Ярослав Кузьминов. Бизнес сам приходит учить наших студентовНазад
Ярослав Кузьминов. Бизнес сам приходит учить наших студентов
О том, в каких отношениях находятся образование и бизнес, и о перспективах этих отношений корреспонденту Social Report Анне Качуровской рассказал ректор Высшей школы экономики и главный идеолог реформы системы образования Ярослав Кузьминов.
SOCIAL REPORT: Как сейчас строятся отношения бизнеса и образования?
ЯРОСЛАВ КУЗЬМИНОВ: Бизнес понял, что формальное образование не нужно. На это указывает тот факт, что сейчас бизнес в массовом порядке сворачивает образовательные программы. Взамен формируются свои собственные образовательные структуры. Бизнес уходит не только из вузов, но и из ПТУ и техникумов, потому что учить так долго специалистов нерентабельно. Действительно, программы абсолютного большинства таких учебных заведений растянуты, а ведь их контингент не ориентирован на академические занятия, они хотят быстро научиться работать. Насильственное навязывание знаний уже никому не нужно. Тем более что на предприятиях всех выпускников учреждений начального и среднего звеньев образования приходится переучивать. Думаю, техникумы и ПТУ - это вымирающее образование.
SR: Ну а высшее образование? Хочет ли бизнес, чтобы его допустили к формированию образовательных вузовских программ?
Я.К.: Нет, не хочет. Я имею в виду, что бизнес давно уже не хочет влиять на государственные образовательные программы. Он на это давно махнул рукой и начал, так сказать, пахать свое собственное поле. Вот, например, Вышка - у нас здесь выстроены свои отношения с бизнесом. Он сам приходит учить наших студентов: открывают свои кафедры и начинают завлекать студентов уже на ранней стадии обучения. Бизнес у нас организует мастер-классы, а у себя на предприятиях - практику для учащихся. Вообще форма практик одна из самых выгодных. Кстати, за каждого нашего студента, взятого на практику, мы ежемесячно получаем $100.
SR: На последнем Госсовете президент много говорил о частно-государственном партнерстве, он фактически разрешил корпорациям влиять на образование. Практически все национальные проекты - строительство двух больших университетов и бизнес-школы - как раз и рассчитаны на активное участие бизнеса. А по вашим словам получается, что компании уже потеряли интерес к партнерству с государством в сфере образования?
Я.К.: Бизнесу это партнерство нужно гораздо меньше, чем государству. Государство, как владелец вузов, понимает, что сделать с ними уже ничего не может. Федеральный центр даже поделился своими полномочиями с регионами: они теперь сами могут утверждать ректоров своих вузов. Но делегирование административных функций не спасает финансовое положение. Сейчас фактически государство обратилось за помощью к бизнесу. Момент, кстати, выбран верный: никто уже не считает, что бизнес собирается приватизировать вузы ради выгоды. Все понимают, что как раз с, так сказать, чисто "бизнесовой" точки зрения это невыгодно. Кроме того, претендовать на вуз может только очень крупный бизнес. А зачем, например, "Газпрому" приватизировать здания какого-то вуза и строить на его месте гостиницу? Поэтому на уровне нацпроектов в образование придет большой и очень большой бизнес, средний же здесь никто не учитывает.
SR: Существуют ли четкие критерии, по которым можно определить уровень высшего образования?
Я.К.: Уровень можно определить тремя показателями. Первый - это тот объем академической продукции, который производит вуз. Не надо забывать, что образовательную основу образует связка вуз-НИИ-КБ. Однако этот показатель очень сложно измерить. Хотя бы потому, что мы не можем посчитать, какое количество выпускников занимается наукой. Система выталкивает молодых специалистов, им не платят. Поэтому этот показатель сильно искажен. Но судя по тому, что в тех западных секторах, где всегда были востребованы наши физики, математики, доля наших выпускников с начала 90-х годов снижается, то тенденция отрицательная.
Второй показатель - это адекватность высшего образования к потребностям экономики. Есть два классических индикатора, принятые во всем мире: степень трудоустройства выпускников и средний доход, которые они получают в первые пять лет. Надо сказать, что здесь мы тоже не можем ничего измерить. По ряду обстоятельств. Во-первых, у нас переизбыток высшего образования, люди стремятся получить любое высшее образование, а затем любое рабочее место. Спрос на выпускников вузов у работодателей тоже очень высок, но не потому, что они лучшие. Просто все дееспособные работники идут заведомо только в вузы. Поэтому показатель адекватности искажен. Через три-четыре года, когда получим первые результаты от внешних экзаменов, мы будем иметь более или менее четкое представление об этом.
SR: Внешние экзамены - это вы что имеете в виду?
Я.К.: Профессиональные экзамены выпускников вуза, которые будут проводить сами работодатели. Я это выдумал год назад. Речь идет о системе профессиональных экзаменов, подтверждающих квалификацию. Важно, что эти экзамены будут добровольными и принимать их будут профессиональные ассоциации, а не вузы. Предположительно по всем регионам будут центры по приему этих экзаменов, их сдача будет платной. Первоначально центры будут субсидировать РСПП и ВШЭ. Профессиональные сообщества подхватили эту идею и будут открывать у себя такие центры. Мы уже это обсуждали с представителями бизнеса.
Классификации в каждом секторе экономики будут разные. Например, у врачей классификаций будет больше, чем у повара. Система даст работодателю маячок - какого уровня работник. Сейчас же работодатель не понимает, кого нанимает, а работник не может доказать, какими навыками обладает. Отсутствие таких внятных сигналов и приводит к тому, что зарплата повара в Москве гуляет в промежутке от $100 до $5000. Да и вообще отсутствие профессиональной оценки работника во многом губительно. Приведу пример. Вот решим мы с вами открыть ресторан. Вывесим объявление, что нам нужен повар. Придет много желающих - ну и каким образом выбрать нужного? Если всех проверять в деле, то от нас клиенты уйдут, не выдержав испытания. Вот и выходит, что самый надежный способ - перекупить у конкурентов. Таким образом, мы накручиваем уровень зарплат, а значит, и уровень цен в нашем ресторане, не выдерживаем и уходим из бизнеса. Так происходит сплошь и рядом.
SR: Биологов и физиков тоже надо классифицировать?
Я.К.: Нет, у них есть профессиональные сообщества. Они в этом не нуждаются. Это нужно будет не академическим, а фактическим сообществам. Например, искусствоведам-экскурсоводам.
SR: А какой третий показатель?
Я.К.: Насколько образование признается в других странах. Мы имеем высокую репутацию в Китае, в Африке, Азии, но в странах с развитой экономикой она, конечно, не на таком уровне. Показатель же качества российского образования - это та доля студентов, которые могут претендовать на продолжение образования в Европе. В Москве и Питере существует около 20-30 институтов, которые готовят студентов на западном уровне. Но сейчас опять же ориентироваться по этому критерию сложно, потому что едут продолжать обучение за рубеж единицы. Даже в Вышке, которая имеет соглашение с 12 европейскими вузами, едут на Запад менее 5% студентов.
SR: Почему?
Я.К.: Да потому что выпускникам крупных вузов это не нужно. Поэтому говорить о том, насколько соответствует наше образование западному, сложно. Всего же около 50 ведущих российских вузов, думаю, признают в США и Европе, не скажу, что различают, но признают. Хочется верить, что качество соответствует. Колоссального разрыва, как принято у нас считать, все-таки нет. Что же касается следующего эшелона вузов - это около 200-300 учреждений, здесь ситуация гораздо хуже: выпускники этих учебных заведений не смогут продолжить обучение, потому что не имеют ряд ключевых компетенций, хотя бы языка. А давайте обернем ситуацию - а какое количество западных студентов приезжают к нам? Процент совсем ничтожный - в Вышку, например, ежегодно приезжают не более 30 человек в год. При том что есть в крупных вузах программы, ориентированные на Запад.
SR: Вы утверждаете, что российским выпускникам не интересно ехать на Запад, а ведь в начале 90-х другая была ситуация?
Я.К.: У нас увеличился приток детей региональной элиты, чьи старшие братья и сестры учатся за рубежом. Более того, увеличился обратный приток: не менее 20-30 человек переводятся из известных западных университетов к нам, причем это, как правило, сильные студенты. Это рациональное решение их и их родителей. Дело в том, что перспективы российских граждан за рубежом стали не такими радужными, как десять лет назад. Стало ясно, что мы не европейцы. На Западе нам уже не хватает социального капитала.
SR: Социальный капитал - это что?
Я.К.: Совокупность связей, которые есть у человека. Попросту говоря, знакомые. Когда люди начинают карьеру, то важны по большому счету лишь адекватный набор компетенций и социальный капитал. Наши семьи стали осознавать, что за рубежом социального капитала не хватает. Мы воспринимаемся обособленно, эйфория от русских прошла. Да и рынок труда в России стал привлекательнее. Стартовая зарплата выпускника экономиста в крупном банке $2 тыс. На такую зарплату, согласитесь, молодому человеку вполне можно жить. Я уверен, то, что происходит сейчас с востребованностью выпускников, - большой сдвиг. И каковы бы ни были его причины, сдвиг положительный.
