В 1942, следовательно 60 лет назад, происходила грандиозная Сталинградская битва, продолжавшаяся более десяти месяцев и завершившаяся русской победой, изменившей ход всемирной истории. Однако для 23,6 процента населения Российской Федерации - для каждого пятого - день, когда отмечается победа в Великой отечественной войне, не праздник, а всего лишь очередной выходной. На украинском Левобережье такое же мнение у 13,6 процента жителей, а на Правобережье - у 72,1.
Вопреки очевидности
Что произошло? Дело в том, что для многих соотечественников, воспитанных в духе ни-гилизма к прошлому, Россия той эпохи представлена всего лишь младшим участником "коа-лиции" в войне с Германией, так называемым "восточным фронтом", к тому же заведомо второстепенным. Вот их оценка России: страна отсталых методов ведения войны, варварско-го образа жизни населения, коварного византийства политиков, подозрительной идеологии, недопустимой в цивилизованном мире, к которому она не принадлежит.
Широко представленная и в мемуарах, и в ученых трактатах, такая точка зрения беспре-пятственно распространилась по миру, а с недавних пор и в России. Несть числа бесчислен-ным игровым и документальным кинолентам, беллетристике, множеству предвзятых статей, тенденциозных комментариев, переполняющих изо дня в день печатные, электронные и се-тевые СМИ, в которых от русского героизма, побед, страданий, жертв ничего не остается. Само их существование подвергается сомнению, а изображение и описание Великой Отече-ственной превращено в карикатуру, шансонетку, историософское истолкование низводится до обыденного, в лучшем случае художественно вымысла, изменяющего до неузнаваемости ее смысл, цели и результаты.
Прежде всего отрицают сам факт национального героизма, без которого победа была бы просто невозможна. А ведь именно его массовость свидетельствует, прежде всего, о нравст-венном превосходстве русской цивилизации над европейским варварством, следовательно, о предопределенности ее военного превосходства. Но между Россией той эпохи и нацистской Германией ставят знак равенства. Благодаря такому подлому приему потомки победителей отчуждаются от результатов Победы. Из самой памяти нации постепенно вытесняется дейст-вительное понимание истории. Ее сменяют искусственно созданные, фальшивые, откровенно неприятные образы. В них Россия предстает страной, гордится или любить которую невоз-можно, а защищать с оружием в руках преступно.
Вымыслы вместо правды
При описании Войны стали подменять собственную историю чужими, чаще всего заведо-мо несопоставимыми, преувеличенными или выдуманными примерами. Не реальный геро-изм гарнизона Брестской крепости, а мифическое спасение во время боев в Бретани безвест-ного американского пехотинца Райена. Не защита Одессы, Гангута или Севастополя, а "вы-дающаяся" эвакуация англичан из Дюнкерка. Не грандиозная Сталинградская битва, а "судьбоносные" бои в африканских песках под Эль-Аламейном. Не Курско-Белгородское сражение, а опоздавшая как минимум на два года высадка англо-американский войск в Нор-мандии. Не операция "Багратион", в результате которой Красная армия уничтожила в 1944 году немецкую группировку между Западной Двиной и Припятью, а локальная оборонитель-ная операция "союзников" в Арденнах.
Одновременно с этим делаются настойчивые попытки развенчать настоящих героев вой-ны. Гастелло потому направил самолет на немецкие танки, что боялся возвратиться к своим: ведь он неудачно отбомбился. Матросов, оказывается, был штрафником и погиб, потому что был пьян - как никак 23 февраля. Космодемьянскую послали в немецкий тыл поджечь дома мирных поселян, а не немецкую конюшню. И так до бесконечности.
О том, что собой представлял глава правительства и Верховный главнокомандующий, го-ворить не приходится. Его деятельность на протяжении всех лет войны не обеспечивала по-беду, а причиняло одни лишь особо тяжкие поражения своей же стране. А победу в 1945 го-ду удалось достичь не благодаря, но вопреки его деятельности, в том числе и в предвоенные годы. Ведь именно Сталин позволил организовать для немцев учебные авиационные и тан-ковые центры в Липецке, Тамбове и других городах в то время, когда Германии было запре-щено иметь их на собственной территории. И не важно, что сразу же после 1933 года, когда Гитлер стал канцлером, такие школы были закрыты. Главное - "фашистский меч ковался в России".
Касаясь большой политики, нас убеждают, что вместо того, чтобы объединиться с Лондо-ном и Парижем, которые "всерьез" пытались накануне 1 сентября 1939 года создать анти-гитлеровский блок, Москва коварно делила с Германией сферы влияния. Вместо того чтобы ударить по Германии, Сталин заключил с Гитлером "пакт о ненападении", согласно секрет-ным статьям которого, в качестве платы за нейтралитет в предстоящей войне, СССР получал территориальную уступку в виде прибалтийских государств, Бессарабии, "отнятой" у Румы-нии, и прямо-таки добродетельной, патриархальной Финляндии.
При этом "забывают", как "либеральная" Европа создавала вокруг России санитарный кордон из враждебных ей государств, поощряла "страны оси" к территориальным захватам, не "вмешивалась" в испанскую гражданскую войну, являвшуюся прологом новой Мировой войны в Европе. Ведь именно в 1937-38 годах в Испании вооруженные части Советской Рос-сии встретились на поле боя с войсками Гитлера и Муссолини. Запад же при этом соблюдал "нейтралитет". О каком "союзе" Сталина с Гитлером вообще может идти речь!
Советское предвоенное руководство то критикуют за то, что оно халатно готовило страну к войне, из-за чего в 1941 году Красная Армия терпела катастрофические поражения, то, на-оборот, за то, что оно чрезмерно милитаризовало Россию, тем самым провоцируя Берлин на сверхвооружение, и сама собиралась напасть на нее летом 41-го. Понятно, что Германия имела собственное представление о том, каким военным потенциалом ей надо обладать и против кого. В сущности, новая война была для немцев продолжением Первой мировой, где главным, в том числе и для Гитлера, оставался Западный фронт.
В чем особенно преуспела школа злословия, так это в описании ужасов Лубянки и Гулага, в "мрачных пропастях" которых накануне войны исчезли якобы десятки тысяч старших и средних командиров Красной Армии, и в истолковании так называемого Катынского дела. Что касается репрессий в отношении офицерских кадров, то ложь, возникшая еще при прав-лении Хрущева, уже достаточно основательно опровергнута, причем документально, как и вздорные фантазии о "страшном 1937".
Тема Катыни более серьезна, учитывая всегда непростые русско-польские отношения. Ее сомнительная достоверность заключена не только в том, что "доказательства" расстрела польских пленных офицеров НКВД были предъявлены Геббельсом в 1943 году, а их призна-ние было получено от властей России 14 октября 1992 года, в смутное время "перестройки". Но ведь это "дело" так и не стало предметом следствия и суда. Не опровергнуты выводы ко-миссии академика Бурденко, работавшей в 1944-45 годах и определившей, что расстрелы относятся к осени 1941 года, следовательно - их совершили немцы. Вместо безупречных с точки зрения криминалистики выводов навязываются, мягко говоря, версии, во всех отноше-ниях недостоверные.
Победы сомнительны, потери непомерны
Если же говорится о военачальниках, руководивших штабами, фронтами, армиями и фло-тами России, то они, согласно тем же публикациям, не умели ни воевать, ни побеждать. Если им и удавалось брать верх над немецкими генералами, то лишь из-за крайне благоприятного стечения случайных обстоятельств. Они побеждали не умением, а числом, заваливая немец-кие траншеи "горой русских трупов". И вообще, согласно этим лукавым суждениям, Россия одерживала не просто победы, а Пирровы победы, которые в действительности были пора-жениями. При этом для доказательства используют самые фантастические аргументы. И что самое интересное, в отличие от переводной литературы, в которой приводятся хотя бы ка-кие-то цифры, наши источники десятилетиями либо хранили молчание, либо сообщали не-конкретные сведения (см. Историю второй мировой войны в 12 томах, Воениздат, 1971-75 гг.). А точные данные о потерях впервые были опубликованы Генштабом СССР в "Военно-историческом журнале" лишь в 1991 году и в 1993 году в книге "Гриф секретности снят". Тем не менее в большинстве последующих публикаций их продолжают нарочито игнориро-вать.
Как бы там ни было, количество людских потерь свидетельствует не столько о сравни-тельно низком уровне военного искусства или о невысокой боевой подготовке нашей армии в целом, сколько о том, что Россия была на Европейском театре военных действий основным противников Германии и ее союзников. Отнюдь не случайно более 80 процентов всех потерь наших противников в войне приходится на их Восточный фронт. Сражаясь с русскими, "страны оси" потеряли до 5 млн. только убитыми. Ничего подобного они не испытывали ни на Западном фронте, ни в Африке, ни в Италии. При этом было бы глупо отрицать, что не-мецкое искусство ведения войны, тактика боя, конструкторская, инженерная и интендант-ская подготовка находились на высочайшем уровне и превосходили в этом отношении Крас-ную Армию. Вот почему соотношение безвозвратных потерь на советско-германском фрон-те, в конечном итоге, все же оказалось не в нашу пользу. У нас и наших союзниках они со-ставили почти 11,5 млн, у противника - почти 8,7 млн.
Однако, если разделить Войну на периоды - трагический 1941, переломный 1942 и на-ступательные 1943-45 годы, то картина окажется иной. Да, в 1941 мы воевали хуже немцев, но нас спасло отчаянное сопротивление (наши потери 3,14 млн, у врага 0,8 млн). Второй год войны свидетельствует о том, что мы уже в основном научились современному ведению во-енных операций. И хотя Керченское и Харьковское сражении были проиграны, зато была одержана полная победа в Сталинградской битве (тем не менее соотношение потерь за год 3,3:1,1). Но начиная с 1943 и до самого конца войны ситуация коренным образом измени-лась: Красная Армия обрела умение воевать и побеждать (5,1:6,8).
Жертва агрессии была ничуть не лучше агрессора
Любимое занятие российских СМИ - отождествление "коммунистической" Советской России и "нацистской" Германии. Если "сталинский тоталитаризм" нисколько не отличается от "гитлеровского фашизма", если концентрационные лагери, созданные немецким руково-дством, то же самое, что и исправительно-трудовые учреждения, существовавшие в СССР, то его граждане, перешедшие на сторону врага, не уголовные преступники, а "борцы с тота-литарной коммунистической системой". Вот и власовская "Русская освободительная армия", декларировавшая борьбу со Сталиным, предстает в таких публикациях подобием "Свобод-ной Франции" Де Голля, противостоящей коллаборационистскому режиму Пэтена.
Западными союзниками считали необходимым принимать превентивные меры в отноше-нии этнических немцев и японцев. Они оправдываются. Но такие же точно действия совет-ских властей интерпретируют как преступные акции. Именно так характеризуется переселе-ние (всего лишь переселение!) в восточные области страны в 1941 году немцев Поволжья, представлявших тогда реальную угрозу тылу действующей армии, и чеченцев и крымских татар в 1944. А ведь чеченское население неоднократно поднимало мятежи в тылу наших войск, а татары Крыма фактически сотрудничали с оккупационными властями, участвуя на их стороне в боевых действиях. Но данные такого рода не попадают ни в эфир, ни на полосы газет.
В том же ключе трактуют создание заградительных отрядов в момент отступление наших войск после Харьковского сражения к Волге и в сторону Кавказа, а также проверки наших бывших военнопленных, после которых какая-то их часть оказывалась в исправительных уч-реждениях. Критиков не смущает, что военнослужащие могут оказаться в плену по трусости или в результате измены и что проверки такого рода неизбежны. К тому же большая часть бывших пленных, о чем тоже умалчивают, зачислялась в состав армии на общих основаниях.
И в качестве апофеоза "русского коварства" - отношение Москвы к восстанию в Варша-ве, акции, начатой по приказу иммигрантского польского правительства без согласования со Сталиным в надежде захватить польскую столицу раньше Красной Армии. Провокационный смысл восстания (при общепризнанном героизме рядовых его участников) был тогда очеви-ден, а использование этой темы сегодня рассчитано лишь на незнание подробностей. На са-мом деле у советского командования к сентябрю 1944 года были исчерпаны силы и возмож-ности для новых операций. Кроме того, в тех условиях еще одно наступление было лишено стратегического значения, о чем, в частности, знали и в Лондоне, и в Вашингтоне. Об этом говорят мемуары Черчилля. Думается, ложь вокруг Варшавского восстания потребовалась для того, чтобы затушевать очевидность бездеятельности сухопутных сил Великобритании и США на европейском театре в течение четырех лет - с лета 1941 по июль 1944 года.
***
Конечно же, речь здесь идет не о военной истории: споры историков, принадлежащих к разным школам, бесконечны, некоторые из них плодотворны. Вопрос в другом. Описания военной истории России, которым отдают предпочтение СМИ, настолько односторонни, предвзяты, лживы и глумливы, что лишь слепоглухонемой не увидит в них злоупотребление предоставленной им свободой.
В большинстве сведений, переполняющих каналы информации (исключением являются передача "Постскриптум" на ТВЦ и ряд общественно-политических программ "Московии", но эти капли не делает погоды в море информации), в документальных или художественных произведениях, которые выходят в эфир, отсутствуют достоверность и правдивость, в них умалчивают или, наоборот, извращают общественно значимые сведения, что не может не умалять национального достоинства страны.
Самое удивительное, что подобная тенденциозность, искажающая в массовом сознании образ России, нисколько не нарушает действующего закона о СМИ, а потому дает повод к бездействию государственных органов, которые обязаны его защитить.
Сергей Пыхтин
Док. 289922
Опублик.: 03.04.07
Число обращений: 305
Пыхтин Сергей Петрович
|
