядерного оружия 1968 года, и морально оправдывает стремление других государств к обладанию им. Сдерживание может стать недостаточно эффективным против потенциальных "неразумных" государств, которые могут рискнуть применить свои вооруженные силы, включая их ядерную компоненту, и пренебречь опасностью ответного удара. Хотя нет фактов, подтверждающих существование полностью "неразумных" государств, нельзя принципиально исключить их появления в будущем или возникновения условий, которые сделают их поведение таковым. Наконец, сдерживание, построенное на угрозе ответных ядерных репрессий на агрессию, не срабатывает при развязывании военных конфликтов и войн с использованием обычного оружия. Ситуация, когда ответная ядерная угроза возмездия не может быть реализована, лишь дискредитирует доктрину ядерного сдерживания.
Ясно, что современные варианты доктрины сдерживания, унаследованные странами после холодной войны, совершенно не адекватны новой международной ситуации и не применимы для борьбы против распространения ОМУ и ракетных средств его доставки. Вызывает удивление, например, одно из положений национальной военной стратегии США, согласно которому "наличие мощного потенциала сдерживания во многих случаях является решающим фактором предотвращения распространения ОМУ". Факты современной политической жизни не дают оснований для подобного рода выводов. Вполне вероятно, что сдерживание в классическом смысле слова, то есть военное (ядерное) сдерживание, здесь вообще не применимо. Гораздо эффективнее сдерживание путем угрозы применения экономических санкций и т.д. Если же говорить о ядерном военно-силовом сдерживании против государств и режимов, исповедующих цели агрессивного национализма и готовых ради их осуществления использовать ОМУ и ракетные средства, то для этих целей нет нужды держать несколько тысяч боезарядов - достаточно и нескольких десятков. Тем более что ряд боевых задач, ранее планировавшихся с применением ядерного оружия, теперь может быть решен с помощью высокоточного оружия. Для сдерживания "ядерных авантюристов" нет необходимости и совершенствовать ядерное оружие. Достаточно с избытком и того уровня, который есть. Испытания ядерного оружия также не нужны.
В перспективе - конечно, достаточно отдаленной - ядерные средства, которые останутся в результате их радикальных сокращений, было бы целесообразно передать под командование ООН и использовать по решению Совета Безопасности. При такой постановке вопроса режим нераспространения мог бы быть превращен в непременный и обязательный атрибут международного поведения. В определенных случаях, создающих угрозу миру и безопасности, Совет Безопасности ООН мог бы принимать решение о введении в отдельных странах или регионах обязательного режима нераспространения под контролем МАГАТЭ.
Это, конечно, дело далекого будущего, однако уже сейчас можно было бы предпринять шаги в направлении "легитимизации" доктрины ядерного сдерживания в отношении обладателей ОМУ и ракетного оружия, в том числе в рамках ООН. Сдерживание распространения и возможного боевого применения ОМУ значительно обесценит для стран "третьего мира" и ракетные средства доставки, поскольку при обычном боевом снаряжении доступное им ракетное оружие пока не так уж эффективно.
Несомненно, что разработка нового варианта доктрины сдерживания будет являться мощным стабилизирующим фактором в конфликтных регионах. С другой стороны, следует отметить, что декларация несостоятельности сдерживания по отношению к "специфическим" странам может оказать весьма негативное влияние на процесс распространения, поскольку она ведет к девальвации позитивных гарантий, предоставленных неядерным государствам (которые в значительной степени определяли - и в момент заключения ДНЯО, и в настоящее время - приверженность многих государств этому Договору).
Суть доктрины сдерживания применительно к распространению ОМУ могла бы состоять в угрозе ответных действий, обеспечивающих нанесение "агрессору" ущерба, обесценивающего для него ту цель, которую он преследует, приобретая (или создавая) ОМУ, ракетное оружие или осуществляя их боевое применение. При этом средства обеспечения доктрины сдерживания могут включать политические, экономические и военные санкции. Политические санкции должны быть направлены на подрыв политического престижа государства; экономические - на подрыв экономической мощи государства, путем различных форм ограничения международной экономической и финансовой деятельности государства; военные - на ослабление его военной мощи (в первую очередь в части потенциала ОМУ и ракетного оружия), снижение эффективности управления боевыми действиями, снижение (уничтожение) промышленного и экономического потенциала. Вид санкций, масштаб и форма их применения должны быть действенны, но адекватны действиям другой стороны и минимизировать возможность эскалации конфликта.
Для применения политических и экономических санкций к государству достаточно подтверждения фактов распространения, приобретения и использования технологий производства ОМУ или его приобретения (не говоря уже об их применении), особенно тех, приобретение и использование которых противоречит международным договорам, ограничивающим их распространение (например, ядерное, химическое и биологическое оружие). Распространение ракет, технологий их производства также может быть поводом к применению политических и экономических санкций. Однако отсутствие широких международных договоров, ограничивающих и запрещающих распространение ракетного оружия и технологий его производства (РКРТ такого статуса пока не имеет), делает легитимность таких действий недостаточной. Военные санкции против государства, обладающего или применившего ОМУ и ракетное оружие, возможны только в случае начала с его стороны боевых действий против других государств или в случае получения мандата от ООН на военные санкции в случае угрозы развязывания военного конфликта со стороны этого государства.
При реализации военных санкций, вероятно, не вызывает сомнения принцип адекватности вида применяемого в процессе санкций оружия. В частности, вероятно, вряд ли оправдано применение ОМУ в ответ на применение обычного оружия. Эта адекватность (и понимание ее легитимности) заставляет государства отказываться от применения ОМУ первыми и тем самым обеспечивает эффективность сдерживания от применения ОМУ. Сдержать применение ракетного оружия (с обычным снаряжением) военными мерами вряд ли удастся, поскольку, во-первых, для этого нет законных оснований и потребуется, возможно, применение ядерного оружия, что вряд ли оправдано и целесообразно. В то же время, учитывая, что сдерживание применения ОМУ достаточно эффективно и что ракетные средства доставки третьих стран с обычным оружием малоэффективны, доктрина сдерживания применения ОМУ косвенно сдерживает распространение ракет, поскольку снижает стимулы к его приобретению.
Учитывая, что политические и экономические санкции эффективны, если их поддерживают другие страны, а военные санкции (особенно в случае, если применяющая эти санкции страна не является объектом агрессии) требуют мандата ООН, то очевидно, что доктрина сдерживания - должна быть доктриной мирового сообщества. Поэтому для того, чтобы стать эффективной, доктрина сдерживания должна быть заранее и четко провозглашена. Должны быть определены условия и порядок ее применения. Политический механизм, приводящий в действие как доктрину сдерживания, так и ее конкретное применение в каждом конкретном случае, - это механизм ООН - Совет Безопасности. Было бы целесообразно, чтобы реализацию доктрины по мандату ООН взяли на себя государства - постоянные члены Совета Безопасности, являющиеся ядерными странами. Эти страны должны создать специальный военный механизм, организующий и применяющий доктрину сдерживания. При этом необходима специальная разработка правовых основ доктрины и утверждение ее в ООН.
Сотрудничество между Россией и США в этой области могло бы состоять, в первую очередь, в разработке принципов доктрины сдерживания, в которых должны быть определены ее суть, международные организации и государства, которые могут и должны принимать решения о ее применении. На более позднем этапе оно (в случае санкционирования этих действий ООН) могло бы состоять в реализации этой стратегии в различных районах мира путем образования вместе с другими странами совместных миротворческих сил и обеспечения проведения военных операций необходимым оружием и их поддержки со стороны информационно-разведывательных систем, что потребует создания системы сначала двустороннего, а затем и многостороннего мониторинга распространения ОМУ и ракетного оружия.
Док. 295711 Опублик.: 18.04.07 Число обращений: 384
