Исследования будущего в СССР (1961-1990) и России (1991-2000)Назад
Исследования будущего в СССР (1961-1990) и России (1991-2000)
Исследования будущего в СССР/России уходят корнями в раннюю футурологию конца Х1Х - начала ХХ века, когда несколько выдающихся русских ученых - Д.И. Менделеев, И.И. Мечников, К.Э.Циолковский и др. - выступили в своих трудах с размышлениями о будущем. В 20-х гг. на эту тему было опубликовано несколько книг и много статей, в том числе статьи В.А. Базарова-Руднева с изложением концепции проблемно-целевого подхода к будущему - основы современного технологического прогнозирования. Но они не были поняты современниками и забыты. Их ввели в научный оборот только в 80-х гг. С конца 20-х и до середины 50-х режим Сталина фактически свернул все исследования в обществоведении, включая и сферу будущего. Осталась лишь имитация "научного предвидения" в догмах "научного коммунизма".
В середине 50-х гг. хрущевская "оттепель" привела к некоторому оживлению общест-венных наук, и на протяжении 1-й половины 60-х появилось несколько книг и статей со сводками самых общих прогнозов на будущее, еще не подкрепленных никакими специаль-ными исследованиями (И.Лада. Если мир разоружится, 1961; Г.Добров и А.Голян-Никольский. Век великих надежд, 1964; И.Лада, О.Писаржевский. Контуры грядущего, 1965 и др.). Но такие публикации разрешались только в порядке комментариев к новой программе компартии, поэтому прогнозы приходилось излагать эзоповым языком.
Положение изменилось только в 1966 г., когда началась третья по счету "перестройка" - реформы Косыгина 1966-71 гг. - считая первыми двумя "новую экономическую политику" Ленина 1921-29 гг. и реформы Хрущева 1956-64 гг. Во всех трех случаях делалась попытка оживить реализованную утопию казарменного социализма некоторой либерализацией полити-ческого режима, в том числе ослаблением репрессий и цензуры. Но затем правящие круги свертывали реформы, которые угрожали их всевластию.
1.
В 1966 г. на ХХШ съезде компартии СССР было постановлено расширить проблематику экономического планирования, дополнив его социальными аспектами и оперев на "научные основы". Неожиданной для правящих кругов явилась реакция на это постановление в виде движения научной обществености под лозунгом "научно-технического прогнозирования" (не путать с технологическим!). После трех лет ожесточенной идеологической борьбы с догмати-ками, к концу 1968 г. в СССР появилось около тысячи (!) секторов и отделов разных научных учреждений, которые стали заниматься разработкой технологических прогнозов.
Стихийно возникли общественные научные организации с собственными журналами, которые стали проводить почти ежегодные конгрессы "по прогнозированию" с тысячью и более участников каждый. Почти каждый месяц в Москве, Ленинграде, Киеве, Новосибирске и других университетских центрах СССР проходили конференции, симпозиумы, коллоквиумы, семинары по этой проблематике с десятками и сотнями участников каждый. Всего в движение, по оценке его лидеров, было вовлечено не менее 4000 активистов (в одной только Москве свыше 800) и на порядок больше просто слушателей. Каждый год по этой проблематике выходило несколько книг, десятки статей.
За 1966-90 гг. в СССР появилось свыше 500 одних только научных монографий по прогнозированию, не считая тысяч статей и публицистики. По сути это было продолжение "Бума прогнозов" 60-х гг. на Западе, только с советской спецификой. На две трети учреждения и публикации относились к прогнозированию в сфере науки и техники, на четверть - в сфере экономики и на одну десятую - в сфере градостроительства. Остальные отрасли прогнозиро-вания - в географии и экологии, в здравоохранении ,социологии и этнологии, демографии и культурологии, в правоведении и политологии, в психологии и педагогике, в военном деле и космонавтике и т.д., - составляли доли процента каждая. Особую группу составляли прогнозы в естественных науках - агрогидрометеоролические, геолого-минералогические, физико-химические, медико-биологические, космологические и др.
Сразу же выявилась принципиальная несовместимость прогнозирования вообще и технологического прогнозирования в особенности с любым авторитарным и тем более тоталитарным режимом. При авторитаризме/тоталитаризме постановка проблемы включает одновременно и способ её решения, за которое отвечает определенный функционер, который репрессируется в случае неудачного решения. Понятно, что тут никакой прогноз изначально невозможен. Сразу же возникает типично советский вопрос: куда смотрит начальство? При этом разработка прогноза обычно выявляла проблемы, на которые у "начальства" не было готового решения и которые поэтому воспринимались как "антисоветская пропаганда". С не-медленной репрессивной реакцией.
Понятно, что при таком восприятии почти любой прогноз автоматически превращался в секретную "информацию для служебного пользования". И соответственно имитировался так, чтобы не вызвать недовольства у "начальства".
Достаточно сказать, что из упомянутых выше 500 книг "по прогнозированию", вышедших в СССР за 1966-90 гг., почти все были посвящены вопросам о том, как прогнозировать, и лишь несколько - что напрогнозировано, да и то только в публицистике, так, чтобы избежать вопроса об эффективности существующего строя.
Напомним, что одна из трех-четырех советских книг 1966-90 гг., содержавших не общие "рассуждения о будущем", а более или менее конкретные прогнозы, хотя и в очень обтекаемых, беспроблемных формулировках (И.В.Бестужев-Лада. Мир нашего завтра, 1986) выдержала в разных странах Европы до десятка изданий, в том числе четыре - на немецком языке и по одному - на французском, датском, польском, болгарском и словацком языках. Настолько велик был интерес к "таинственной советской футурологии". Да и на русском языке эта книга появилась только спустя несколько лет после многочисленных зарубежных публикаций и опубликования практически всех её глав в советской периодике.
Фактически единственным способом публикации конкретных прогнозов были книги и статьи под шапкой "критика буржуазной футурологии". Быстро выросла целая гора такой литературы, включая свыше полусотни книг из упомянутых пятисот. Существовали два негласных условия подобных публикаций: никаких прогнозов, способных "бросить тень" на будущее СССР и всего "социалистического лагеря"; обязательное "разоблачение несостоя-тельности буржуазных футурологов". Это правило распространялось и на переводные работы. Поэтому советский читатель мог быть знаком с трудами западных теоретиков и методистов прогнозирования, мог прочитать книги об общих перспективах человечества, но ему были не-доступны книги с конкретными прогнозами,особенно задевавшие СССР. Скажем, переводились труды Э.Янча, Дж.Мартино, Я.Тинбергена, А.Печчеи, но запрещались почти все доклады Римскому клубу. Правда, некоторые были переведены позже, уже в 90-х гг., а "Год 2000" Г.Кана и "Футурошок" А.Тоффлера появились в русском переводе только "для служебного пользова-ния", т.е. для узкого круга номенклатуры.
Однако мимикрия не помогла. С 1969 г. власти, напуганные "пражской весной", при-ступили к свертыванию третьей "перестройки", а в 1970-71 гг. пороизвели самый настоящий погром обществоведения. Сотни научных работников были уволены, исключены из партии, получили выговоры. Был снят со своего поста вице-президент Академии наук СССР А.М. Румянцев, который "открыл дорогу" прогнозированию, "конкретной"(т.е. не догматически марксистской) экономике, социологии, политологии и другим действительно научным исследованиям. Идейные руководители научно-общественного движения в прогнозировании (И.В.Бестужев-Лада, Б.Н.Тардов и др.) были репрессированы, лишены возможности зани-маться наукой.
Страна вступила в полосу "застоя", стагнации, пережила еще две мертворожденные "перестройки" 1979 и 1982 гг., наконец, горбачевскую "перестрорйку 1985-91 гг., приведшую к краху политического режима, распаду СССР и исчезновению "мировой системы социализма". Уже к началу 70-х гг. для правящих кругов стало ясно, что СССР проиграл гонку вооружений, т.е. по сути Третью мировую войну под названием "холодная" с противником, который был вчетверо сильнее экономически и на целый порядок - технологически. Поэтому в Москве долгое время - вплоть до капитуляции Горбачева перед НАТО в 1989 г. - пытались компенси-ровать военно-экономическую ущербность наступательной активностью в Азии, Африке и Латинской Америке, а фиктивность "социалистического планирования" - его "научным обосно-ванием".
С этой целью в 1972 г. была создана своего рода государственная служба прогнозиро-вания под названием "Комплексная программа научно-технического прогресса". К 1976 г. она была развернута в особую систему при Госплане, Госстрое и Академии наук СССР в составе более полусотни комиссий по всем отраслям - от энергетики и торговли до образования и культуры. Каждая комиссия состояла из 30-70 ведущих ученых, руководителей крупных научных учреждений. За каждым её членом стояло несколько, а то и несколько десятков подчиненных, которые готовили доклады под его редакцией. Таким образом, в работу оказались вовлеченными от 20 до 30 тысяч научных работников - огромная армия "квази-футурологов".
По установленному порядку, первые два года каждой пятилетки (в 1972-74, 1976-78, 1982-84 и 1986-88) все эти работники готовили секретные доклады по своим отраслям на 20-летнюю перспективу. Предполагалось, что эти доклады и явятся теми прогнозами, на базе которых затем в Госплане будут сделаны программы на 10-летнюю перспективу, а уж на базе этих программ - и сами 5-летние планы развития экономики страны.
На деле плановики игнорировали представленные им материалы, сводившиеся в основном к требованиям увеличения средств на развитие соответствующих отраслей. Они попрежнему составляли свои планы "от достигнутого", т.е. требовали обязательного всюду роста на столько процентов, сколько считалось "приличным", политически или точнее пропа-гандистски целесообразным. Но и плановиков, в свою очередь, игнорировали управленцы, принимавшие тайные решения независимо ни от каких планов, носивших таким образом чисто фиктивный, пропагандистский характер. Так, по планам и отчетам выходило, будто СССР тратил на гонку вооружений якобы всего два-три десятка миллиардов рублей против двух-трех сотен миллиардов долларов в США и тем не менее держал паритет вооружений. На деле паритет обходился США в 16 центов с каждого доллара национального дохода, а СССР - в 88 копеек с каждого рубля. А так как расходы на гонку вооружений стали удваиваться каждые пять лет, то нетрудно представить себе прогноз противостояния и понять, почему в СССР прогнозы считались государственной тайной. Да их просто страшились делать!
Позже из Центрального экономико-математического института АН СССР было выделено несколько отделов, сведенных в особый Институт народнохозяйственного прогнозирования с одноименным научным журналом, как головную научную организацию всей государственной службы прогнозирования, призванную обобщать материалы комиссий. Он существует до сих пор, но его работники всегда занимались все теми же экономико-математическими разработками, а руководство годами враждовало с разработчиками прогнозов в других научных учреждениях. Никаких сводных прогнозов этот институт никогда не публиковал, да ему бы и не разрешили публикации таких материалов.
Нужно заметить, что сказанное относится не только к СССР. В ГДР и НРБ с 1968 по 1990 год функционировали государственные службы прогнозирования намного сильнее совет-ской. Они включали комиссии по прогнозированию при политбюро компартии и при совете министров (чего так и не удалось сделать в Москве, несмотря на многолетние старания), от-делы прогнозирования почти в каждом министерстве и каждом округе, а также на наиболее крупных предприятиях, кафедры прогнозирования почти во всех университетах и т.д. По-слабее, но аналогичные учреждения имелись также в ПНР, ЧССР, ВНР, СРР. И что же? Они везде "функционировали" как бы сами по себе, планирование шло само по себе, а управление (преимущественно "волевым порядком") - само по себе. Ничего другого при тоталитаризме, видимо, и быть не могло.
Таким образом, мы видим в СССР 1966-90 гг. как бы три различных слоя отношений к проблемам будущего.
На самом нижнем уровне, в сотнях секторов и отделов различных учреждений или предприятий разрабатывались секретные технологические прогнозы "для служебного поль-зования". В архивах их накопились десятки тысяч. Однако следует учесть, что такие прогнозы всегда редактировались несколькими инстанциями начальства, которое всегда руководство-валось прежде всего страхом перед вышестоящими инстанциями и поэтому всячески стара-лось избегать проблемности и тем более эвристичности, инновационности изложения. Да и сам прогнозист обычно руководствовался теми же соображениями, так что прогнозные оценки сплошь и рядом тонули в привычном (до сих пор) пустословии.
На промежуточном уровне шло обсуждение проделанной работы на упомянутых выше рабочих совещаниях. Там еще можно было встретить прогнозные оценки по существу, но и они тонули в пустословии, так как всегда хватало оппонентов-догматиков, да и начальство строго пресекало всякое "вольнодумство".
Наконец, на выходе в печати подключалась цензура и появлялись упомянутые сотни книг и тысячи статей о том, как прогнозировать, с максимально "обтекаемыми" формулиров-ками касательно перспектив развития изучаемого явления.
Сошлемся в качестве примера - одного из сотен возможных - на работу сектора социального прогнозирования Института социологии АН СССР, единственного научного под-разделения такого профиля в стране (периодически такие сектора возникали в Москве, Ленинграде, Новосибирске, но они быстро исчезали, так как прогнозировать в социологии, по понятным причинам, было намного рискованнее, чем в сфере научно-технического прогресса, экономике или градостроительстве).
За 1969-90 гг. сектор выполнил 6 полномасштабных прогнозных исследовательских проектов с препринтами по промежуточным отчетам и с заключительной одноименной моно-графией, а также секретными докладными записками в ЦК КПСС по каждому проекту:
Прогнозирование в социологических исследованиях (1969-78). Разработана теория прогно-зирования изменений в потребностях личности и общества, в социальной структуре, в структуре времени общества (социальное время), в системе социальной организации и управ-ления обществом, в пространственной организации жизнедеятельности общества (социальное пространство), даны ключевые прогнозные оценки по каждому направлению исследования. Но в монографии, как и во всех последующих, цензура оставила только самые общие харак-теристики тенденций, как бы "само собой разумеющиеся".
Прогнозирование социальных потребностей молодежи (1969-78). Сделана попытка опроса в целях прогнозирования не экспертов, а обычных респондентов. Выявлены ограничения по-добного подхода и способы преодоления их (в частности, с помощью психологических тестов) Молодежь была выбрана объектом исследования не только потому, что ожидались нетриви-альные оценки, но и потому что на исследование выделил специальные ставки ЦК ВЛКСМ. Впрочем, ставки были тут же раскрадены администрацией института (обычное в СССР/России явление), ожидание нетривиальности суждений оказалось напрасным из-за презентизма обыденного сознания у людей всех возрастов - уподобления будущего прошлому и настоящему, а конкретные прогнозы и даже просто суждения молодежи о будущем, конечно же, не попали в публикации, утонули в архивах ЦК ВЛКСМ.
Социальные показатели образа жизни советского общества (1976-80). Разработана теория индикации - упорядочения совокупности показателей в исходных (базовых) моделях прогно-зирования социальных явлений на примере таких сложных предметов прогнозирования, как изменения в образе жизни общества. Но сами прогнозы остались лишь в секретных докладных записках, из публикаций их вычеркнули все до одного.
Поисковое социальное прогнозирование: перспективные проблемы общества. Опыт система-тизации (1981-84). Разработана авторская концепция специфики эксплораторного прогноза, а также системы глобальных проблем современности в контексте того направления современ-ных исследований будущего,которое называется глобалистикой.На уровне СССР разработаны поисковые прогнозы ожидаемых изменений в социальной структуре (с уточнением прогнозных оценок первого проекта), в системе потребностей, в системе социальной организации и управ-ления, в структурах времени и жизненной среды общества, в сферах экономики, семьи и быта, народного образования и учреждений культуры. Понятно, в итоговой монографии из всего этого остались лишь самые общие фразы.
Нормативное социальное прогнозирование: перспективные цели общества. Опыт система-тизации (1984-87). Разработана авторская концепция специфики нормативного прогноза и система связи такого прогноза с социальным целеполаганием как одной из форм конкрети-зации социального управления. Если снять неизбежный тогда в этой области чисто декоратив-ный флер "научного коммунизма", то сквозь обтекаемые фразы с трудом можно добраться до проблематики желаемых изменений в сфере решения глобальных проблем современности, а на уровне СССР - в сферах труда, семьи и быта, здравоохранения, образования и культуры, жизненной среды общества, социальной организации и управления. В итоговой монографии от всего этого тоже мало чего осталось, но образовался задел, позволивший выйти впоследствии на проблематику еще одного направления исследований будущего - альтернативистики.
Прогнозное обоснование социальных нововведений (1987-90, монография опубликована в 1993 г.). Разработана теория нововведений в социальной сфере и авторская концепция альтернативистики (развита в монографии "Альтернативная цивилизация", 1991, опубликована в 1998 г.). Дано прогнозное обоснование ряда радикальных изменений в сферах организации труда и власти, стабилизации семьи и модернизации школы, организации труда в сферах науки, культуры и здравоохранения, в сферах оптимизации расселения, спасения природы, редукции преступности и дезалкоголизации общества. Публикации дались ценой отказа от инноваций, наиболее раздражавших издательства.
Можно уверенно умножить сказанное в сотни раз - по числу секторов и отделов с той же судьбой.
Нельзя сказать, что советские прогнозисты мирились с таким положением вещей. Нет, реакцией и на этот раз явилось еще одно общественно-прогностическое движение, разверты-вавшееся как бы параллельно с государственной службой прогнозирования, никак не пере-секаясь с ней, хотя там и там большей частью были одни и те же люди.
Первоначально, примерно с 1974 г., это были полуподпольные семинары на чердаке одного из учебных зданий Московского авиационного института. Они собирали до сотни и более участников. В 1976 г. удалось добиться организации на этой базе Комиссии научно-технического прогнозирования в системе Всесоюзного совета научно-технических обществ (переименованного позднее в Союз научных и инженерных обществ). В 1979 г. Комиссия была развернута в Комитет по научно-техническому прогнозированию и разработке комплексных программ научно-технического прогресса из более чем десятка комиссий, начиная с теории, методологии и организации прогнозных разработок и кончая социально-экономическими, экологическими и глобальными проблемами научно-технического прогнозирования (пред-седатель Комитета - С.А. Саркисян, затем В.Ф. Леонтьев).
Комитет в 80-х гг. восстановил масштабы общественно-прогностического движения 60-х годов: почти ежегодно тысячные конгрессы в разных университетских центрах почти всех пятнадцати союзных республик СССР, почти ежемесячно - конференции, симпозиумы, коллоквиумы, семинары, нарастающий вал публикаций. Однако вся эта система могла функционировать только когда публикации и командировки на рабочие совещания оплачива-лись научными учреждениями, т.е. государством. Когда в 1988-90 гг. система стала развали-ваться и в 1991 г. рухнула окончательно - все оказалось парализованным, хотя формально многое существует до сих пор.
П.
После государственного переворота в августе 1991 г. советская цензура исчезла, но на её место тут же встала хорошо известная на Западе "цензура рынка": готовится, публикуется, вообще выходит на широкую публику только то, что кому-то выгодно и что кто-то способен оплатить в собственных корыстных интересах. К этому добавился давний парадокс прогнози-рования, известный как "Эффект Эдипа" - так называемое самоосуществление или само-разрушение прогнозов.
Дело в том, что решения во всем мире традиционно принимаются либо волюнтаристски, волей руководителя, действующего чисто интуитивно - либо после подготовки решения аппаратом руководителя, только "озвучивающего" подготовленное. В обоих случаях вмеша-тельство футуролога, предупреждающего о возможных нежелательных последствиях на-мечаемого и тем более уже принятого решения, воспринимается как покушение на авторитет руководителя или, по крайней мере, его аппарата. И отвергается с порога. В принципе про-блема легко решается подключением футуролога к процессу принятия решений на самой ранней стадии, когда ничей авторитет еще не задевается. Но на практике это во всем мире происходит сравнительно редко - преимущественно когда предстоит принять особенно сложное и рискованное решение.
Так обстоят дела даже в рыночных механизмах демократических режимов. Что же говорить об авторитарных и тем более тоталитарных режимах? Мы уже упоминали о том, что прогнозирование и тоталитаризм в принципе несовместимы, и речь по сути идет здесь только о более или менее удачной мимикрии - имитации и профанации прогнозирования.
Авторитарный режим (а он полностью сохраняется не только в России, но и во всех остальных странах так называемого"Содружества независимых государств"из бывших союзных республик СССР) открывает, по сравнению с тоталитаризмом, некоторые практические возможности развертывания действительного, не фиктивного прогнозирования. Но эти возможности нигде не используются в силу ряда психологических особенностей авторитарного руководителя.
Во-первых, такой руководитель, как правило, не обладает высоким уровнем полити-ческой и всякой иной культуры (люди высокой культуры при авторитарном режиме обычно не лезут в политику или, во всяком случае, почти никогда не пробиваются к высоким должностям). Поэтому он всегда заранее уверен в правильности интуитивно принятого им или подготовлен-ного его аппаратом решения. Таким людям вообще чужда рефлексия по поводу задуманного и сделанного - тем более, прогностическая.
Во-вторых, такой руководитель опасается, что любая проблемная информация, особенно прогностическая, может выставить его в неблагоприятном свете перед лицом начальства, соперников и врагов. Поэтому она изначально отвергается.
Наконец, в-третьих, когда общий прогнозный фон заведомо неблагопиятен (а в России сегодня любой радужный прогноз с порога воспринимается только иронически), обращение к такого рода информации чревато опасностью дальнейшей деморализации руководителя и его подчиненных. Поэтому обращения к будущему - особенно к отдаленному будущему - вообще стараются избегать.
Однако в массовом сознании людей неистребимо желание "заглянуть в будущее", пред-угадать, кто победит на выборах, каков будет курс доллара, что могут предпринять в следую-щий раз террористы и т.п. Поэтому в России 90-х гг., как грибы после дождя, расплодились десятки "центров анализа и прогноза", которые зарабатывают деньги попытками такого предугадывания - почти всегда, как в рулетке, неудачного. Их не останавливает провал таких попыток в 60-80-х годах: ведь никто из футурологов в СССР и в мире так и не смог предугадать распад СССР и развал "мировой системы социализма", хотя теорий антисоветской политики типа писаний Бжезинского более чем хватало. А то, что технологические прогнозы выявляли назревание в "социалистическом лагере" острой проблемной ситуации, быстро перерастающей в критическую и далее в катастрофическую - это никого не интересовало и воспринималось в лучшем для футурологов случае (в том числе лично для автора этих строк) лишь как нечто вроде "легального", не диссидентского антимарксизма. Равно как не интересовали и норма-тивные прогнозы возможностей нормализации постылой всем проблемной ситуации.
Что ж? Ведь массового мирового читателя, телезрителя, радиослушателя попрежнему не интересуют поисковые прогнозы перерастания современной глобальной проблемной ситуации в критическую и катастрофическую на протяжении 1-й половины - может быть, даже 1-й четверти ХХ1 века. Равно как не интересуют нормативные прогнозы эвентуального пере-хода к альтернативной цивилизации, способной справиться с глобальными проблемами современности: слишком уж это абстрактно.
Конечно, прогноз-предугадание, скажем, даты начала новой мировой войны с после-дующим крушением евро-американо-центристской цивилизации по образу древнеримской мог бы на какое-то время взбудоражить мировое общественное мнение. Но ведь это же шарла-танство! (Не война, конечно, - она постепенно назревает и исход её почти предопределен - а попытка предугадать дату её начала). И тем не менее, на переднем плане исследований будущего в современной России,как и во всем мире,были и остаются попытки предугадывания Конечно, кое-где в России по инерции разрабатываются все еще и никого больше не интересующие технологические прогнозы. Теперь уже не в сотнях, но все равно в нескольких - может быть, даже нескольких десятках разрозненных прогностических центрах, никак не связанных друг с другом и не имеющих никакого выхода ни на общероссийскую, ни тем более на мировую аудиторию.
В порядке иллюстрации опять-таки сошлемся на хорошо знакомый по личному опыту пример сектора социального прогнозирования Института социологии РАН.
В 1991-95 гг. сектор выполнил 7-й исследовательский проект : "Перспективы транс-формации России: экспертный сценарно-прогностический мониторинг". Это - ежегодный опрос достаточно большой (60 человек) группы первоклассных экспертов - равные подгруппы эконо-мистов, социологов, политологов, представителей других научных дисциплин - и построение на этой базе серии прогнозых сценариев дальнейшей трансформации России. Итоговая моно-графия под тем же названием вышла в издательстве Московского университета в 1998 г. (Ме-тодологическая часть вышла на итальянском языке в издательстве Istituto di Sociologia Inter-nationale, Gorizia, Italia годом раньше). Ей предшествовало публицистическое изложение той же проблематики в книге "Россия накануне ХХ1 века: от колосса к коллапсу и обратно" (1997).
Но ограниченный тираж всех трех книг и полный развал книжно-журнально-газетного рынка в России привели к тому, что и эти прогнозные разработки остались попрежнему неизвестны большинству российских специалистов, не говоря уже о зарубежных коллегах и более широкой читательской аудитории.
В 1996-2000 гг. по методике того же мониторинга был выполнен 8-й исследовательский проект "Прогноз ожидаемых и желаемых изменений в системе народного образования России". В научной периодике опубликовано несколько промежуточных отчетов. Готовится итоговая монография. Но нет никакого сомнения, что её ждет судьба предыдущей. Во всяком случае, нет сомнения, что она никоим образом не будет использована органами управления народным образованием России, у которых сегодня одна забота: никаких изменений - лишь бы не до-пустить дальнейшего ухудшения и без того плохого состояния российской школы. При такой ситуации, этот проект не представляет никакого интереса ни для Российской академии наук, ни для Российской академии образования - несмотря на то, что разрабатывается в недрах первой, а его руководитель является, в качестве академика-секретаря, членом Бюро прези-диума второй.
Параллельно в 1993-97 гг., уже в рамках Отделения образования и культуры Россий-ской академии образования был выполнен исследовательский проект "Перспективы развития культуры в проблематике социального прогнозирования" (итоговая монография под тем же названием вышла в издательстве Петербургского гуманитарного университета профсоюзов в 1997 г.). По ходу проекта разработаны поисковые и нормативные прогнозы ожидаемых и желаемых изменений по всем основным двенадцати типам учреждений культуры: книжное, журнальное, газетное дело, ТВ и радио, кинематограф и театр, клуб и музей, парк культуры, учреждения физической культуры и спорта. Понятно, судьба этих разработок полностью тождественна предыдущим.
Наверное, примеры подобного рода нетрудно умножить. Но они при сложившемся положении вещей остаются просто неизвестными за рамками того или иного научного кол-лектива. Повторяем, до самого недавнего времени не было ни печатного органа, ни какого-либо периодического обмена опытом, чтобы сделать прогнозы достоянием гласности.
Надо сказать, что российские прогнозисты предпринимали и продолжают предприни-мать попытки попытки выйти из ситуации затянувшегося информационного паралича.
C конца 80-х гг., когда еще только начала разваливаться советская цензурно- репрес-сивная система, стали стихийно возникать, как и в 60-х, а затем и в 70-х годах, общественные научные организации: "Ассоциация содействия Всемирной федерации исследований буду-щего" (президент - И. Бестужев-Лада), Ассоциация "Прогнозы и циклы" (президент - Ю.Яковец), Ассоциация финансовых аналитиков и прогнозистов (президент - Ю. Сидельников) и др. В 1997 г. эти организации, совместно с "Фондом Н.Д.Кондратьева", исследовательскими цент-рами "Прикладная прогностика", "Стратегия", "Центр общечеловеческих ценностей" и др. образовали общественную Академию прогнозирования (исследований будущего) : Russian Futures Studies Academy - Akademia prognozirovania в составе нескольких отраслевых и региональных отделений (президент - И.Бестужев-Лада). Академия приступила к реализации нескольких исследовательских проектов, начала выпускать "Бюллетень", "Вестник", "Ежегод-ник", но вскоре выяснилось, что без развития рынка прогнозов в российском и международном масштабе (включая государственные заказы) эта работа обречена на неизбежное затухание. Поэтому в 1999 г. Академия вошла органической составной частью в Международную ака-демию исследований будущего: International Future Research Academy как конфедерацию нескольких десятков национальных академий того же профиля или других прогностических центров с единственной целью: создать цивилизованный рынок прогнозов в национальных и интернациональных масштабах (генеральный секретарь Организационного комитета этой академии - А.Гаспарини, Италия).
Первый совместный исследовательский проект Академии: "Италия и Россия 2001-10: проблемы и решения" имеет в виду именно вышеназванную цель. К нему подключаются еще несколько стран. Он рассчитан на полгода: с января по июнь 2000 г. (включительно). Пред-полагается разработать поисковые и нормативные прогнозы по следующим аспектам обеих стран:
Окружающая среда: минимизация "зон экологического бедствия".
Население: преодоление тенденций депопуляции, вырождения того и другого народа.
Экономика, финансы и занятость в условиях комплексной компьютеризации.
Перспективы превращения туризма в ведущую отрасль экономики обеих стран.
Образование и культура в условиях триумфального шествия антикультуры.
Физиология и психология человека в начавшемся процессе киборгизации личности.
Расселение: как быть с кризисом крупных городов и деградацией сельской местности.
Перспективы компьютеризации транспорта и связи.
Безопасность государства: стихийные бедствия, преступность и терроризм, военная угроза.
Геополитические прогнозы: страна и мир.
Конечно, на российском книжном рынке всегда много книг о будущем России и мира. А в 2000 г., на фоне юбилейной истерии, их будет еще больше. В них часто встречается слово "прогноз", но на деле это все те же "размышления о будущем", что и сто лет назад. Здесь даже речи нет к каком-либо исследовании, и почти все авторы, за редким исключением, даже не подозревают о существовании технологического прогнозирования.
Возможно, читателю напомнит об этом только "Антология классической прогностики 2-й половины ХХ века", которая уже подготовлена к печати и включает в себя ключевые главы из основных произведений Р.Юнгка, Д.Белла, Б. де Жувенеля, Г.Кана, А.Тоффлера, авторов первых докладов Римскому клубу и других классиков современной футурологии, перемежаемые сводками конкретных прогнозов на ХХ1 век практически по всем основным аспектам будущего Земли и человечества.
Остается сказать несколько слов о подготовке будущих футурологов - об отношении к прогнозированию сегодняшней студенческой молодежи.
В принципе отношение это было и остается таким же, как и у всего населения: любо-пытство, быстро переходящее в безразличие. Любопытство, потому что всегда интересно узнать что-либо "о будущем". Безразличие, потому что изучение будущего, как и прошлого, не дает никаких практических результатов для настоящего, ибо не востребуется обществом.
Кроме того, сказывается презентизм обыденного сознания: уподобление будущего прошлому и настоящему и стало быть не требующего к себе особого внимания. Сказывается и дискредита-ция прогнозов, ориентированных на предугадывание, поскольку почти все они оказываются несостоятельными. А в последние десять лет к этому добавляется деморализация населения вообще и молодежи в особенности, ибо перспективы и безо всяких прогнозов открываются самые мрачные.
Вот почему попытки наладить преподавание прогностики как специального учебного предмета в университете с конца 60-х гг. и по сию пору неизменно терпели неудачу. Иногда в том или ином университете удавалось на какое-то время создать даже кафедру прогнозиро-вания (такие кафедры имелись в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Киеве, Свердловске, Алма-Ате), но её раньше или позже приходилось закрывать, так как оказывалась неразрешимой проблема специализации студентов: известно, что исследование будущего междисциплинарно по своему характеру, а советская наука и университеты до сих пор построены по строго дисциплинарному принципу. Некоторые энтузиасты ухитрялись годами читать лекционные курсы и вести семинары по прогнозированию на разных факультетах разных университетов (в Московском университете, например, такой курс ежегодно читается и семинар ведется с 1969 г. по настоящее время), но это всегда было только для желающих. При этом в качестве учебных пособий использовались "Рабочая книга по прогнозированию"(1982) и два-три учебника 70-х годов.
Примерно такое же положение сложилось с диссертациями на соискание ученой степени кандидата или доктора наук. В библиотеках есть несколько сот рефератов диссертаций 1967-99 гг. по прогнозированию. Но, как и во всей литературе, вы тщетно будете искать здесь хотя бы один конкретный прогноз. Уже сам выход на защиту по тематике прогно-зирования - отчаянно смелый шаг, связанный с повышенным риском не получить нужного большинства голосов членов ученого совета (примерно каждая десятая докторская диссер-тация по данной тематике была провалена догматиками). А уж попытаться дать прогноз - значит, заведомо идти на скандал и провал. Во имя чего? Из почти полутора сотен моих официальных и неофициальных диссертантов лишь двое продолжают заниматься прогнозиро-ванием, да и то лишь в качестве университетских преподавателей. Остальные нашли себе более выгодные занятия, востребованные государством и обществом.
Это печальное положение начало понемногу исправляться лишь с середины 90-х гг., когда стали почти ежегодно проводиться "Летие школы молодых футурологов", с охватом нескольких десятков студентов, аспирантов и младших научных сотрудников каждая. С 1997 г. в новообразованной Академии прогнозирования учреждена молодежная секция стажеров, правда, работающая пока лишь в Северо-Западном отделении Академии (С.-Петербург). Cледует ожидать, что в рамках данной секции практика проведения летних и зимних школ молодых футурологов станет более систематичной.
На большее в обозримом будущем вряд ли можно рассчитывать.
Бестужев-Лада И.В. - профессор РОУ
Док. 286527 Опублик.: 21.03.07 Число обращений: 552
