Россия 1917-го года. "Взвихренной Русью" назовет ее позже русский философ и писатель А.М. Ремизов.
Как оценивать роль и место событий 1917-го сегодня? О чем и как рассказывать учителю про этот период отечественной истории? Как сделать так, чтобы его ученики поняли суть того непростого излома истории России, что случился в том, 1917 году? Об этом - сегодняшний разговор главного редактора "Практического журнала для учителя и администрации школы" академика АПСН С.А. Котова с известным российским историком, доктором исторических наук, лауреатом Государственной премии РФ профессором А.П. Ненароковым.
- Альберт Павлович, еще в начале 70-х годов XIX века Федор Михайлович Достоевский предостерегал от пришествия в круг общественной мысли и общественной жизни России людей, которых он назвал "бесами" и посвятил им один из своих романов - с одноименным названием.
Как Вы полагаете, Достоевский действительно гениально предвосхитил появление в России "бесов" - большевиков в 1917 году? Или этот популярный сегодня образ большевизма как бесовщины - слишком сильная смысловая натяжка, сравнение это некорректно и крайне "литературно"? Это - первое.
И второе. Вот уже почти 90 лет прошло с тех событий, а школьный учитель так и не представляет себе отчетливо: как же объяснять своим ученикам то, что произошло в России в 1917 году?
- Тяжелые вопросы. Что касается 1917-го года, то никакая революция не может произойти только потому, что в стране завелась пара бесов. Следует хорошо понимать, что Февральская революция произошла потому, что над Россией витало ощущение огромного кризиса, вызванного первой мировой войной. Именно тогда и возник в российском обществе лозунг "Так жить нельзя" (использованный много позже Говорухиным для названия его знаменитого фильма), и возникло ощущение, что после такой кровавой бойни, на которую все уже насмотрелись, нужно жить по-другому, кардинально меняя основы жизни. Эта идея была разлита не только в российском обществе, но и в европейском... Нужно было что-то менять в политической жизни России: стране требовалась демократизация, это был основной мотив событий февраля. Неповоротливость и косность государственных механизмов самодержавия требовала замены на более гибкие формы организации государственного управления. И эту потребность ощущали очень широкие круги общества, так что применительно к событиям февраля понятие "бесовщины" никак не подходит.
После февраля 17-го года основное внимание и Временного правительства, и политических партий уделялось самой злободневной проблеме: как проводить выборы в государстве? Тогдашние государственные лидеры понимали, что стоит пару раз провести выборы в стране, и ситуация, политические предпочтения населения необратимо изменятся в пользу демократических преобразований. Первые выборы состоялись летом - городские, муниципальные. К осени были разработаны и принципы выборов в Учредительное собрание по партийным спискам. Идея Учредительного собрания тоже имела широкую поддержку в обществе: вплоть до его разгона большевиками этот орган воспринимался как настоящая форма демократии и народного волеизъявления...
Несмотря на это, и сегодня рассказ школьного учителя в классе о событиях 1917-го года осложнен тем багажом знаний, который у него есть. Во-первых, как правило, ограничен круг представлений о действующих лицах этих событий. И второе: рассказ по-прежнему идет по этапам политических кризисов. На первое место опять выходит нацеленность Ленина на захват власти, к этому прибавляется еще и красочный рассказ о немецких деньгах, которые свернули Россию с демократического пути.
На самом деле, если говорить о периоде от февраля к октябрю, то говорить надо не о политических кризисах (политические кризисы - это просто показатель, симптом, иллюстратор ситуации, в которой находилась страна), а говорить следует о попытках развития демократических принципов и развитии демократического общества в России. Главным на этом пути было единение так называемых "живых сил революции" (это формула Ираклия Георгиевича Церетели, который был пропагандистом этой самой идеи). Но для того, чтобы говорить об этом, надо знать, кто такой Церетели, какова была его позиция. Надо хорошо знать его биографию, потому, что до сих пор у большинства учителей нет представления о том, что это был крупный деятель российского масштаба, пользовавшийся большим авторитетом в демократических кругах. Как правило, говорят (если вообще о нем говорят), что был-де такой "колеблющийся" социал-демократ, то есть повторяют ленинские характеристики Церетели. Но, во-первых, не такой уж он был и "колеблющийся", и, во-вторых, это была фигура весьма яркая и без него трудно дать характеристики тех процессов, которые происходили в России в это время.
Если же браться за ниточку идеи Достоевского о "бесовщине", то, опять-таки, очень интересно замечание Церетели, сделанное им в июне 1917 года. Именно он прямо и очень прозорливо говорит о том, что "бесовщина" или контрреволюция может прийти слева. И он выступает с идеей разоружения большевиков еще до июльских событий. Не после, а до! Когда этот вопрос обсуждался в Петросовете, то Мартов сверху бросил в адрес Церетели реплику: "Версалец!". А поскольку в зале акустика была плохая, всем послышалось "мерзавец", и люди замерли от удивления, что крикнул Мартов в адрес уважаемого человека.
- О том, что среди российских политиков в 1917-м году были вменяемые люди, чувствовавшие этот "запах серы" в российском обществе, близость этой "бесовщины", до сих пор и в школьном, и в вузовском курсе отечественной истории рассказывается из рук вон плохо.
- Не вырвавшись из определенного круга лиц, которые являются в рамках долголетней традиции главными персонажами на политической арене в 1917 году, мы уходим от раскрытия роли и значимости в событиях 1917 года тех, кто несправедливо малоизвестен. Думаю, что такая ситуация будет продолжаться еще достаточно долго, потому что исправить ее можно только изменив систему подготовки учителей. Должно измениться и содержание учебных курсов, и система вузовских учебников. Политическая история России 1917 года на самом деле была много богаче и ярче, чем мы привыкли видеть ее в ленинской трактовке и большевистской историографической традиции. Поэтому и в содержании исторических курсов нужны совершенно иные акценты, которые бы дали понять и студентам-историкам, и их будущим ученикам, что в той же российской социал-демократии было не только революционное крыло. Было и так называемое реформистское, которое вообще остается вне поля зрения учителя, а значит - и учащихся. Но до сего дня сохраняется (в том числе и в вузовских и в школьных учебниках) скрытая верность старым, не всегда объективным схемам, от чего правильности понимания событий 17-го года не прибавляется.
- А поскольку сегодня это происходит на фоне радикально-либеральной риторики, то вконец запутывает не только простого обывателя, но и учителя-историка...
- Кроме того, существует и активное сопротивление тому, чтобы у нас сложилось правильное понимание истинных взглядов социал-демократов (не только большевиков, а и других представителей социал-демократии), их оценки политической ситуации в России в 1917 году и видения ими исторических перспектив развития государства.
- Вроде как все социал-демократы плохие вместе с большевиками.
- Ну да, плохие все. Так с водой выплескивают и ребенка, мало задумываясь о существе дела. Вот Вам пример. До сих пор в энциклопедиях об Эдуарде Бернштейне, виднейшем деятеле германской социал-демократии и 2-го Интернационала, душеприказчике Энгельса, пишут ревизионист. Почему ревизионист? Он реформист - это да, но это совсем другое, чем ревизионист. Если бы он был таким страшным антимарксистом, как его рисуют, так зачем же Энгельсу было делать его душеприказчиком? Попытки ряда представителей социал-демократии бороться против догматических представлений, их попытки понять то, что Маркс анализировал капитализм на самой ранней стадии его развития, - позволяют нам разобраться в том, что же такое были и этот реформистский путь, и что же такое - революционный путь, эта самая "бесовщина".
Церетели, опять-таки, очень точно говорил о том, что попытки проводить революционные преобразования, якобы социалистического типа, насильственным путем аморальны. И этот аморализм, говорил Церетели, обязательно скажется на отношении к социализму вообще. Это очень важная вещь, потому что в итоге именно это мы и имеем сегодня! Кстати, об этом писал и известный социал-демократ, меньшевик Александр Николаевич Потресов, его книжка называется "В плену у иллюзии (Мой спор с официальным меньшевизмом)". Это крыло социал-демократии понимало, что если не меняется природа человека, то не нужно ее насиловать. Прежде всего, не нужно насилия в области экономических преобразований.
...В 20-е годы в мире впервые заговорили о тоталитарных режимах ХХ века, - а уже был тоталитарный режим в советской России, уже были Хорти в Венгрии и Муссолини в Италии. Известный социал-демократ Павел Аксельрод говорил о том, что в основе всего у этих режимов лежит насилие, попытки делать ставку на все низменное, то, что Потресов называл "классовым инстинктом". Заметим, не классовыми задачами, не классовыми представлениями, а именно "классовым инстинктом"! Аксельрод говорил о том, что все эти режимы вроде как попали в одну яму, но когда из нее будет выбираться Россия, ей будет в десять раз труднее. Труднее потому, что ни Хорти, ни Муссолини не тронули экономики, а в России была предпринята попытка изменить всё-всё. Изменить против природы человека, а это, - как правило, и независимо от воли тех, кто это делает, независимо от целей, которые они при этом провозглашают, - оборачивается "бесовщиной".
- Слушая Вас, я еще раз убеждаюсь в том, сколь актуальна проблема изменения содержания подготовки учителя-историка сегодня. Да и с учебниками для школы дело обстоит до сих пор неважно. В начале 90-х годов многие авторы новых, так называемых вариативных, учебников с энтузиазмом "выковыривали" из сознания школьника старые схемы и трактовки событий 1917 года. Но вместо них появились "людоедские" либеральные оценки русской истории, по которым выходит, что народ русский получил то, что заслужил, и никакой альтернативы большевистскому перевороту в природе не было...
Вы - один из авторов нового, и хорошего, учебника "История России. ХХ век" для 9-го класса средней школы . Когда Вы с Вашими коллегами работали над этим учебником, ставили ли вы перед собой задачу найти новые объяснения событиям отечественной истории, или, откровенно говоря, не рискнули ломать привычные схемы, дабы не поставить многих учителей в тупик...
- Учебник этот, как Вы уже сказали, для девятиклассников. Естественно, что отбор материала для него и выстраивание содержания курса во многом, и это понятно, были ограничены возрастными особенностями адресата.
Поработать с отбором учебного материала нам, действительно, пришлось немало. Прежде всего, мы постарались не "вывалить" на ученика все то, до чего мы сами додумались или что стало результатом последних исследований наших коллег. И, вместе с тем, мы старались дать новую схему, достаточно сбалансированную, где бы присутствовало все то новое, что мы хотели сказать. Хочу заметить, что немаловажным для нас был и еще один вопрос: вопрос языка учебника. При всем при том, девятиклассники - это еще дети, и учебник был просто обязан быть "читабельным". Думаю (а я сам немало преподавал и в средней школе, и в вузе), что учебник очень хорошо построен и методически. Там есть целый ряд находок, которые действительно дают возможность несколько полнее и по-новому представить изучаемое время. Во-первых, это достигается отбором содержания изложенного материала, а, во-вторых, появлением значительного иллюстративного ряда, который оставляет за учителем право рассказывать о тех или других людях. И эти персонажи - не случайны, именно они, по нашему мнению, являются знаковыми фигурами того или иного исторического процесса или сюжета. Так, например, выстроен материал по истории культуры: фотографии, небольшие исторические справки. Деятелей культуры представлено много, выбор обширен, и за учителем оставлено право рассказывать о тех из этих людей, жизнь и творчество которых ему хорошо знакомо. Впрочем, каждый педагог-историк может ознакомиться с методическим наполнением, изучив структуру учебника.
Но особо я хочу отметить, что перед тем, как вышел этот учебник, большинство из его авторов приняло участие в написании другого, экспериментального учебника, который называется "История советского общества" . Этот учебник, не скрою, писался нами без оглядки на ученика, - он писался в основном для учителя. И в нем был поставлен ряд очень интересных и важных проблем, связанных прежде всего с трактовкой тех или иных события и процессов отечественной истории. Нам хотелось дать учителю некие интеллектуальные, содержательные ориентиры, позволяющие исключить крайние полемичные позиции и выстроить определенную логику развития исторического процесса в советскую эпоху. Без этого стержня, и это понятно любому учителю, построить вразумительный курс истории, даже школьный, предельно сложно.
Наш экспериментальный учебник разошелся моментально, это свидетельствовало о том, что учителя ждали нечто подобное, без чего на руинах прежних методологических и фактологических знаний работать в 90-е годы было непросто.
У экспериментального учебника были критики, вешавшие на него ярлыки "большевистский", "марксистский" и что-то еще маловразумительное. Вероятно за то, что он не был насквозь либеральным, а это в 90-е годы каралось чуть ли не преданием анафеме... Но скажу Вам искренне - этот учебник был для нас самих необходимым этапом понимания того, как следует выстраивать школьный курс истории. Нам нужно было понять те узловые моменты, которые являются провальными в подготовке школьного учителя.
...Знаете, написать "либеральный" учебник (вместо нашего экспериментального, или второго - для 9-го класса) в традициях западной советологической историографии было бы не трудно. В 90-е годы за это тебя обеспечили бы и тиражами (с солидным гонораром и большими потиражными), и какими-нибудь грантами от западных "меценатов" - советологов, да мало ли еще чего можно было бы по ходу дела подобрать вокруг лежащего. Не хочу называть имен, но авторы некоторых учебников по этому пути и пошли, надолго внеся сумятицу в головы школьных учителей.
Мы-то избрали более сложный путь - вместо вульгарного упрощения и опошления нашей истории постараться по мере сил и возможностей (буквально выдирая из себя остатки тех концепций и подходов, которые мешают), представить объективную картину отечественной истории ХХ века. Оценку того, как нам это удалось, надеюсь, дадут учителя российских школ.
- Не могу не задать Вам один очень важный вопрос, предмет которого до сих пор является причиной непрекращающейся полемики как в научной среде, так и в "желтой" прессе - таков разброс желающих по нему высказаться. Я имею в виду тему о месте, роли и значении Ленина в русской истории. Как Вы полагаете, справедлива ли точка зрения, что он был главным "бесом" русской истории ХХ века?
- Дело все в том, что все они, социалисты-революционеры, мыслили тогда в категориях Великой французской революции и - не выходя за них. Отсюда - их отношение к террору. Даже такой противник смертной казни и массовых репрессий, как Мартов, и тот допускал возможность насилия и террора для того, чтобы провести в жизнь задачи революционных преобразований. Что же касается Ленина, то он отличался поразительной уверенностью (самоуверенностью, если угодно) в абсолютной точности предлагаемых им решений. Даже если эти решения были короткого временного характера. Но каждый раз он отстаивал их в полной уверенности в истинности предлагаемого...
- Даже самого кровавого. Недюжинный актерский талант?
- Это было бы самое легкое объяснение такому поведению. А я хочу обратить внимание на следующее: большевики говорили, что они хотят осчастливить людей! Они говорили о том, что хотят построить новое общество. Но, заметьте, они все прямо говорили о том, что это рассчитано на будущие поколения!
- Вы - терпите, зато будущие будут жить лучше.
- Да-да. Эта традиция сохранилась ведь вплоть до времен Хрущева... Живущее поколение в расчет не принималось, и террор и репрессии в отношении ныне живущих с точки зрения большевиков не значили ничего. Вот это-то и дает ключ к пониманию политики большевистского правительства в России по всему спектру жизни страны. От ломки экономики государства до такого состояния, что народ мрет от голода как подкошенный, до концлагерей, в которых "перевоспитывается" и умирает недостойное поколение, но ему никто и не обещал при жизни полного счастья. Все прекрасное - в будущем!
- Поразительно, но люди, которые пришли во власть в начале 90-х годов и клеймили почем зря большевиков, по сути, вели себя так же. Не так ли?
- Так оно и было. Новые либеральные вожди начали с того, что наплевали на то поколение, которое оказалось застигнутым тем валом преобразований, что были означены как "либеральный проект для России".
А вот теперь, уже обогащенные опытом "либеральной революции" 90-х годов, давайте вернемся к характеристике Ленина. Итак, он хотел "осчастливить" будущие поколения. Да, он не считал возможным на пути к будущему счастью обращать внимание на ту "мелочь", которая болтается под ногами. И дело не в том, что "лес рубят - щепки летят", дело не в этом. Дело - в отношении к человеку! Живущий рядом человек - ничто, если речь идет о светлом будущем! Вот что было их принципом. А в послеленинскую эпоху целые поколения уже были убеждены, что так и надо жить: "да ладно, что мы, зато дети будут счастливы!" И люди работали, старались для детей, а потом, когда дело доходило до детей, старшие не понимали, почему дети не хотят так работать для будущего!? Да потому, что эта нацеленность на счастье для будущих поколений, и уверенность в том, что ты знаешь, куда ты идешь - к светлой жизни...
- И так - будет!
- И так будет... Увы, энтузиазм кончается если не на втором, то на третьем поколении, у которых уже нет этого запала, нет этой уверенности, что "правильной дорогой идем, товарищи!". А по этой дороге ой, сколько жизней загублено, сколько разбито несбывшихся надежд, сколько нарушено моральных и нравственных заповедей!.. В этом провидчески и видели аморализм те же Церетели, Потресов и ряд других социалистов-реформаторов в 1917-м году. Они-то понимали, что вокруг - живые люди! Чем кончилась попытка Церетели (открыто считавшего себя учеником Аксельрода и Бернштейна!) сформулировать - что такое социализм? В 1946 году Церетели сказал: "Социализм - это защита прав человека". И если у Бернштейна это: "движение - все, конечная цель - ничто", то в церетелиевской формуле 1946-го года - абсолютно точно задается содержание.
То есть "движение" - это и есть защита прав человека, а значит, - не нужен "переходный период", не нужно "построение нового общества", нужно жить сегодняшним днем! По-человечески, защищая человека. Вот и вся разница между "революционной бесовщиной" и социальным реформизмом. "Бесовский" эксперимент добром не кончается, но его в истории все повторяют и повторяют. Так было в 1917-м, так случилось и в начале 90-х годов века ушедшего.
- Проводя эту параллель, Вы утверждаете, что эти эпохи похожи друг на друга?
- Бесспорно. Они похожи, прежде всего, отношением к тем людям, которые становились материалом преобразований, и таким безоглядным пренебрежением к тем людям, как будто они еще и виновны в том, что происходило. Не было того, что врачи называют "реабилитацией", а для целого поколения нужно было время, чтобы привыкнуть к переменам...
- Какие рекомендации Вы бы дали учителю для того, чтобы он поточнее сформулировал для себя и своих учеников, в чем же кроются итоги осмысления событий 1917-го года?
- Мой опыт работы и в школе, и в вузе, опыт моего общения с коллегами-педагогами говорит об одном: учителя очень точно интуитивно выходят на то, чтобы показать, как в самых неимоверных условиях и обстоятельствах торжествовала личность человеческая. Они могут сужать тему, могут расширять ее. Но каждый раз, если учитель настоящий, в центре его внимания - рассказ о том, как люди оставались людьми. В смуте ли, в революции ли...
Я знаю, что в школе очень часто не литераторы, а именно историки, говоря о событиях переломных, стараются строить свой рассказ, опираясь на литературные произведения, относящиеся к тому периоду. Что касается 1917-го года, например, - на произведения Пришвина. Я не думаю, что нужен какой-то свод жестких рекомендаций учителю. Каждый раз он сам найдет верное решение. Пусть это будет маленький пример, связанный с событиями у них в городе или селе. Учитель должен дать школьникам классический минимум знания, но знание это должно быть озарено светом уважения к человеку, народу, стране.
Пусть, как говорил поэт, "вчерашние звезды погасли", но сегодня должны загореться новые, и это должно служить и для учителя, и для его учеников надеждой, что жизнь продолжается, а любой "бесовщине" рано или поздно приходит конец. Так устроен мир, и это всем нам дает надежду.
Опубл.: "Практический журнал для учителя и администрации школы", No 10, 2006.
Док. 281747
Опублик.: 07.03.07
Число обращений: 791
Котов Сергей Андреевич
|
