Пять лет назад, 26 мая 2002 г., президенты России и США подписали довольно странный Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (ДСНП). Этот Договор примечателен прежде всего тем, что он прервал традицию отношений между двумя странами последних 50 лет, когда центральным звеном российско-американского взаимодействия были отношения в военно-стратегической области и в непосредственно связанной с нею сфере международного контроля над вооружениями, в первую очередь, ядерными. И хотя в мае 2002 г. была достигнута формальная договоренность о продолжении военно-стратегического диалога - во всяком случае, в формате двусторонней комиссии по выполнению ДСНП, а также созданной консультативной группы по вопросам стратегической стабильности (КГСС), - уже тогда профессионалам-разоруженцам стало ясно, что двусторонний, а возможно, и многосторонний контроль над ядерными вооружениями в прежнем его понимании стал отныне памятником истории.
В пользу такого вывода говорило и прекращение действия Договора по ПРО 1972 г. 13 июня 2002 г., которое произошло спустя полгода после соответствующего заявления США о выходе из этого соглашения. И примечателен был даже не сам факт прекращения действия Договора, который, по признанию обеих сторон, составлял "краеугольный камень стратегической стабильности", а то, что это событие тогда прошло почти незамеченным.
Напомним, как вели себя тогда Россия и США. Официальный Вашингтон, по понятным причинам, его вообще не комментировал. Внимание американцев к Договору на некоторое время привлек конгрессмен-демократ Деннис Кусинич, который внес на рассмотрение Палаты представителей резолюцию, требующую от президента США не предпринимать шагов по выходу из Договора без согласия Конгресса. Этот шаг Кусинич мотивировал тем, что расторжение международных договоров является прерогативой не исполнительной, а законодательной власти. Однако на следующий день республиканское большинство в Палате представителей заблокировало этот демарш демократов.
Что же касается Москвы, то ее реакция на прекращение действия Договора была чрезвычайно вялой, если не сказать невразумительной. Высшее руководство Министерства обороны высказалось лишь в том плане, что по-прежнему считает разрушение Договора по ПРО ошибкой, однако не собирается начинать новую гонку вооружений. Министерство иностранных дел заявило, что отныне Россия не считает себя более связанной международными обязательствами по Договору СНВ-2. При этом никто из высших руководителей России тогда не пояснил, каковы наши представления относительно будущего всего международного контроля над ядерными вооружениями, который в результате односторонних шагов США подвергался стремительной эрозии.
Специалистам в области национальной безопасности уже тогда стало абсолютно ясно: подобное развитие событий диктовало необходимость перехода к самостоятельной национальной ядерной стратегии. В мае 2006 г. это стало еще более очевидным, что, собственно говоря, и подтвердил Президент РФ в своем последнем Послании Федеральному Собранию.
Новые факторы военно-стратегической обстановки
Сегодня, как и четыре года назад, не подлежит сомнению, что нынешняя администрация США не намерена связывать себе руки какими бы то ни было соглашениями по вопросам ограничения и сокращения вооружений. В военной политике США происходят заметные перемены по причинам более глубинным, нежели необходимость борьбы с международным терроризмом. Давно забыты нератифицированные ими Договоры СНВ-2 и ДВЗЯИ (о ядерных испытаниях). О том, что Вашингтон в одностороннем порядке вышел из Договора по ПРО, уже было сказано. Резко (почти на 100 млрд. долл.) увеличен бюджет Пентагона. Принята новая ядерная доктрина, предусматривающая модернизацию стратегических наступательных вооружений, создание проникающих ядерных боезарядов малой мощности, которые допускается применять в сочетании с высокоточным обычным оружием, а также возможность использования ядерного оружия против неядерных государств.
Помимо политической составляющей - продолжения линии США на глобальное военно-политическое доминирование в ХХI веке - этот курс имеет также технологическое и экономическое измерения, связанные с интересами американских военно-промыш-ленных корпораций, а также намерением американского руководства через массированные финансовые вливания в крупные военно-технологические программы обеспечить повышение научно-технического уровня американской промышленности.
По оценкам ряда наших экспертов, изменения военной политики Вашингтона не представляют непосредственной угрозы для национальной безопасности России, во всяком случае, на ближайшие 10-15 лет, впредь до реального развертывания американцами стратегической системы ПРО. Однако эти изменения, прежде всего прекращение действия Договора по ПРО, ставят под сомнение международный режим контроля над вооружениями, могут вызвать новый виток гонки вооружений, дать дополнительный импульс процессу распространения ОМУ и средств его доставки.
Тактическая линия России в отношении действий США, как представляется, была верной: руководство России не ударилось в панику, не встало на путь риторических угроз и не заявило о стремлении соревноваться с США в области наступательных и оборонительных вооружений. Вместе с тем очевидно и то, что сделанные американцами шаги относятся к разряду стратегических и потому требуют от нас стратегических решений относительно собственной ядерной политики.
Важными при определении нашей дальнейшей линии, как представляется, являются следующие факторы.
Несмотря на серьезное улучшение международной обстановки и сведение к минимуму вероятности возникновения крупных войн и военных конфликтов между ведущими государствами, кардинального уменьшения роли ядерного оружия в их политике пока не наблюдается. (Эта тенденция может измениться не ранее, чем через 15-20 лет). Напротив, беспрецедентные по масштабам террористические акты и меняющиеся приоритеты угроз ведут, если судить по новой ядерной доктрине США, к снижению порога применения ядерного оружия с возникновением возможности плохо контролируемой эскалации. Этому же способствует дальнейшее распространение ОМУ и средств его доставки, а также возрастающая региональная нестабильность.
В каком бы направлении ни развивались политические отношения между Москвой и Вашингтоном, пока в их арсеналах остается ядерное оружие, военные ведомства вынуждены будут разрабатывать планы его применения друг против друга, хотя бы "на крайний случай".
Особенность периода после окончания холодной войны заключается в непредсказуемости развития военно-политической обстановки в мире. В этой ситуации США продолжают модернизировать свои ядерные силы и сохраняют способность к их быстрому наращиванию; при этом вопрос о заключении с Россией новых юридически обязывающих и контролируемых договоренностей о необратимых сокращениях СНВ на данном этапе по существу снят с повестки дня.
Накопленный в США технологический задел и результаты натурных испытаний отдельных компонентов ПРО свидетельствуют о возможности уже в среднесрочной перспективе развернуть вполне работоспособную ограниченную систему борьбы с ракетами, плотность которой можно будет в дальнейшем постоянно наращивать.
Исходя из этого, у России не остается другого выбора, кроме как оставаться в обозримой перспективе (по крайней мере, в течение 15-20 лет) мощной ядерной державой. Действующие же до недавнего времени планы развития российских СЯС, с одной стороны, были рассчитаны на вступление в силу Договора СНВ-2 и сохранение Договора по ПРО, а с другой стороны, ориентированы на их превращение в подобие американской "триады" с усилением вклада морской и авиационной составляющих в ущерб наземной группировке МБР.
В новой стратегической ситуации стал необходимым безотлагательный пересмотр наших планов в области СЯС в сторону максимального продления сроков эксплуатации наземной группировки МБР с РГЧ ИН; поддержания планируемого боевого состава морской части "триады", а также авиационной составляющей, способной решать как ядерные, так и неядерные задачи. Ни с военной, ни с экономической точки зрения было неоправданным сохранение старых планов, разрабатывавшихся для качественно иной обстановки. Повышалась также актуальность развития информационно-управляющих систем стратегических ядерных сил России.
Можно лишь догадываться о том, что все эти коррективы уже внесены в национальную ядерную стратегию. Уверенный тон Послания Президента РФ дает основания для подобной догадки. Но было бы лучше, если бы Президент или хотя бы Министра обороны РФ, сказал об этом более артикулировано. Ведь национальная безопасность - это дело не только государства, но и всего российского общества, всех граждан России.
Что же необходимо с точки зрения экспертов в ядерной области для сохранения стратегического баланса сил межу РФ и США, о чем Президент РФ говорил в Послании?
На наш взгляд, в зависимости от развития военно-политической ситуации в мире в составе стратегических ядерных сил России к 2012 году должно быть:
примерно 600 ракет наземного базирования;
10-12 стратегических подводных лодок;
50 стратегических бомбардировщиков в ядерном и неядерном оснащении;
1000-1200 ядерных боезарядов на МБР и БРПЛ.
Такая конфигурация наших стратегических сил и обеспечивала бы ядерный баланс с США в относительно широком диапазоне общего числа боезарядов и боевых возможностей (речь не идет о несбыточном восстановлении паритета), что, в свою очередь, по-прежнему обеспечивало бы особые стратегические отношения с США и политически весомую роль России в мире.
Переговоры необходимо продолжать
По дипломатической линии в 2002 г., по всей вероятности, Россия сделала все возможное для сохранения переговорного режима контроля над вооружениями. Ведь нам все-таки удалось заключить с США юридически обязывающий Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (ДСНП), в котором зафиксированы обязательства сторон по дальнейшему сокращению СНВ до уровня 1700-2200 боезарядов в течение 10 лет.
Договор позволяет России иметь относительно самостоятельную ядерную политику (гораздо более самостоятельную, чем в случае вступления в силу Договора СНВ-2) и одновременно хоть какую-то предсказуемость относительно развития стратегических наступательных вооружений США. Договор позволяет нам более тщательно и всесторонне провести анализ складывающейся ситуации, в том числе с учетом долговременных последствий выхода США из Договора по ПРО, а также просчитать различные варианты развития наших СЯС в новых условиях, не ограничиваемых жесткими договорными обязательствами в отношении их конфигурации.
Вместе с тем следует в полной мере отдавать себе отчет в том, что указанный Договор и американцев обязывает к очень немногому. Это не тот полномасштабный договор, предусматривающий необратимые и контролируемые сокращения стратегических вооружений, на котором изначально настаивала российская сторона. Кроме того, вопреки ранее неоднократно дававшимся заверениям о том, что разрабатываемая американская система ПРО будет ограниченной (способной перехватывать лишь несколько десятков боеголовок), фиксировать подобные ограничения Вашингтон отказался. Если за этим стоят планы США по активному использованию космических систем, то становится тем более очевидным, что будущая американская система ПРО потенциально может угрожать и России.
Таким образом, ДСНП не удовлетворяет нашим принципиальным требованиям о необратимости и контролируемости сокращений и, кроме того, не предусматривает ограничений на способности системы ПРО. Фактически это Договор не о разоружении и даже не о сокращении ядерных вооружений, а всего лишь о понижении боеготовности СНВ. Реально же США не сокращают ни стратегические носители, ни ядерные боезаряды к ним. Американская концепция деления ядерных боезарядов на "оперативно развернутые" и "резервные" на деле означает, что под уровнем 1700-2200 боезарядов американцы понимают именно "оперативно развернутые" ядерные боезаряды. При этом так называемое сокращение общего числа боезарядов до названного уровня достигается путем:
1) снятия части боеголовок с находящихся на боевом дежурстве ракет;
2) извлечения МБР "МХ" (50 ед. по 10 боеголовок на каждой) из своих пусковых установок (с сохранением и ПУ, и ракет);
3) исключения из засчета 4 ПЛАРБ, планируемых для переоснащения под КРМБ большой дальности, и 2 ПЛАРБ, находящихся в ремонте;
4) переориентации части ТБ для выполнения неядерных задач (без какого-либо их переоборудования);
5) засчета "оперативно развернутых боезарядов" за ТБ не по способностям бомбардировщиков нести то или иное количество боезарядов, а по числу боезарядов, оставленных на складе ядерных боеприпасов соответствующей авиационной базы.
Ликвидация собственно стратегических носителей (ПУ МБР, ПУ БРПЛ, ТБ) по американскому подходу не осуществляется и не предполагается. Что же касается ядерных боезарядов, то их деление на "оперативно развернутые" и "резервные" носит, конечно, условный характер. На деле же США лишь переводят часть ныне развернутых средств в оперативный резерв, наращивая тем самым "возвратный потенциал". Это значит, что в любой момент времени они могут нарастить свои оперативно развернутые стратегические вооружения практически до прежнего уровня. Мы же, с учетом особенностей наших стратегических наступательных вооружений, остающихся сроков их службы, распада ранее существовавшей кооперации изготовителей и ряда других факторов, вынуждены реально сокращать свои СНВ. При этом экономические затраты на их ликвидацию и утилизацию являются для нас достаточно значимыми.
Конечно, у России не осталось другого пути, кроме как выполнять ДСНП. Однако одновременно необходимо менять национальную ядерную политику (будем надеяться, что это делается). Следует понимать, что США, особенно с учетом создания в недалеком будущем противоракетного потенциала, в случае, если наша ядерная политика не изменится в направлении, о котором говорилось выше, получат абсолютное стратегическое доминирование в мире, возможность без всяких оглядок действовать с позиции силы в решении любых международных вопросов, в том числе и по отношению к России.
Переговоры с США, разумеется, по возможности следует продолжать. Другой вопрос, что достижение на них каких-либо новых принципиальных договоренностей крайне маловероятно.
В случае, если США будут готовы к серьезным консультациям по стратегической стабильности - в рамках созданной в 2002 г. Консультативной группы по вопросам стратегической стабильности (КГСС) - целесообразно вести дело к достижению следующих договоренностей:
- обеспечение необратимости сокращений СНВ через контролируемую ликвидацию носителей (а не боезарядов);
- фиксация положений об ограниченности будущей ПРО, о которой говорит американская сторона, путем установления предельного согласованного количества боеголовок, которое будет способна перехватить такая ПРО;
- запрет на развертывание систем космического базирования;
- обеспечение транспарентности и усиленного режима мер доверия в области стратегических вооружений.
Одновременно с этим целесообразно выдвинуть глубоко продуманные и хорошо аргументированные предложения по сотрудничеству с США в области ПРО, не подрывающему стратегическую стабильность, в том числе по совместному созданию и использованию глобальных информационных систем, а также по новому поколению мер доверия в области ядерных вооружений - как стратегических, так и тактических. Политический выигрыш такого шага для России очевиден.
В частности, можно было бы предложить осуществить совместную разработку российско-американской информационной системы космического базирования (сейчас американцы сами работают над такой низкоорбитальной системой, получившей наименование "СБИРС-Лоу", которая для нас является одним из самых критичных компонентов будущей американской системы ПРО). Эту нашу идею можно мотивировать новым характером российско-американских отношений, готовностью США к сотрудничеству наших двух стран, в том числе и в области ПРО, укреплением доверия и тем, что будущая система ПРО, по заявлениям президента США, не будет направлена против России. Отношение американцев к нашему предложению наглядно продемонстрирует, насколько справедливы заявления американских официальных лиц об отсутствии российской направленности разрабатываемой в США системы ПРО.
Было бы крайне желательно вовлечь американское руководство в более широкий политико-стратегический диалог. В этих целях можно было бы предложить начать совместный поиск путей минимизации рисков, исходящих из объективно существующей ситуации взаимного ядерного сдерживания.
При благоприятном развитии событий в ходе дальнейших сокращений стратегических ядерных вооружений могут быть рассмотрены следующие вопросы:
ликвидация не только самих СНВ, но и относящихся к ним ядерных боеголовок;
подключение к процессу сокращений других ядерных государств - Великобритании, Франции и Китая;
ограничение гонки вооружения в качественной сфере.
В конкретном плане можно было бы пойти на следующие меры:
все существующие ядерные тяжелые бомбардировщики перевести на неядерное оснащение и отказаться от их дальнейшего производства;
ограничить районы боевого патрулирования подводных лодок, оснащенных пусковыми установками БРПЛ; установить районы, где плавание таких лодок будет запрещено; ограничить в определенных зонах противолодочную деятельность; выработать и подписать соглашение о предотвращении инцидентов с подводными лодками в подводном положении;
отказаться от постоянного сопровождения президентов России и США техническими средствами выдачи приказов на применение ядерного оружия в условиях чрезвычайной обстановки.
Следовало бы на взаимной основе отказаться от создания новых ядерных систем:
запретить создание, испытания и развертывание принципиально новых по конструктивно-компоновочному облику и видам базирования стратегических баллистических ракет (например, легких, с укороченным активным участком, воздушного базирования и т. д.);
ограничить модернизацию МБР и БРПЛ таким образом, чтобы она осуществлялась не более чем на трех существующих типах ракет;
отказаться на взаимной основе от испытаний и развертывания на МБР и БРПЛ новых типов боевого оснащения (маневрирующих, планирующих, самонаводящихся и проникающих в грунт боевых блоков);
отказаться от создания новых, в том числе гиперзвуковых малозаметных стратегических бомбардировщиков в ядерном оснащении;
отказаться от создания новых типов ядерных ракет воздушного базирования;
ликвидировать все ядерные крылатые ракеты воздушного базирования (КРВБ) большой дальности;
ликвидировать все ядерные крылатые ракеты морского базирования (КРМБ) большой дальности.
Кроме того интересы России требуют активной наступательной позиции по решению ряда важнейших вопросов, в том числе в следующих сферах:
расширение и углубление переговорного процесса в области ограничения качественных параметров вооружений;
выработка договоренностей о глобальном контроле (включая количественные ограничения) высокомобильных видов вооружений и в первую очередь авиации, включая ее неядерную стратегическую составляющую.
Однако при нынешнем отношении администрации Дж. Буша к двустороннему и многостороннему контролю над ядерными вооружениями, рассчитывать на все эти взаимные договоренности не приходится.
Это значит, что у нас, по всей вероятности, не осталось иного выбора, как продолжать самостоятельную ядерную политику, что позволяет новый ДСНП, а также прекращение действия Договора по ПРО и не действующий ДВЗЯИ. В новой ситуации Россия может самостоятельно определять количественный и качественный состав своих ядерных сил, сделав традиционный упор на наземные МБР, и прежде всего с РГЧ ИН, что обеспечивает ей возможность гарантированного сохранения потенциала ядерного сдерживания США при любом варианте развития военно-политической обстановки. Экономические возможности для этого, как показывают оценки, у нас существуют.
В этих условиях следует взвесить целесообразность возобновления работ по средствам, обеспечивающим эффективное противодействие американской ПРО, включающее различные способы как ее преодоления, так и нейтрализации. Создание "боевых маневренных блоков, не имеющих для потенциального противника предсказуемой траектории полета", о чем говорил Президент РФ в Послании, - далеко недостаточно: ведь это еще советские наработки. Важно наметить широкий комплекс мер активной и пассивной защиты отечественных СЯС. По оценкам, это наиболее экономичный путь противодействия планам США в области ПРО. К тому же здесь у нас есть и солидный задел, который целесообразно было бы востребовать.
Таким образом, ДСНП - это, скорее всего, последний Договор о сокращении вооружений, который был подписан Россией с администрацией Дж. Буша, а возможно, и с американцами вообще. Дальнейшие сокращения ядерных вооружений будут осуществляться в лучшем случае путем параллельных односторонних шагов, а возможно, и вообще без взаимных согласований, т. е. по мере прежде всего технической и экономической целесообразности, которую каждая из сторон будет определять самостоятельно, без каких бы то ни было консультаций с другой. Такая ситуация и в самом деле означает конец классического контроля над вооружениями, к которому привыкли не только профессиональные политики, дипломаты и военные, но и мировая общественность в целом.
Конечно, можно выдавать такой оборот событий за похороны (очередные) холодной войны, рост взаимного доверия, переход к подлинно партнерским отношениям между Россией и США и т. д. и т. п. Плохо это или хорошо для международной безопасности, стратегической стабильности и двусторонних отношений - покажет будущее.
Долгосрочная линия
При выработке долгосрочной линии России в ядерной области как представляется, нам необходимо исходить из следующих достаточно очевидных положений:
прежнее понимание стратегической стабильности, основанной преимущественно на ядерном балансе России (а точнее СССР) и США, устарело, и в этом смысле Договор по ПРО, действительно, уже давно утратил качество "краеугольного камня" стратегической стабильности;
Договор по ПРО устарел и в том смысле, что он был составной частью стратегического взаимоотношения СССР и США эпохи холодной войны, своего рода инструментом управления гонкой ядерных вооружений в период острой конфронтации двух сверхдержав;
доктрина взаимного ядерного сдерживания, основанная на способности сторон к взаимному гарантированному уничтожению, фундаментальным образом противоречит провозглашенному принципу партнерства в двусторонних отношениях;
хотя ставка на ядерное сдерживание провозглашена в военных доктринах ведущих стран мира, должно быть ясно, что ядерное оружие - это не оружие XXI века: оно неизбежно будет обесценено развертыванием систем ПРО, высокоточного обычного оружия и другими новейшими военными технологиями. Надо быть готовым к тому, что США в определенный момент (пусть через 15-20 лет) могут поставить вопрос о полной ликвидации ядерного оружия - хотя бы в пропагандистских целях. В этом смысле "ядерное величие" через некоторое время не сможет обеспечивать статус великой державы кому бы то ни было. Более того, те страны, которые будут продолжать делать упор на ядерное оружие, могут оказаться через некоторое время в моральном и политическом проигрыше.
Речь поэтому идет о том, чтобы, учитывая эти долгосрочные стратегические парадигмы развития мировой военной политики, которые носят объективный характер и не зависят от воли тех или иных политических деятелей, просчитать наиболее оптимальную ядерную политику России по существу на переходный период - от ядерного к постядерному (безъядерному) миру. Даже если такой переход затянется на десятки лет, осмысленная линия поведения в этом вопросе нужна уже сейчас - хотя бы с учетом длительности жизненных циклов современных систем ядерных вооружений (от 10 до 30 лет и более).
Перевод партнерства из декларативной фазы в реальную вряд ли возможен ранее завершения полномочий нынешней администрации США. Вероятно, лишь после выполнения в полном объеме ДСНП, т. е. только через 10 лет, возможно будет заключить новое широкомасштабное соглашение политического характера, аналогичное "Основам взаимоотношений СССР и США" (1972 года), но отвечающее уже новым реальностям, вызовам и угрозам международной безопасности и подлинно партнерскому уровню двусторонних отношений. Именно в такого рода документ можно было бы внести положение о необходимости совместно искать выход из ситуации взаимного ядерного сдерживания, подтвердив ранее взятые на себя обязательства, в частности, в совместном заявлении от 8 января 1985 года, вести дело "к ликвидации ядерного оружия полностью и повсюду". Это обязательство, в частности, могло бы быть конкретизировано договоренностью о начале консультаций, разумеется, с участием других ядерных держав, о путях совместного и сбалансированного поэтапного движения к безъядерному миру и условиях его поддержания.
Если в этой области начнется предметный диалог, то взаимные озабоченности сторон относительно наступательных и оборонительных вооружений отойдут на второй план, если не будут сняты вообще. В этом случае можно будет констатировать конец классического контроля над ядерными вооружениями, который во многом был продуктом взаимного недоверия сторон в условиях военно-политического противостояния и всего лишь способом ограничения гонки вооружений. И тогда взаимоотношения сторон в военно-стратегической области перестанут, наконец, быть доминантой двустороннего взаимодействия, уступив место сотрудничеству в других областях, в большей мере отвечающих вызовам и угрозам ХХI века.
