Будь справедлив, и будешь счастлив, говорил Жан-Жак Руссо. Вот только проблема в том, что справедливость каждый понимает по-своему. Может, потому и недостижимо полное счастье, как бы настойчиво мы к нему не стремились. На прошлой неделе во имя справедливости российские законодатели приняли два важных закона. Об этом - беседа Виталия Ушканова с председателем Комитета по безопасности Госдумы Владимиром Васильевым.
- Обе палаты весьма оперативно одобрили поправки в антитеррористическое законодательство. В чем их суть?
Васильев: Вопрос гораздо шире. В эту сессию нам удалось принять закон о противодействии терроризму, мы ратифицировали международную конвенцию, во исполнение закона был издан указ президента, который выстроил, наконец, вертикаль ответственности за противодействие терроризму и борьбу с ним. Когда мы прошли этот путь, возникла необходимость изменения действующего законодательства, потому что новые законы перестали умещаться в старые нормы.
Я бы хотел обратить внимание на то, что нам удалось загнать на место террористическую опасность в России. Уже не первый год она демонстрирует динамику к снижению. Это не должно никого успокаивать, но объективности ради надо сказать, что мы идем в верном направлении.
Но на международном поле нас как будто поджидал международный террор. Последние события доказали, что мы с ратификацией запаздываем. Когда в Ираке казнили наших дипломатов, мы увидели, что в международном правовом поле у нас еще есть пробелы.
Не зря этот законопроект поддержали все основные партии. Каждый должен быть защищен, в том числе и за рубежом. Надеюсь, что закон будет способствовать более эффективной борьбе с террором в рамках своей Конституции и международного права.
- Вы говорили о том, что ответ должен быть адекватным. Но есть и старый принцип: зуб за зуб, око за око. К нему мы возвращаемся?..
Васильев: Я бы не согласился. Хотя многие на это так и смотрят. Есть одна особенность. Дело в том, что здесь с одной стороны выступает государство. И когда государству наносится непоправимый вред, оно должно реагировать. Когда это делает другое государство, все действия прописаны (в уставе ООН, международном праве). Но когда это делает организация, никем не признанная или находящаяся в списке террористических, действия должны быть не только адекватными, но и правомерными. Казалось бы, можно было всего этого не писать, есть практика. Но мы исходим из того, что впереди идет право. Мы готовим правовое поле, и я убежден, что добьемся качественного изменения в вопросах безопасности. Я рад, что мы приступили к очень тонкой, очень важной, но очень нужной работе за рубежом.
- Поправки, о которых мы говорим, дают правовую возможность вводить российские войска в конфликтные зоны за пределами страны? Или их нельзя трактовать так широко?
Васильев: Мы можем вводить войска за пределы своих границ. У нас есть договоры с рядом государств, когда мы можем вводить войска, есть миротворческие операции. Все это может быть, но по согласованию со странами пребывания.
- Еще одна тема, о которой хотелось бы поговорить: в Россию возвращается институт конфискации имущества. По каким статьям, по каким преступлениям эту конфискацию будут применять?
Васильев: Не так давно мы исключали институт конфискации из Уголовного кодекса. И вот теперь возвращаем его. Поскольку сегодня доминирует тема противодействия терроризму, изначально именно она подвигла нас к этому. Многие коллеги спрашивали: "А что делать с коррупционными преступлениями"? Терроризм и коррупция связаны напрямую. А наркопреступность, которая, как известно, питает терроризм? Есть еще и преступные сообщества, которые сотрудничают с террористами. Список в итоге расширился, в перечень попали несколько десятков статей.
Уже сейчас никто в обществе не может сказать, что можно обойтись без конфискации. Люди очень хорошо понимают, насколько коррумпирована жизнь. А в коррумпированной системе общества и государства самый сильный удар - это конфискация. Если у коррупционера, у теневика изъять деньги, в коррупционной системе он ничтожество, потому что коррупционная система работает только на деньгах. И сегодня, к сожалению, многие готовы за эти деньги пойти на все тяжкие. Вот когда мы ставим вопрос об изъятии денег полностью, это очень эффективно. Это многих остановит.
- Но специалисты утверждают, то только 4-7 процентов конфискованного имущества переходит в доход государства. Куда девается остальное, никто сказать не может. И в этой связи я хочу понять, кто будет заниматься конфискацией и последующей реализацией имущества?
Васильев: Конфискация вводится не для того, чтобы пополнить закрома государства, как это было в советское время. У нас сегодня много собственников, и конфискация призвана вернуть собственнику то, что он утратил в результате преступных действий третьей стороны.
11.07.06 10:30 Радио России
Док. 279925 Опублик.: 01.03.07 Число обращений: 409
