Время от времени, после очередных "неожиданных" событий в России, эксперты и политики в Европе и Соединенных Штатах ставят под сомнение адекватность своих представлений об этой загадочной стране. Но потом опять или происходит очередной саммит на высшем уровне, или президент В. Путин выступает с заверениями мировой общественности в своей приверженности демократическим идеалам, или просто на протяжении ряда месяцев на территории между восточной границей Европейского Союза и северными рубежами Китая не случается терактов, возмутительных нару-шений прав граждан и громких судебных дел - и тревожные мысли отступают прочь.
Но что же все-таки происходит в современной России - богатейшей стране с нищ-им населением, недавней сверхдержаве с постепенно возрождающимися амбиция-ми, в государстве, входящем в "большую восьмерку", но в экономическом и поли-тическом отношении не так много добавившем прежней "семерке"? Проглядывается ли тут за "укреплением вертикали власти" становление нового авторитаризма или же правительство стремится "затащить" свой народ в демократическое общество? Формируются ли основы ры-ночной экономики или возвращаются элементы обанкротившейся плановой систе-мы советского типа? Утверждается ли единое общенациональное государство или на-растают сепаратистские тенденции, грозящие распадом страны? Был бы рад ошибиться, но думаю все же, что ни на один из этих и подобных им воп-росов у большинства западных экспертов нет ясных и аргументированных ответов.
Между тем два с небольшим десятилетия тому назад Запад имел четкое и ясное мне-ние в отношении Советского Сою-за. В начале 90-х его позиция от-носительно новой, демократической России также была вполне понимаема. Почему же теперь в умах либо господствует неразбериха, либо доминируют идеологи-ческие штампы и крайне упрощенные стереотипы? На мой взгляд, причины этого кроются с "обеих сторон" разделительной линии: сегодня и Россия достаточно не-обычна, чтобы судить о ней с традиционной точки зрения, и Запад слишком погру-жен в частные политические вопросы, чтобы сохранять четкое глобальное видение. Попы-таюсь учесть в своем анализе оба этих обстоятельства.
1. Особенности СОВРЕМЕННОЙ России
История первого десятилетия российской "независимости" стала историей глубо-кого разочарования граждан в демократических институтах и практиках. Справед-ливости ради нужно заметить, что причиной этого разочарования стало не только несовершенство строившейся в стране демократической системы, но и завышенные ожидания населения, начавшие формироваться в годы горбачевской перестройки и усилившиеся с приходом к руководству страной "демократического" правительства, а также и жесточайший экономический кризис, поразивший страну в годы перехода к рынку. Система ценностей советского времени, включавшая в себя сопричастность человека обществу и стране, гласное признание заслуг перед ними, высокий авторитет хорошего образо-вания и научных знаний, была разрушена вместе со страной и идеологией, на которую ори-ентировалось прежнее общество. Главными ценностями были объявлены свобода (понимаемая прежде всего как свобода от государства) и материальное благосостояние (средства достижения которого практически не регламентировались). Утилитарные, сугубо материалистические мотивы оказались подавляюще мощными в обществе, которое в ус-ловиях демократизации резко открылось по отношению к миру, а по ходу дела умудрилось и раз-венчать все свои прежние достижения, и немедле-нно стали определять бытие практически всех социальных групп. Именно поэтому Россия середины 90-х годов, выглядевшая полем абсолютного беспредела, на самом деле была пусть и специфически, но весьма организованной страной; хотя российское общество и казалось исключительной поляризованным, по сути оно оставалось эгалитаристским. Примеры несправедливости, обмана и насилия были массовыми, но в самой их массовости можно было рассмотреть ответный характер многих насильственных действий, в ходе которых и формировался некий баланс сил и интересов. Хотя имущественное неравенство стало беспрецеде-нтным, практичес-ки ничто - ни богатство, ни социальный статус - не гарантировало безопасности, и все были в значительной мере равны в этой своей уязвимости.
Это и предопределило характер формирующейся "демократической" власти. В поиске путей к элементарной организованности она остановилась на простейшем из них - на регламентации доступа к материальным благам. Пожалуй, именно поэтому современное российское государство сформировалось не как инструмент обеспечения прав и свобод граждан, а как механизм дифференцированного их "допуска" к общественному достоянию - и вся история приватизации 90-х как нельзя лучше подтверждает этот вывод. Россия пришла к началу нового тысячелетия как предельно экономизированное общество, в котором были уничтожены практически все важные ценности, так или иначе разделяемые во времена советской власти, за исключением сугубо материалистических.
Могло ли такое общество адекватным образом соответствовать социальным реалиям начала XXI века? Безусловно, нет. Могло ли оно поступательно развиваться и через какое-то время стать более "нормальным"? Несомненно, да. Однако этому про-цессу мешала (и помешала) роль, которую стало играть государство - причем не отдельные его представители, а само оно как институт. Фактически самоустранившись от исполнения функций организации и контроля, государство не погибло, а превратилось в причудливым образом расчлененного и регионализованного субъекта "хозяй-ственной" деятельности, коммерциализировавшего свои услуги по поддержа-нию не только нормальной экономической деятельности, но и элементарного об-щественного порядка. Но если "беспредел" в коммерческой и вообще негосударс-твенной сфере все же воспринимался обществом как нечто доступное пониманию (российс-кие предприниматели в общем и целом знали, на что они шли, а остальная часть общества хорошо понимала при этом, почему она не следует их путем), то злоупотре-бления со стороны чиновников не получали никакого объяснения. Возникало не-разрешимое противоречие: с одной стороны, бюрократия объективно вовлекалась в бизнес наряду с "новыми русскими"; с другой, в отличие от отечественных нуворишей, демон-стративно купавшихся в роскоши, ее представителям приходилось под-держивать впечатление скромности и непредвзятости, своей отстраненности от нового "порядка". Эта тенденция откровенной лжи оказалась в результате гораздо более разрушительной для страны, чем все не-удачные реформы 90-х годов. Власть в стране не обрела "коррумпированного" ха-рактера в традиционном смысле этого слова; она стала бизнесом и, скажем даже больше, самым "теневым", даже "черным" бизнесом, масштабы которого были неясными, а структура непрозрачной. И по мере того, как наиболее трудные времена в жизни страны оставались позади, это противоречие оказы-валось все более острым. Постепенно бизнес становился все более прозрачным, предприниматели начинали декларировать и платить налоги; фирмы-"однодневки" и неконкурентоспосо-бные компании разорялись; в ходе слияний и поглощений формировались крупные концерны, и только одно оставалось неизменным - представители власти, обогащавшиеся в течение целого десятилетия, так и не могли по-настоящему легитимизировать свои состояния.
Я настаиваю: нерешенность именно этой проблемы убила российскую демокра-тию. История множество раз доказывала: богатое и успешное общество не может управляться бедными неудачниками. В России это доказательство стало наиболее явным. На протяжении второй половины 90-х два полюса материального богатст-ва - постепенно цивилизовывавшийся бизнес и остававшееся по сути за пределами "правового поля" государство - притягивали к себе соответственно тех, кто мог и готов был воспринимать современные подходы и управлению и предпринимате-ль-ству, и тех, кто умел нагло паразитировать на экономике и обществе, ничего при этом не создавая и оставаясь с результатами своего "труда" вне общественного внимания. Государственный аппарат стал фантастически неэффективным; эту неэффектив-ность, начиная с 1998-1999 гг., стали компенсировать его непомерным раздуванием. Сегодня практически все органы власти и контроля так или иначе дублиру-ют друг друга, а число чиновников - около 1,3 млн. человек - более чем вдвое превосходит российскую бюрократию советского времени. Невозможность легали-зации заработанных состояний вызывала как стремление обеспечить себе все бо-лее значительные привилегии, так вовлечение в бизнес доверенных лиц, родстве-нников и друзей. В результате к 2002-2003 гг. представители власти в России стали особым классом, который тотально вовлечен в бизнес либо напрямую, либо через своих доверенных лиц. Разумеется содержание этого класса крайне дорого обходилось и обходится обществу. Подчеркну еще раз: современная Россия - это не пораженная коррупцией страна; в ней нет и не может быть коррупции в классическом смысле сло-ва, ибо здесь осуществление властных функций организовано как бизнес.
Этот факт объясняет нарастание недемократических тенденций в жизни стра-ны. Поскольку формально обогащение бюрократии и выборных должностных лиц остается незаконным и даже преступным, любая подлинно демократическая смена власти грозит правящему классу не только сокращением или утратой источников обогащения, но также судебными процессами, обвинительными приговорами и во многих случаях - потерей накопленного. Допустить этого, разумеется, не может ни-кто, у кого есть чувство самосохранения, - а представители правящей элиты в этом отношении совершенно нормальны, и их не следует даже обвинять в том, что они до последнего будут бороться за свое благополучие.
Стремление власти расширить и укрепить свои полномочия и собственный статус по-родило три процесса, весьма характерных для современной России. Во-первых, не находя прозрачных источников внутренней легитимности, власть стала настойчиво искать внешний, который нащупывался ею еще в 1999-2000 гг., но окончательно "материализовался" (в виде международного терроризма) после 2001 г. Во-вторых, она развернула кампанию по своей реидеологизации, эле-ментами которой служат превознесение национальных (и националистичес-ких) ценностей, насаждение религиозного сознания, проповеди "государст-венности" и "патриотизма". В-третьих, после событий 2003-2004 г. власти инициировали строительство "вертикали" взаимного подчинения, практически сделали невозможной деятель-ность партий и свободных средств массовой информации и, таким образом, фактически воспроизвели все "достоинства" и недостатки центрального ап-парата в регионах - что стало, пожалуй, их самой серьезной ошибкой.
Удивляет не то, что российская власть предприняла все эт-и меры, - удивляет то, насколько она переоценила существующие для нее опасности. Оглядываясь назад, можно уверенно утверждать, что за исключением непродолжительных периодов апофеоза первой чеченской войны в 1995 г. и дефолта в 1998-1999 гг., российская власть в целом пользовалась достаточной поддержкой населения. "Оппозиционные" партии ничем ей не угрожали, так как их верхушка стремилась ско-рее к участию в системе, нежели к ее демонтажу. Мифическую "проблему" Чечни до 1996-1997 гг., т. е. пока сопротивление подпитывалось там стремлени-ем к независимости, а не лозунгами джихада, также можно было решить без особых издержек, предоставив ей автономию и даже независимость; мало кто из россиян впоследствии пожалел бы об утрате этого "ценного актива" и поставил бы властям в вину "пренебрежение территориальной целостностью государства". Если бы это было предпринято, в стране не понадобилось бы насаждать идеологию войны с террором, а сближение России с Германией и Францией в 2002-2003 гг. на вол-не понятного всем антиамериканизма могло перерасти в новый политический курс.
Однако власти - отчасти по причине их оторванности от народа, а отчасти, воз-можно, понимая масштаб собственных злоупотреблений, - решили не испытывать судьбу. Политика президента В. Путина, увенчавшего пирамиду власти в 2000 г. с большим кредитом доверия, оказалась по сути такой же превентивной, как и аме-риканская война в Ираке. Он активизировал войну на Кавказе, солидаризировался с Соединенными Штатами в войне с террором, разделил страну на федеральные ок-руга, нашел поводы для серьезной атаки на бизнес, который к этому времени начал проявлять политические амбиции, маргинализировал оппозиционные пар-тии, переориентировал значительную часть государственных расходов на финан-сирование армии и спецслужб, а затем, воспользовавшись удобным мо-ментом, от-менил демократические выборы в регионах и по сути полностью подчинил судеб-ную систему центральной власти. При этом сам В. Путин так и не вышел "из фаво-ра", и большинство предпринятых им мер как пользовалось, так и пользуется поддерж-кой если и не всего населения, то широких социальных групп. Как бы ни от-носиться к Путину-политику (и как бы действительно ни относились к нему в России и на Западе), его действия 2000-2004 гг. безусловно заслуживают самой высокой оценки за "тактику".
Но вряд ли за стратегию. Создав новую систему власти и не допустив никакого противовеса ей в виде гражданского общества, В. Путин реализовал стратегию "бикфордова шнура", если так можно выразиться. Нынешняя система власти выстроена на идее противостояния внешней и внутрен-ней угрозе, и, быть может, она смогла бы продемонстрировать какую-то эффектив-ность в борьбе с таковой, но при одном условии - если бы угроза существовала на практике. В современных условиях России мало что угрожает. Соединенные Штаты заняты Ближним Востоком. Евро-па имеет множество внутренних проблем; кроме того, ее тесно соединяют с Россией торговые и хозяйственные связи, и потому она совершенно не стремится к конфликту. В пределах страны действуют, правда, собственные "террористы", но никаких усилий по локализации чеченского конфликта не предпринимается. Оппозиция со стороны бизнеса по су-ти сокрушена делом "ЮКОСа". Мелкие политические партии не имеют серьезной поддержки среди широких кругов населения. Угрозами безопасности России сле-довало бы в таких условиях считать нарастающую деградацию инфраструктуры, а также энергетических и военных объектов; продолжающееся вымирание населе-ния и снижение качества человеческого капитала; наконец, усиление наиболее опасного соседа - Китая - и его "ползучую экспансию" на Дальнем Востоке. Но, за-метим, ни один из этих вызовов в Кремле не называют в числе приоритетных.
Вместо того чтобы бороться с реальными угрозами, власти начинают придумывать новые - и, что еще хуже, - верить в их актуальность. Войну на Северном Кавказе подпитывает в первую очередь ее необходимость самой власти - причем не только центральной, но и реги-ональной. Немалые денежные средства, перечисляемые в эти нищие регионы, на-правляются на "борьбу с экстремизмом" и неизбежно иссякнут, если такового не будет "в наличии". Поэтому местные власти и "правоохранительные" ор-ганы постоянно провоцируют население, тем самым заставляя тлеть "бикфордов шнур". Если это тление переходит в открытые вспышки, их гасят выделением дополнительных сил и финансов, что подкармливает местных царьков, но постоянно усиливает напряженность. То же самое происходит и на ре-гиональном уровне. Централизация финансов, предпринимаемая с целью повысить контроль над губернаторами, уже и без того назначаемыми президен-том, оборачивается недофинансированием социальных нужд, и это подтверждается выступлениями про-тив монетизации льгот. Стратегия "бикфордова шнура" оборачивается тем, что на местах отсутствует мотивация для решения соответствующих проблем, так как ес-ли протесты возникнут вновь, центр направит в регион дополнительные средства (как это уже бывало), которые можно легко "распилить". Еще одним примером реализации такой стратегии становится деятельность налоговых органов и спецслужб. Первые требуют все больших полномочий, чтобы не утруждать себя доказательством вины налогоплательщиков, но при этом иметь возможность шантажировать их, вымогая деньги или отнимая в свою пользу их предприятия. Вторые разворачивают ко-мпанию по борьбе со шпионами и вредителями, порождая обстановку страха и не-доверия. И завершает все это дирижирование молодежными движениями и орга-низация националистических акций, призванных показать, что на глазах возникает новая серьезная угроза - уже не только власти, но и обществу.
Если пытаться наметить возможную траекторию развития событий, она окажет-ся довольно очевидной. В ближайшие годы конфликт на Кавказе может перерасти если и не в большую войну, то в серию мятежей сугубо освободительного свойства, так как люди не могут жить в условиях полувоенного беспредела. Решение социальных про-блем также не сдвинется с места, поскольку каждое звено власти заинтересовано не в том, чтобы они были решены, а в том, чтобы они решались, а это не одно и то же. Националистические силы, пока еще кажущиеся игрушкой в руках властей, со временем почувствуют свою реальную силу. В общем, на определенном этапе горя-щие "бикфордовы шнуры" уже не удастся тушить. И когда все эти опасности станут совершенно неподконтрольными власти, а иллюзор-ность ее эффективности станет очевидной для всех, страну начнут сотрясать катаклизмы, о которых не хочется даже думать. Ситуация усугубляется тем, что легальные и действенные формы протеста превращаются властями в нелегальные, а потому становятся более экстремистскими и максималистскими.
Итак, специфика современной российской государственности обусловлена тем, что в стране нет классической ко-ррупции, но есть узаконенный паразитизм власти, усугубляемый невозможностью для большинства ее представителей легализовать обретенные средства и исполь-зовать их. В России нет правоохранительной системы, а есть скорее силы, призва-нные удерживать процессы "у точки кипения". Сейчас у них нет желания приостановить процесс, но может не оказаться сил сдержать его. В России нет демократии, а есть система конт-ролируемой передачи отдельных властных полномочий от одной группы чиновников к другим в условиях практической неизменности самой этой группы. В результате страна за-мыкается от мира столь же стремительно и отгораживается от него столь же жест-ко, как стремительно замыкается ее "силовая" элита и как жестко отгораживается она от своего собственного общества. Понятно, что источником финансирования всей этой системы служит сырьевой сектор эконо--мики; не вполне осознается пока то, что государство начи-нает наступление и на другие ее сектора, доходы которых могут обеспечить ее растущие ап-петиты. К сожалению, эта система не реформируема и "мирный выход" из нее представляется невозможным.
2. ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ РОССИИ ЗАПАдОМ
Сегодня - в отличие от конца 80-х годов - в России преобладает насто-роженно-негативное отношение к западному миру. Разумеется, россияне в большинстве своем признают достижения евроатлантичес-кой цивилизации и в социально-экономическом плане считают их своего рода ори-ентиром для собственной страны. В то же время официальная пропаганда все более настойчиво изображает западные государства как политически недружест-венные России, не желающие ее возрождения или стремящиеся ослабить ее влия-ние в мире. Наряду с тем, что многие согласны с этой пропагандой, в России есть немало демократически настроенных граждан, которые недовольны тем, что, в от-ли-чие от советских времен, западные правительства игнорируют расширение практики беззакония и нарушения прав человека в современной России. Позитивно настроены в отношении США и Европы прежде всего представители среднего класса, которые имеют сравнительно высокий доход, которым доступны европейские товары, которые время от времени выезжают за границу и осознают Россию естественной частью Ев-ропы. Однако, в отличие от тех, кто недоволен политикой западных правительств, эта группа насе-ления почти не артикулирует своих позиций и политической силой не является.
Но что можно сказать об отношении самого Запада к современной России?
Если характеризовать это отношение в самых общих чертах, можно отметить: в по-следние годы Запад склонен относиться к России как к нормальной стра-не, и никак иначе. Это отношение отнюдь не тождественно безразличию; его исто-ки вполне понятны, и было бы ошибкой надеяться на его изменение. Тому есть как минимум две причины.
Во-первых, в глазах западного обывателя (и, быть может, в еще большей степени - западного политика) Советский Союз и Россия слишком долго были воплощением очевидной аномалии. Сначала СССР представлялся страной, "сорвавшейся" с путей эволюционного развития и бросившей вызов европейской политической организации. Затем он предстал перед Западом как победитель во Второй мировой войне и сверхдержава, со временем выстроившая вокруг себя глобальную "империю зла". Наконец, Запад увидел Советский Союз и наследовавшую ему Россию как побежденную, распавшуюся страну со слабой экономикой, остро нуждающуюся в гуманитарной помощи и многомил-лиардных кредитах, идущую от путча к расстрелу парламента, от гиперинфляции к дефолту. Поэтому уже один тот факт, что на протяжении последних шести лет Россия не уг-рожает сложившемуся на Западе образу жизни, не просит невозвратных кредитов и не погрязла в разрушительной гражданской войне, действует успокаивающе на зна-чительное большинство западных граждан. В отличие от россиян, отношение которых к Западу окрашено сильными эмоциями, американцы и европейцы относятся к России нейтрально и сами воспринимают такое отношение как некоторую роскошь, которую наконец-то могут себе позволить.
Во-вторых, нейтральное отношение к России не только является реакцией на дол-гие десятилетия обостренно эмоционального ее восприятия; скорее оно просто воспроизводит типичное отношение западного человека к любой иной стране, ситуация в которой непосредственно его не затрагивает. В самом деле, было бы странно, если бы европейцы, в 90-е годы бесстрастно взиравшие на ужасы балканской бойни, на рубеже веков не слишком обеспокоенные геноцидом в Африке, не одобрившие американского вторжения в Ирак, вдруг озаботились бы обострением проблем, с которыми столкнулась Россия. Для них это одна из стран, развивающихся собственным путем и имеющих на это полное право, не затрагивающая их интересов и потому не заслуживающая особенного внимания.
Эти аспекты отношения Запада к России можно назвать эмоционально-исторически-ми; они обусловлены как сложившимися стереотипами мировосприятия в западных обществах, так и характером отношений, развивавшихся на протяжении большей части ХХ столетия между Советским Союзом / Россией и евроатлантической цивилизацией. Эмоционально-исторические аспекты отношения Запада к России играют важную роль в становлении фундамента, на котором может быть построено их нормальное всестороннее взаимодействие.
Однако существует и другой уровень ос-мысления отношений между Западом и Россией, который я назвал бы приземлено-рациональ-ным. Этот уровень осваивается прежде всего политическими элитами Запада, и вырабатываемые здесь оценки и подходы с большим или меньшим упорством "доводят-ся" до населения через средства массовой информации, политические декларации, совместные заявления и выступления политических лидеров.
На этом уровне аргументация в пользу стабильных и дружеских отношений с Рос-сией выстраивается строго и последовательно, хотя главный аргумент в США и в странах Европейского Союза формулируется по-разному.
Для американских политиков таким аргументом служит союз-ни-чество с Россией в "войне против террора", в поддержке которой президент В. Путин заверил президента Дж. Буша немедленно после тер-актов 11 сентября 2001 г. Это несомненно произвело на администрацию США силь-ное впечатление и увело на задний план обеспокоенность тем, что первые полтора года президентства В. Путина озна-меновались эскалацией конфликта на Северном Кавказе и активизацией контак-тов с сомнительными режимами типа Ливии, Кубы, Сирии и Северной Кореи. Пе-рехода России в лагерь американских союзников трудно было ожидать, и тем более значительной оказалась эта неожиданность. Союзнические отношения России и Соединен-ных Штатов укреплялись вплоть до встречи президентов в Братис-лаве в феврале 2005 г., которая внесла в них некоторую напряженность. Но никакие охлаждения - в том чи-сле вызванные достаточно жестким противодействием России американским пла-нам вторжения в Ирак в 2003 г. - не могли изменить главного (и вряд ли изменят): сходства поли-тических доктрин, различающихся "только" способностью двух этих государств в той или иной мере реализо-вать свои доктрины, а также жесткой зависимости политического будущего высшего руководства США и России от успехов в странной борьбе с невиди-мым и неопределенным противником.
Для европейских политиков главным аргументом служат эконо-мические связи -между Россией и Европейским Союзом. В отличие от США, ставящих акцент преимущественно на полити-ческих проблемах, для Европы наиболее значимы экономические вопросы. Россия обеспечивает 46% закупаемого странами ЕС природного газа и около четверти европейского импо-рта нефти. При этом Российская Федерация является одним из основных импортеров европейской продукции: на российский рынок европейцы поставляют боль-ше товаров, чем в Китай, а по совокупному товарообороту Россия делит со Швей-царией статус третьего партнера ЕС после США и Китая. С 1997 г. действует Согла-шение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским Союзом, а расширение ЕС 1 апреля 2004 г. и все более активное влияние европейской поли-тики на события в российском "ближнем зарубежье" требуют от европейцев тщательности и осмотрительности в определении курса в отно-шениях с Россией, имеющей, ко всему прочему, границы со станами Союза.
Хотя главные аргументы в пользу стабильных и дружеских отношений с Россией различны в США и странах ЕС, их политика опре-деляется и многими сходными соображениями, которые достаточно перечислить.
Особое место в этой политике занимает проблема нефти и цен на нее. В последнее время Россия сравня-лась с Саудовской Аравией как крупнейший в мире производитель "черного золо-та". Как ни относиться к российскому руководству, Россия остается единственной за пределами Запада страной с "европейскими" традициями, поставляющей на мировой рынок значительные объемы нефти. Все остальные - арабские страны, Нигерия, Ангола, Венесуэла - либо чужды Западу, либо враждебны ему. И поэтому нефтяной фактор, нравится это кому-то или нет, еще долгое время будет играть во многом определяющую роль в развитии отношений между Российской Федераци-ей и другими странами "большой восьмерки". Природный газ и прочие многочисленные виды минерального сырья, которыми богата Россия, лишь усиливают эту роль.
Ни США, ни Евросоюз не собираются предпринимать каких-либо действий, кото-рые Россия могла бы интерпретировать как вмешательство в ее внутренние дела. Самым острым в этом отношении был момент жестких разногласий вокруг событий на Украине поздней осенью 2004 г.; однако даже тогда никакого непосредствен-ного вмешательства в российские дела предпринято не было - России лишь посо-ветовали, пусть и в достаточно жесткой и не всегда дипломатичной форме, самой не слишком-то вмешиваться в дела других суверенных государств.
Как США, так и европейские страны стремятся сохранять влияние на Россию как на потенциального союзника в международных делах и постоянного члена Совета Безопасности ООН. Хотя многое в политике России и раздражает западных лиде-ров, события последнего времени - от противостояния по Ираку до перего-воров по ядерной программе Ирана - показывают, что Russia matters. Следует осо-бо отметить, что президент В. Путин оказался весьма умелым политиком, сумевшим наладить хорошие личные отношения с рядом западных руководителей, что помогло подчеркивать значимость и статус России в современном мире.
В то же время и США, и ЕС обеспокоены имперскими амбициями России, возмож-ность реализации которых на Западе, как правило, сильно переоценивают. Правда, "побочным эффектом" этих амбиций может быть поиск Москвой союзников среди наи-более одиозных режимов как в СНГ (например, Белоруссия и Узбекистан), так и за его пределами (Сирия, Иран, Северная Корея), и это дает действительные основания для тревоги. Ее усиливает театрализованное сближение России с Китаем. Все это побуждает западных лидеров сглаживать свои разногласия с российским руководством, в первую очередь чтобы "не отвра-щать" от себя слабого и нерешительного союзника, но в то же время потенциального противника.
Почему же соображения, возникающие как на эмоционально-историческом, так и на приземлено-рациональ-ном уровне осмысления Западом российской действительности, по сути парализуют способность западных экспертов к прогностической оценке путей развития России?
Адекватному осмыслению российских проблем мешает целый ряд обстоятельств эмоционального, рационального и даже идеологического толка.
С эмоциональной точки зрения усилия президента В. Путина не могут не казаться плодотворными, особенно если учитывать масштаб проблем 90-х годов и не вполне благовидную роль самого Запада в их преодолении. "Нарушения прав человека" в России сводятся в общественном сознании Запада к проблеме Чечни, которая нередко "списывается" на борьбу с терроризмом, да еще к преследованию олигар-хов, природа обогащения которых повсеместно вызывает большие сомнения. Что до отсутствия независимого суда, последовательного ущемления свободы слова (и даже гласности), всепроникающего мздоимства, то все это воспринимается обычно как внутрен-нее дело России. Кроме того, Запад слишком долго закрывал глаза на эти "шалости" кремлевских руководителей, чтобы вдруг публично озаботиться ими. Именно поэтому каждое новое тревожное сообщение из России скорее раздражает, чем возму-щает, и не вызывает на Западе решительной реакции.
Обстоятельства рационального толка в значительной мере сводятся к крайне негативной роли, которую играет чрезмерная эко-номизация западной политической теории. Россия воспринимается как динамичная страна с рыночной экономикой в силу абсолютизации темпов роста как главного свидетельства экономического развития, а также в свете известной идеи, согласно которой демократия приобретает устойчивость в обществах, где валовой на-циональный продукт на ду-шу населения составляет не меньше $6 тыс. Все это приводит к ощуще-нию, что за будущее российской демократии в общем-то нет оснований беспокоиться.
В "идеологическом" смысле огромную роль играет пресловутая "прозапад-ность" режима В. Путина. Президенту удалось убедить своих западных коллег в том, что в России нет значимых сил, которые будут следовать столь же дружеским в отношении Запада курсом, как он и его окружение. Однако это "западничество" прослежи-вается только во внешней политике; внутренняя политика направлена на свертывание институтов западного типа и дискредитацию европейских ценностей. Фактически В. Путин убедил американского и европейских лидеров в том, что демокра-тия в России столь же желательна, как в Саудовской Аравии: она, конечно, нужна "в принципе", но крайне опасна на практике. Приводя доказательства, обычно говорят об укреплении в стране крайне правых националистических сил, делающих ставку на возрождение империи советского типа. Однако подобно тому, как режим Саудов офици-ально поддерживает ваххабитов и через посредников финансирует террористические организации, так и режим В. Путина выступает главным спонсором и покро-вителем националистических сил в России. Более того; если в арабских странах, как утверждают некоторые эксперты, народные массы более реакционны, чем в свете официальной пропаганды, то в России правительство последовательно изображает свой народ хуже, чем он есть, а государство - лучше. Проблема западных политиков и экспертов заклю-чается в данном случае в том, что они не могут понять такого приема, поскольку привыкли десятилетиями рассуждать о nation, а не о презренных subjects и их великом government.
То, что логика действий российского руководства, его цели и средства их достижения остаются за пределами понимания на Западе, хорошо видно при непосредственном общении с представителями западного экспертного сообщества. В последнее время они либо откровенно не верят многим сведениям, поступающим из России, либо рассматри-вают соответствующие факты как примеры досадных исключений из позитивной в целом практики. Говоря иными словами, в отношениях с В. Путиным западные политики строят свою по-зицию не исходя из "печальной необходимости" общаться с владыкой византийского типа (как делают они, выстраивая свои отношения с руководителями диктаторских режимов на Ближнем Востоке или в Африке), но будучи уверенными в том, что президент России таким владыкой не является. И это, на мой взгляд, ошибочная позиция.
Значит ли все это, что Запад предает демократию в России? Нет. По-тому что он не обязан защищать и пестовать ее в этой части мира. Построение демократического общества в России - это задача самих россиян, и вряд ли чья-либо еще. Ошибкой западных стран мне представляется не их "невмешательство" в си-туацию, а скорее их неявная (а порой и вполне отчетливая) поддержка недемокра-тического правительства современной России. Возможно, эта поддержка обусловлена распрост-раненным в США и Европе представлением, будто Россия вольна изменить свой политический и экономический курс и вновь превратиться в опасный для Запада аналог советской империи. Это глубокое заблуждение. Современная Россия не может стать соперником Запада по целому ряду причин.
Во-первых, современная Россия - совершенно несамодостаточная в экономическом отношении страна. Почти 70% ее экспорта составляют сырьевые товары, и около 75% экспор-тируемого сырья идет в европейские страны СНГ, ЕС и США. Россия больше зависит от Европы как потребителя ее энергоресурсов, чем Европа от России как их поставщика. Гипотетически она может "перекрыть трубу" в ЕС, но европейцы най-дут альтернативных поставщиков, тогда как Россия не имеет возможности экспортировать свое сырье на иные рынки. Да, такое развитие событий может вызвать скачок нефтяных цен, но за последние годы они и без того выросли почти в пять раз - и тех страшных последствий, которыми пугали многие аналитики, не случилось. Итак: Запад экономически нужен России больше, чем Россия Западу.
Во-вторых, российское общество сегодня далеко не столь реакционно, как это при-нято считать. Западные эксперты противоречат сами себе, с одной стороны утвер-ждая, что хозяйственный прогресс и большая открытость непременно ведут к тор-жеству демократии, а с другой - соревнуясь друг с другом в описании опа-сности возрождения националистических и фашистских движений в России. Демо-кратическая Рос-сия, обладающая реальной свободой волеизъявления и пе-чати, независимой судебной системой и открытой рыночной экономикой, не опасна для Запада - безотносительно к тому, какое правительство придет к власти в Кремле.
В-третьих, Россия не может без катастрофических для себя последствий укреп-лять союз с Китаем, который намного сильнее ее экономически и прочнее политически. Если вопрос геополитического выбора между Европой/США и Китаем будет пос-тавлен на повестку дня, сторонники "восточного вектора" в самой России останут-ся в несомненном меньшинстве - по причине отсутствия на протяжении всей истории тесных культу-рных связей с Востоком, реальной опасности китайской экспансии и неразвитости хозяйственных отношений между странами. Поэтому бояться ужесточения "анти-западного" курса России не следует - я уверен, что такой курс можно усматривать лишь в риторике пре-зидента, предназначенной почти исключительно для "внутреннего потребления".
Наконец, в-четвертых, нынешнее российское руководство отнюдь не столь сво-бодно в своих действиях, как можно думать, прислушиваясь к его заявлениям. Все его практические действия были в последние годы нацелены на обеспечение материального благосостояния узкого круга частных лиц. Десятки миллиардов долларов либо вывезены из России в Европу и США, либо вопло-щены в российских активах, собственниками которых являются западные фирмы. Эти средства - мощнейший рычаг давления на кремлевскую верхушку. Совсем не-давно мы услышали о замораживании Соединенными Штатами денежных средств и активов по всему миру, принадлежащих высшим должностным лицам Зимбабве. Сама возможность подобных мер - если только она будет артикулирована в достаточно решительной форме - способна быстро рассеять российские националистические партии и добиться таких уступок, какие только потребуются.
* * * * *
Основной тезис этой статьи заключается в том, что в последние го-ды Запад слишком некритически относится к той картине российской действительности, которую ему рисуют кремлевские руководители, и крайне недооценивает масштаб имеющихся в его распоряжении рычагов воздействия на Россию. Я далек от того, чтобы призывать, как некоторые, к "крестовому походу" во имя восстановления российской демократии. Народ, который позволяет правительству одно за одним отнимать его права, пока не нуждается в помощи "крестонос-цев". Однако достаточно уверенно можно предположить, что когда-то он окажется готов к решительным формам протеста. Какими будут в этом случае дей-ствия Запада? Готов ли он будет молча поддержать запрет в России ряда политических партий? Или нужно будет запретить любую политическую деятельность, чтобы вызвать его "глубокую озабоченность"? Промолчат ли европейские и американские политики в случае подавления вооруженного восстания, скажем, во Владикавказе? А в случае расстрела мирной демонстрации в Екатеринбурге? Или митинга в Москве? Как станут реагировать они на бурный рост российских военных поста-вок в Китай? Или на совместные с китайцами разработки новых систем ракетных вооружений? Или на российско-китайское коммюнике, признающее легитимность военного разрешения "тайваньской проблемы"? Воспримут ли они как нормаль-ное явление ренационализацию "Лукойла" или "Северстали"? Или для какой-то реакции потребуется конфисковать активы British Petroleum или Total? Иначе го-воря: имеют ли сегодня западные политики четкое представление о том, какие действия российских властей и какое изменение политического курса страны нельзя признать терпимым? Кажется, что не имеют. А следовало бы иметь...
