--Михаил Иванович, недавно первый вице-премьер Дмитрий Медведев, заявил, что перспективы доллара как мировой резервной валюты представляются весьма туманными, а вот рубль наравне с другими валютами стран БРИК (BRIK) может в обозримом будущем стать одной из резервных валют. Какова Ваша оценка реализуемости такого сценария?
--Надо посмотреть, как сегодня выглядит рубль, в чем его специфика, что это за валюта. Мы имеем три типа режима функционирования валюты - со свободной конвертируемостью, с ограниченной внутренней конвертируемостью, с ограниченной внешней конвертируемостью. Есть три типа валюты, причем, самый развитый, самый оперативный тип валюты - свободно конвертируемый, который везде может обмениваться на любые товары. Таких валют у нас ограниченное количество - доллар и евро. Как к этому прийти? Валютный рынок - самая зрелая часть рыночной системы. Когда государство достигает достаточно высокого уровня конкурентоспособности, оно начинает работать со своей валютой за пределами своих границ. Если говорить о конвертируемости валют, нужно посмотреть, что происходит с национальной экономикой, насколько она способна выдержать колебания валют, насколько ее денежная единица привлекательна для хозяйствующих субъектов. Если в этом смысле мы посмотрим на рубль, то привлекательности у него на сегодняшний день нет, если исключить моменты, связанные с конъюнктурой на рынке нефти.
С самого начала, когда шли реформы, наблюдалась интересная вещь. Когда мы переходили от советского рубля к российскому, и делали его конвертируемым, можно было пойти по линии внешней конвертируемости - не давать внутренним резидентам права менять рубли на доллары, дедолларизировать экономику. Можно было пойти по тому пути, по которому мы пошли - сделать внутреннюю конвертируемость. Когда мы проанализировали эту ситуацию, поскольку все развитые страны, когда выходили из послевоенного кризиса, вводили внешнюю конвертируемость, не позволяя захватывать внутреннюю экономику другим валютам, а страны постсоветского развития, бывшего советского лагеря все одновременно пришли к внутренней конвертируемости валюты. Это в какой-то степени является уступкой нашим внешним конкурентам, я бы даже назвал это контрибуцией за поражение в холодной войне.
Что произошло после того, как была введена внутренняя конвертируемость? Вроде ничего, все спокойно. Но внутренняя конвертируемость резко затруднила осуществление контроля за экспортно-импортными операциями, обострила проблему инфляции, вызвала долларизацию экономики, породила проблему "бегства" капитала за рубеж, обескровила национальную экономику, в целом привела к снижению конкурентоспособности, обратила в ничто экономические запасы. Все восточно-европейские страны лишились контроля над своими собственными финансовыми системами. Практически, все банковские финансовые системы восточно-европейских стран находятся под контролем иностранных резидентов.
Насколько перспективно вводить полную конвертируемость рубля, поскольку речь идет о полной конвертируемости рубля? Тут должна действовать формула переведения конвертируемости рубля во внешние схемы, то есть, введение внешней конвертируемости, замена внутренней конвертируемости на внешнюю.
Если говорить о полной конвертируемости рубля, то я бы назвал несколько моментов, которые должны быть учтены. Во-первых, сложность этого процесса связана с тем, что диспропорции в структуре экономики России все-таки еще очень велики, они продиктованы экспортно-ориентированной моделью экономики, экономика неустойчива и сильно зависит от колебания на рынках сырья, прежде всего нефти. Недостаточно высокий авторитет денежных властей - вторая причина, которая в значительной мере обусловлена все той же политикой обесценения рубля. Мы на протяжении длительного периода времени, по сути дела, поддерживаем крайне низкий валютный курс. У нас уровень недооценки в долларах составлял в 1990-м году 38 раз, в 1991-м году - 50 раз, в 1992-м году - 13 раз, в 2000-м году - 4,2 раза, в 2001-м году - 3,9 раза, в 2002-м году - в 3,5 раза, сейчас около 2-х раз. Практически мы занижаем нашу экономику и все наши активы. Это политика, которая ведет к тому, что имидж страны складывается таким образом, что рубль ничего не дает, до сих пор его считают деревянным. Рубль уже перерезервирован, абсолютно правильно это отмечает Сергей Глазьев, а его по-прежнему продолжают считать деревянным. Доллар недорезервирован, мягко говоря, он практически уже пустой, а его считают твердой валютой. Вот что происходит реально.
В-третьих, есть специфические условия для притока в страну в основном краткосрочных капиталов. По сути дела, мы говорим о прямых иностранных инвестициях, о том, что мы без иностранных инвестиций ничего не сделаем, но государственные институты ничего не делают для того, чтобы наша промышленность, наши производители использовали кредиты наших граждан. Многомиллиардная масса долларов и рублей находится на руках у населения и практически никак не задействована. Во всех странах основной источник инвестиционных ресурсов - конкретные сбережения населения, а у нас эта часть вообще уходит из оборота. Тем более, недоверие и к банкам, которые лихорадит, и в целом к валютной системе.
В-четвертых, неразвитость отечественного финансового рынка, его сравнительно небольшие объемы и невысокая эффективность инструментов валютного урегулирования.
Что было бы правильным, как нужно было бы поступать, если бы мы хотели конвертировать валюту полностью? Прежде всего, необходимо оценить реальное положение страны с позиций обеспеченности субъектов деятельности России в мировой экономике в целом и, в частности, в валютной сфере. Я хочу подчеркнуть, что примерно 12 лет мы имели номинальную субъектность в глобальной конкурентной борьбе и сегодня эта субъектность еще не преодолена. Это означает, что мы считаем себя на рынке неким конкурентным игроком, но на самом деле, ничего подобного не происходит. Необходимо разработать общенациональную программу повышения конкурентоспособности, которая ляжет в основе конвертируемости валюты, но этого до сих пор нет. Прошло три года, а мы все толчем воду в ступе.
Надо оценить свои реальные ресурсы. Что мы можем сегодня и чего мы не можем? Мы практически потеряли обрабатывающую промышленность в значительной степени, у нас практически не велось за этот период времени геологоразведки, мы теряем кадры. Есть целый ряд моментов, которые объективно свидетельствуют о том, что мы резко снизили свою конкурентоспособность и пока ничего не сделали для того, чтобы ее повысить.
Надо определить эффективный инструментарий обеспечения конкурентных позиций России в сложившихся условиях, в межэкономических отношениях в мировой экономике. Смысл заключается в том, что нам необходимо в рамках этой общей программы найти свою собственную нишу позиционирования, которое будет рассчитано не на год, не на пять лет, а лет на десять-пятнадцать-двадцать. Когда мы поймем, куда мы развиваемся, с каким населением мы будем выступать, должна быть выработана достаточно долгосрочная программа. Только после того, как мы просчитаем все эти ресурсные моменты, посмотрим, оценим, выстроим свою траекторию развития в соответствии с тем эволюционным процессом, который происходит, тогда можно говорить о какой-то серьезной конвертируемости рубля.
Автор: директор Национального института развития Отделения общественных наук РАН, доктор экономических наук
19 июня 2006г.
http://www.glazev.ru/
Док. 263400
Опублик.: 27.10.06
Число обращений: 809
Гельвановский Михаил Иванович
|
