Виктор Милитарев, Виктор Сергеев: Существует ли социал-демократический ответ на вызовы глобализации?Назад
Виктор Милитарев, Виктор Сергеев: Существует ли социал-демократический ответ на вызовы глобализации?
Что такое социал-демократия и как это выглядело на практике?
Прежде чем подойти к ответу на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, необходимо определиться с самим термином социал-демократический . В последнее время социал-демократическую модель социального государства большей частью идентифицируют с той его моделью, которая сложилась в Западной Европе в послевоенные годы в условиях противостояния двух сверхдержав и осуществления плана Маршалла. Она подразумевает стимулирование небольшой инфляции за счет повышения заработной платы трудящимся, вследствие чего расширяются объемы внутреннего рынка и возрастает налогооблагаемая база, что, в свою очередь, ведет к повышению социальных выплат.
Допустим, в некой стране хозяева предприятий повышают зарплату своим рабочим и служащим в два раза. По всей стране. После этого рабочие и служащие приходят в магазин и сметают с полок все товары. Деньги за товары уходят хозяину завода, производящего товары, которые были раскуплены рабочими на их увеличенную зарплату. За счет этого у хозяина завода появляются деньги, которые он вкладывает в расширение производства своих булочек, видеомагнитофонов или джинсов. Они и дальше раскупаются, все это приводит к повышению его прибыли за один производственный цикл, повышение прибыли способствует повышению налогов, а значит, повышаются и социальные выплаты. Последнее, впрочем, зависит от наличия в стране сильных профсоюзов, которые давили бы на правительство и работодателей, требуя одновременного повышения зарплаты и социальных выплат, и правительство с работодателями их требования бы выполняли. Сильные профсоюзы не давали бы правительству тратить деньги на увеличение бюрократии или на постройку лишнего крейсера - правительство всегда найдет, куда деньги потратить, - а исключительно на общее благо: на welfare state, на расширение внутреннего рынка и на отечественные инвестиции. Так, в результате небольшой организуемой инфляции спроса, происходит одновременная поддержка трудящихся повышением зарплаты и социальных выплат, и поддержка отечественного товаропроизводителя организацией повышенного спроса на его товары. Очевидно, что эта модель предполагает закрытость рынка.
Такая модель социального государства неплохо действовала в свое время, однако в наши дни столкнулась с рядом серьезных проблем.
Исторический экскурс
Конечно, упомянутая модель - не единственная, более того, социал-демократы прошлого века очень бы удивились, если бы она была представлена им как социал-демократическая.
Ранние социал-демократы были в основной своей массе марксистами; они жили ожиданием всемирной пролетарской революции, призывали к экспроприации экспроприаторов и готовились национализировать без малого весь белый свет. Первые бреши в этом мировоззрении появились в самом конце XIX века, когда мысль Энгельса о возможности прихода социалистической революции парламентским путем была подхвачена Каутским. (Впоследствии это не помешало Каутскому пытаться исключать из партии Бернштейна, который говорил, что современный капитализм, в отличие от капитализма, описанного Марксом, эволюционирует в направлении большей поддержки трудящихся, и поэтому надо бороться за реформы, а не за революцию). Настоящий же переворот в головах социал-демократов произошел в первые годы после большевистского переворота в России. Насилие и разрушения в экономике и культуре, на которые с ужасом взирали из-за границы западные социал-демократы, привели их большую часть к мысли о том, что добиваться победы социализма можно только демократическим путем.
И задача эта первоначально не казалась им особенно сложной. Социал-демократы рассчитывали, что все трудящиеся проголосуют за них сообразно классовой логике, а поскольку трудящихся больше, чем остального электората, то большинство в парламентах им обеспечено. Однако в течение всего периода от Ленина до Гитлера социал-демократам парламентского большинства собрать не удалось нигде! Ну не голосовали за них трудящиеся.
И вот тогда социал-демократы всерьез задумались: налицо сбой на концептуальном уровне, а где, когда он был допущен?.. Эта рефлексия была приостановлена гитлеровской диктатурой и Второй мировой войной, но после войны, когда социал-демократическое движение в Западной Европе вышло из подполья, вопрос встал еще более остро.
Кризис конца тридцатых годов идеологически сыграл на руку социал-демократам, на практике подтвердив их тезис о том, что классическая капиталистическая экономика ни к черту не годится. После войны капитализма побаивались, и справедливо. Не только в 30-е годы, но и сразу после войны и английские лейбористы, и немецкие социал-демократы планировали, придя к власти, национализировать все базовые отрасли экономики и устроить плановое хозяйство. Таким образом, они отличались от коммунистов только тем, что предполагали выкупать собственность за деньги и планировали прийти к власти демократическим путем.
Но тот факт, что коммунисты, на корню, скупленные Сталиным, в конечном итоге оказались для западных социал-демократий врагами, а Америка, напротив, сильно помогла в восстановлении разрушенного войной хозяйства, заставил социал-демократов смириться с реальностью капиталистической экономики. Кейнсианский[1] [1] путь фактически примирил социал-демократию с капитализмом.
Кейнсианская модель и ее могильщик
В Бад-Годесбергской программе 1959-го года европейская социал-демократия окончательно расплевалась с марксизмом, признав реальность рынка и необходимость жить в условиях рыночной экономики. К этому социал-демократы шли все послевоенные годы, и шли, в общем, скрипя сердце. И это была, скорей, вынужденная уступка, чем внезапное озарение светом истины. Поэтому представление о том, что социал-демократия изначально стремилась к социальному партнерству и миру в условиях капитализма, борясь за права трудящихся, в корне неверно.
Идея Джона Мейнарда Кейнса о том, что небольшая инфляция спроса может стимулировать экономику, появилась как реакция на мировой кризис конца 30-х годов. И кейнсианский путь стал, фактически, основой для создания экономического чуда в Европе и в Америке после войны.
В этом смысле экономическое кейнсианство и оказалось тем соблазнителем, которое примирило социал-демократию с капитализмом. Но кейнсианская модель действует только в условиях относительно замкнутой национальной экономики. Транснационализация экономики, тем более ее глобализация, разрушают эту модель. Как только появляется возможность оттока капитала в портфельные инвестиции за границу, в условия сверхдешевой рабочей силы, тут же теряется тот самый национальный производитель, которого стимулирует политика малой управляемой инфляции.
С этим связано появление в США в конце 60-х - начале 70#8209;х годов стагфляции, которая так всех удивляла: инфляция есть, значит, спрос должен увеличиваться, а спрос-то, и не растет!..
Концепция социал-демократии
За пределами Европы социал-демократических партий не было, и опыт выработки социал-демократической концепции ограничен конкретными географическими границами. Можно, конечно, притянуть к этому процессу рузвельтовский новый курс , который фактически реализовывал все те же социал-демократические идеи. Но тогдашнюю Америку тоже в какой-то степени можно считать куском Западной Европы. А больше нигде ничего похожего не наблюдалось.
Наш почти полуторавековой исторический экскурс показывает, что никакой единой социал-демократической концепции не было и нет. Концепция формулировалась исторически, методом проб и ошибок. Советский опыт заставил большую часть социалистических партий Европы отшатнуться от революционных методов и перейти к идее эволюции, отказаться от непримиримой классовой борьбы и направить энергию на ведение регулируемой классовой борьбы, классовой борьбы в мягких формах, в формах социального партнерства и социального мира. Изменилась идеологическая база, изменились исторические условия и экономическая ситуация. Уцелели только базовые ценности социал-демократии: социальное партнерство, эволюционно-реформистский подход к строительству социального государства, демократия и права человека. Единственное, что уцелело с момента основания социал-демократии Марксом и его прямыми учениками, - это базовые ценности социальной справедливости, поощрение всевозможных форм солидарности и взаимопомощи.
Получается, что в плане концепции социал-демократической модели у нас нет ничего, кроме некоторого набора базовых ценностей и кровью добытых методических процедур, с которыми мы должны подходить к социальным процессам, когда мы в них хотим вмешиваться, как-то: поддержка демократии, социальное партнерство, реформаторский эволюционизм, налоговый механизм перераспределения богатства и т.д.
Концепции, значит, нет. И что?
После того, как европейская кейнсианская модель социал-демократическая практически была разрушена начавшейся глобализацией, встал вопрос об идентичности социал-демократии вообще. Многие коммунисты или вышедшие из коммунистической среды мыслители считают, что проект социал-демократии провалился, и никакой социал-демократии нету, что реально социал-демократические политики и социологи просто-напросто сдали социалистические идеалы мировому капитализму, а те остатки социальных благ, которые имеются сегодня в Западной Европе и Северной Америке, являются не более чем рентой, которую мировой капитализм взимает с ограбленного им третьего мира и частично делится добычей со своими рабочими, формируя пресловутый золотого миллиард . Правые упрекают своих социал-демократов почти в том же самом, они говорят, что реально никаких специфических методов в социал-демократической идее нету, и считают, что социал-демократии давно пора признаться, что она ничем не отличается от либерализма, и уже слиться с ним, забыв о претензиях на строительство общества справедливости. Подвижки в эту сторону наблюдаются даже со стороны некоторых влиятельных лидеров социал-демократии.
Как глобализация меняет мир
Базовый процесс, определяющий лицо современного мира, это процесс глобализации. Что мы понимаем под глобализацией? Это полипроцесс, включающий в себя множество взаимосвязанных процессов. Вот некоторые из них:
базовое изменение роли транснациональных корпораций, которые становятся ведущими, роль которых в мировой экономике чрезвычайно сильно увеличивается;
ослабление экономической и политической роли национальных государств;
увеличение прозрачности границ;
неимоверное увеличение роли политических и экономических международных организаций;
создание мирового рынка капитала, который перетекает в те места, где более высокий процент прибыли на фондовой бирже, и в те места, где более дешевая рабочая сила;
концентрация достижений научно-технического процесса в малом числе стран и даже в узких регионах внутри этого малого числа стран, но на фоне влияния этих достижений научно-технического прогресса на все большее количество стран и отраслей экономики во всем мире;
нарастание не только процессов миграции капитала, но и процессов миграции рабочей силы в территории с лучшими условиями заработной платы и более высокого уровня жизни.
Глобализация чрезвычайно сильно меняет современный мир. Это видно из тех процессов, которые мы назвали выше.
Что глобализация несет развитым странам?
Глобализация очень сильно меняет те страны, в которые она пришла. Имеются в виду страны, которые их болельщики называют цивилизованными странами , или - формально - Организацией экономического сотрудничества и развития , а их недоброжелатели называют золотым миллиардом . Кейнсианская социал-демократическая модель разрушилась из-за перетока капиталов и притока дешевых импортных товаров в западные страны. Однако население этих стран привыкло к высокому качеству жизни, и возможность его снижения до уровня, который был в той же Европе в 30-е годы, воспринимает, разумеется, в штыки. В результате финансовые и производственные капиталы потекли на фондовые рынки и в банки Юго-Восточной Азии и Латинской Америки, где дешевые рабочие руки; национальные отрасли промышленности в странах золотого миллиарда стали сильно сокращаться; а одновременно с этим человеческие ресурсы из тех же самых стран Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, а также из стран Ближнего Востока и Восточной Европы поперли в саму Западную Европу, заняв те места, которые в ее инфраструктуре соответствуют уровню жизни в Европы в 30-е годы. Для жителей третьего мира и такой уровень - манна небесная и предел мечтаний.
В результате в Европе скакнула безработица (в Америке тоже, но меньше - за счет того, что там начали политику понижения заработной платы) и возникла чрезвычайно острая проблема: что делать с лишними миллионами.
Концентрация научно-технического прогресса привела к созданию в Западной Европе и Северной Америке мощнейшего инновационного сектора, имеющего сверхприбыли. Но этот сектор может занять пока не больше 20 процентов населения этих стран. Конечно, часть населения пошла в сферу услуг, и в этом смысле бывшие промышленные сверхдержавы стали напоминать пасторальную Чехию или даже Словакию, в которой большая часть людей обслуживают друг друга: одни пьют пиво, другие им подают, третьи его производит, четвертые возят их на машине... Но и сфера услуг не может занять всех незанятых. Возникает острейшая проблема.
Вместе с тем, сам переток капитала на фондовые биржи третьего мира и новых индустриальных стран - процесс достаточно неустойчивый, рискованный: портфельные инвесторы часто разоряются, и это создает дополнительный элемент нестабильности. Таким образом, процесс глобализации приводит к выигрышу инновационного сектора, к сильной концентрации капитала и улучшению жизни капиталистической элиты, включающей капиталистов, топ-менеджмент и высокопоставленных специалистов, но в целом понижает уровень жизни большинства населения Западной Европы. А также, хоть и более плавно, понижает уровень жизни и большинства населения Северной Америки. А если к этому добавить, что Северная Америка и Западная Европа с самого начала были неоднородны, и передовые сектора в последней традиционно занимали довольно узкие зоны - сравните Калифорнию и восточное побережье США, Ломбардию в Италии, или Рейн-Нант-Рур в Германии, а остальные часто были внутренней слаборазвитой частью, и в этом смысле welfare-state частично распределял прибыли не только в пользу бедных слоев, но и в пользу более бедных регионов, то чрезвычайное ослабление welfare-state благодаря глобализации создает проблемы еще и для целых регионов: недаром сейчас многие итальянцы не против избавиться от своих южных провинций, Каталония - самый процветающий промышленный регион Испании - жаждет автономии и так далее.
Подарки глобализации третьему миру
В третьем мире глобализация приводит к следующей ситуации. Промышленность, которая там создается, причем в основном это high-tech , оказывается большей частью обеспеченной портфельными инвестициями, что создает для растущего промышленного сектора новых индустриальных стран большую нестабильность. В любой момент можно ожидать обвала фондового рынка, и время от времени такая неприятность с фондовым рынком происходит. Как, например, это случилось в Таиланде: небольшой перегрев в сочетании с неразумной банковской политикой, когда банки начали принимать землю под залог кредитов, что вызвало немыслимое удорожание недвижимости, привели к тому, что возникла своего рода пирамида, которая потом внезапно обвалилась, завалив всю экономику. Налицо тот самый тип хронической нестабильности, который так травмировал Западную Европу в конце XIX и в начале XX века и повторился в катастрофической форме в Западной Европе в конце 20-х годов. Да, процессы глобализации приводят к медленному повышению уровня жизни в промышленном секторе стран третьего мира, но в целом благодаря процессам глобализации качество жизни в странах третьего мира падает.
Очень быстрый экономический рост сопряжен с огромным экономическим риском, что создает нестабильность и неуверенность среди населения. Население не видит перспектив. Кроме того, экономический рост не сопровождается никаким welfare - на эти дела нету денег. Закономерный результат: в третьем мире глобализация, - как и в первом - ведет к повышению социального расслоения. Богатые становятся богаче, бедные теряют перспективу обогатиться хоть как-то.
Процессы глобализации в третьем мире приводят к сильному повышению эксплуатации трудящихся, потому что в этих условиях социальной нестабильности, угрозы безработицы и высоких социальных рисков для того, чтобы добиваться попадания не в богатые, даже не в средний класс, а в ту часть промышленных рабочих, которые живут сравнительно прилично по сравнению с бедными крестьянами в деревнях, требуется прилагать все больше и больше усилий. Там нет мощных профсоюзов, а значит, нет и того механизма, который обеспечивал стабильность welfare в Европе.
Итак, в Западной Европе от глобализации выигрывает исключительно элита инновационного сектора и традиционная капиталистическая элита, остальные проигрывают. Для третьего же мира глобализация часто ведет попросту к катастрофе. Национальный бизнес не имеет условий для стабильного развития. В любой момент инвестиции могут быть изъяты, и все наработанное обращается в пыль. Понятное дело, что при таком положении вещей исчезают всякие перспективы для развития. Наглядный пример - реальная катастрофа в Индонезии.
Бессилие международных организаций
Процесс глобализации неизбежен уже потому, что в условиях глобализации уменьшаются трансакционные издержки. Именно поэтому идет процесс концентрации инновационных секторов на небольших территориях, именно поэтому тяжелые производства перекачиваются в страны с низким уровнем заработной платы, именно поэтому набирает обороты импорт низкоквалифицированной рабочей силы в Европу и Америку. Ограничения, которые можно было бы наложить на процесс глобализации, приведут к снижению темпов экономического развития и ухудшению глобальных экономических показателей.
Чтобы оценивать результаты глобализации объективно, надо учитывать противоречие между среднедушевыми экономическими показателями - уровнем жизни основной массы населения - и глобальными экономическими показателями. Вполне возможна ситуация, когда глобальные экономические показатели демонстрируют бурный экономический рост, а уровень жизни значительной части населения весьма существенно отстает от этого роста или может даже снижаться.
Пусть у нас валовый внутренний продукт на душу населения вырос в два раза, но если все это увеличение присваивается тремя или даже десятью процентами населения, пусть даже двадцатью, то, значит, для восьмидесяти процентов населения ничего не изменилось. А если он у нас вырос в два раза, и все это, и еще кое-что присвоено этими двадцатью процентами населения, то при росте ВВП на душу населения в два раза уровень жизни 80 процентов населения вполне может понизиться!
Существует сложная система международных организаций, основной целью при создании которых являлась именно борьба с такого рода явлениями. И Мировой банк, и Международный Валютный Фонд, и Организация сотрудничества и развития, и Всемирная торговая организация, и ряд организаций при ООН имели ровно такие цели. Однако они не нашли способа справиться с этой ситуацией.
Глобализация напоминает распространение нерегулируемого капитализма, при котором выживает сильнейший. Хорошо известные нашим гражданам негативные последствия нерегулируемого рынка в XIX-XX вв демпфировались в развитых странах усилиями правительств. Но теперь мы являемся свидетелями весьма неприятной ситуации, поскольку отсутствие мирового правительства не позволяет в глобальном масштабе Земли сделать то, что делали в свое время национальные правительства.
В качестве одного из основных ответов на вызов глобализации должно было бы явиться создание международных институтов регулирования, которые могли бы смягчить, а, возможно, и вылечить неприятные последствия глобализации. Но, как было сказано, созданные международные институты, заняв соответствующую нишу, ничего не вылечили и не смягчили.
О том, как может быть исправлено существующее положение вещей, мы поговорим ниже, а пока констатируем тот факт, что на сегодняшний день ни у кого нет рецепта, что надо делать в этой ситуации.
В поисках рецепта
Представляется, что ответ на вызов глобализации в первую очередь должен удовлетворять неким критериям, гуманистическим по своему содержанию. Ситуация, когда при общем экономическом росте основная масса населения не получает от этого экономического роста соответствующих дивидендов, а то и ухудшает свое экономическое положение, недопустима. Это противоречит основным принципам человеческой справедливости.
Политику, которая, не разрушая сложившихся эффективных механизмов международной экономики, тем не менее, достаточно радикально изменила бы ситуацию с неравномерностью распределения, мы рискнули бы назвать не просто социал-демократической, а трижды социал-демократической.
Во-первых, она социал-демократическая в смысле ценностей, потому что во главу угла она ставит неотъемлемые права человека.
Во-вторых, она социал-демократическая в смысле процедур, поскольку мирные реформаторские решения она пытается найти демократическим путем.
В третьих, она социал-демократическая по содержанию, потому что в основе этой политики будет лежать применение некоторых элементов как раз той самой кейнсианской модели 50-х годов, или, отчасти, элементов нового американского курса 30-х - 40-х годов на глобальные процессы.
Две особенности инновационного сектора
Теперь мы попробуем перейти к конкретным рекомендациям. Проще всего справиться с последствиями глобализации в развитых странах.
Базовая проблема развитых стран заключается в том, что их национальным правительствам стало трудно поддерживать традиционную модель социального государства. За счет оттока капитала образуется огромная масса населения, не согласного работать на тех работах, где сейчас работают турки, но ресурсов для повышения зарплаты нет, а налоговое бремя, нужное для создания welfare , все тяжелее. Но эта проблема разрешима.
Глобализация дает выигрыш не 3-5 проц., и даже не 10 проц. населения, как в новых индустриальных странах и, в особенности, в странах постсоциалистических, а все-таки не менее чем четверти населения. Это люди, занятые в инновационном секторе экономики.
Инновационный сектор характеризуется не просто сверхприбылями. Первая его особенность в том, что инновации возникают снова и снова. Когда какая-нибудь промышленная или социальная инновация исчерпывает свой потенциал сверхприбыльности, на смену ей тут же возникает новая. В этом, видимо, и есть особенность модели постиндустриального или информационного общества.
Причем вовсе не имеется в виду, что каждый раз нужно изобретать что-то принципиально новое. Достаточно вспомнить политику фирмы Майкрософт , которая навязывает пользователям все новые и новые процессоры или все новые и новые модели редактора Ворд , шантажируя их тем, что если они не апгрейдят свой компьютер, или если не купят новую версию редактора, то они выпадут из стандарта.
Политика эта весьма эффективна.
Вторая особенность инновационного сектора в том, что элита выигрывающих от развития этого сектора - особого рода. В отличие от традиционных политических и хозяйственных элит, которые в значительной мере выигрывали за счет перераспределения в свою пользу доходов населения, эта элита создает новые доходы, причем доходы, построенные на базе знаний, информации, образованности.
Основные инновации делаются не только за счет достижений в науке и технике, они делаются за счет высокого уровня образования, и не только тех, кто эти инновации создает, но и тех, кто их использует.
К примеру, один из самых прибыльных бизнесов в современном инновационном секторе стран Организации экономического сотрудничества и развития - это Интернет-магазины. Среди Интернет-магазинов наиболее прибыльны книжные Интернет-магазины. В них можно заказать через Интернет любую книгу, выпущенную за тысячу верст от заказчика, и через день ее принесут заказчику на дом. Но для того, чтобы такой бизнес работал и приносил сверхприбыли, должны наличествовать миллионы граждан, имеющих компьютеры, читающих книги и подключенных к глобальной сети Интернет.
Рецепт для развитых стран
Таким образом, инновационный сектор в качестве сырья использует высокое качество образования, культуры и здоровья населения. А это значит, что социальная политика, которая проводится в рамках модели welfare-state , является не просто гуманистической, она является и коммерчески выгодной, но не для всего населения, а для населения, занятого в инновационном секторе. Но в таком случае справедливо было бы, чтобы налоговое бремя, связанное с поддержанием образования, культуры, здравоохранения и научно-технического прогресса, в основном нес бы на себе инновационный сектор. Это позволило бы сильно облегчить налоговое бремя с граждан и заменить социальные налоги с граждан корпоративным социальным налогом, взымаемом только со сверхприбыли.
Что же касается налогов, взимаемых с граждан, то, в общем-то, даже в самых богатых обществах они не играют такой уж существенной роли. Скорее, они являются выражением представлений данного общества о социальной справедливости. В этом смысле предложение либералов о плоской шкале подоходного налога является не таким уж безумным и антисоциальным, как кажется многим традиционным социалистам. Но тут есть свои ограничения.
По нашему мнению, подоходный налог должен быть плоским до некоторого максимума, определяемого той суммой дохода, который может получить рядовой гражданин посредством своего труда, каким бы квалифицированным труд не был. Сюда мы можем отнести даже труд представителей таких экзотических профессий, как, скажем, эстрадная поп-дива или известный спортсмен. И даже квалифицированный менеджер. Но сюда не входят те доходы, которые получают за счет наследства, финансовых спекуляций и волевого повышения зарплаты топ-менеджмента крупных корпораций.
Этот максимум дохода легко рассчитывается. Он один и для России, и для Таиланда. Этот максимум находится где-то между 300 и 500 тысячами долларов в год. Что же касается всех личных доходов, превышающих эту сумму, то, конечно, они должны облагаться по прогрессивной шкале для того, чтобы можно было поддержать представления граждан о том, что это общество социальной справедливости.
Такая налоговая политика является первым решением проблем богатых стран в связи с глобализацией. Второе, что можно рекомендовать, - это государственная политика всемерной поддержки образования, культуры и научно-технического прогресса, поскольку такая политика способствует расширенному воспроизводству инновационного сектора, а значит, и той разумной налоговой политики, которую мы предлагаем, и к усилению welfare-state . Третьим мероприятием должно быть перепрофилирование той части общества, которая не укладывается в инновационный сектор и в сектор, непосредственно занятый в сфере образования, на расширение рынка услуг.
Особенность сферы услуг в том, что прибыль в этой сфере напрямую связана с производительностью труда. Поэтому в сфере услуг вполне возможна политика социального партнерства с соблюдением некой общенациональной конвенциональной договоренности о том, что доля заработной платы в сфере услуг является фиксированным процентом от прибыли предприятия. Коллективные договора в сфере услуг сводятся, собственно, к одному пункту: чем выше производительность труда, тем выше у вас зарплата. И это все про западные страны.
Лечение драконов
Что же касается стран третьего мира, то сложившаяся в них ситуация очень сильно напоминает ситуацию в Европе и Северной Америке в 30-е годы. И в этом смысле развивающимся странам можно посоветовать ровно те решения в рамках национальной экономики, которые вывели рузвельтовскую Америку и послевоенную Европу в первом случае - из экономической катастрофы, во втором случае - из послевоенной разрухи. Это - кейнсианская политика, направленная на расширение внутреннего рынка, плюс государственная поддержка трудящихся, стремящихся ассоциироваться в профсоюзы. Это приведет к некоторому уменьшению иностранных инвестиций, но будет способствовать развитию национального капитала.
В этой связи, возвращаясь к сказанному выше, мы не можем не отметить, что политика, которую рекомендуем мы, прямо противоречит рекомендациям международных организаций. На сегодняшний день те прописывают развивающимся и новым индустриальным странам борьбу с инфляцией спроса и финансовую стабилизацию, сбалансированный бюджет и сокращение социальных платежей. На наш взгляд, их предложения контрпродуктивны
Опять о международных организациях
Раз глобализация является подобием неуправляемого конкурентного капитализма в глобальном масштабе. Этот неуправляемый манчестерский капитализм регулировался, как мы уже говорили, при помощи национальных правительств. Что, в таком случае, может быть заменой отсутствующего всемирного правительства для регулирования негативных последствий глобализации? Как, опять же, было сказано выше, это - международные организации. Речь идет как о перепрофилировании существующих организаций, так и создании новых.
Что мы имеем в виду под перепрофилированием? Мировому банку нужно рекомендовать вместо поощрения инвестиционных проектов либерального толка проводить политику поощрения инвестиций в науку, культуру и образование во всех странах третьего мира и постсоветский странах. Международному валютному фонду нужно предложить кредитовать процессы расширения внутреннего рынка в странах третьего мира и постсоветских странах. Но этого недостаточно. Базовой проблемой глобализации в финансовой сфере являются очень высокие риски. Поэтому требуются международные институты, которые понижали бы риски. Вспомним опыт Рузвельта, когда он создал федеральную резервную систему в качестве, по сути, страховой организации, страхующей все частные вклады американцев, меньшие, чем та сумма, которая говорит о том, что инвестор является профессиональным финансовым спекулянтом. Необходимо международное соглашение, которое потребовало бы от всех участников мировых финансовых процессов, как со стороны принимающих институтов, так и со стороны инвесторов, обязательно откладывать небольшую долю прибыли, меньше одного процента, в кассу чего-то вроде международного агентства финансового страхования (международной резервной системы).
Еще одной функцией федеральной резервной системы в США - функцией, известной нам по нынешней деятельности нашего Центробанка, - является функция поддержания курса национальной валюты посредством определенных мероприятий по покупке и продаже валюты на национальной бирже. Следовательно, необходимо второе международное агентство, которое проводило бы такие операции на крупных международных финансовых биржах с целью демпфировать попытки спекуляций.
Наконец, нужно ввести третье международное соглашение возможно, это будет расширенная роль Международной торговой организации, возможно, потребуется новое агентство - которое в случае наступления кризисной ситуации, например, паники на той или иной бирже в третьем мире, замедляло бы трансферты. Разумеется, речь идет не о прохождении платежей, а о том, что портфельный инвестор имеет право вынуть свои средства, но не раньше, чем через три месяца после начала. В случае, когда ситуация определена как паника, замедляется вынимание средств. Возможно, это агентство имело бы право, как имеют право центробанки или какие-нибудь специальные бюро по инвестициям в стране, временно закрывать некоторые национальные биржи, когда наступает паника.
И, наконец, базовым являлось бы подчинение всех этих организаций - хотя бы частично - не только государствам-пайщикам, или, как в том, что мы предлагаем, частным вкладчикам, но, прежде всего, Организации объединенных наций, где - в лице Совета безопасности, а где - в лице ее профильных организаций, то есть Юнеско, МОТ и так далее.
При чем тут социал-демократия?
Почему мы перечисляем все эти мероприятия как социал-демократические? Главным образом, потому, что мы считаем, что все эти мероприятия в нынешних условиях может пропагандировать и внедрять только одна крупная международная организация - Социалистический Интернационал.
В условиях, когда социал-демократия находится на грани потери кризиса идентичности, такой проект мог бы возродить реальный дух социал-демократии. В нынешних условиях - падения welfare-state во всем мире - социал-демократии грозит опасность превратиться либо в неотличимого двойника либерализма, либо, за счет того, что в правых партиях гораздо больше реальных политиков, в идеологический филиал либералов.
И, наконец, рецепт для России
Россия не является - в настоящем ее виде - страной третьего мира. Россия - это страна, в которой существует колоссальный задел в области науки и технологии, в которой существует очень высокий средний уровень образования. По этим параметрам она полностью соответствует остальным развитым странам. Следовательно, меры, которые нужно принимать в России, в значительной мере должны напоминать меры, которые принимаются в развитых странах, в особенности в том, что касается сектора образования, науки и культуры. А именно, нужно предпринимать все возможные меры для того, что бы превратить инновационный сектор в основной источник дохода. Потенциал для этого в России есть. Конечно, такая политика может вызывать недовольство некоторых западных стран: на рынке появится очень приличный конкурент. Но, в конечном счете, улучшение экономической ситуации в России и выход ее на уровень развитых стран ни в чем интересам этих стран не противоречит. Вряд ли можно считать, что они заинтересованы в создании огромной зоны нестабильности на территории, равной 1/6 поверхности суши.
А уж интересам новых индустриальных стран это отвечает в полной мере, потому что и Тайвань, и Малайзия, и Южная Корея очень страдают оттого, что они вынуждены покупать научно-технический продукт в западных странах, где все это стоит дорого. Россия вполне могла бы обеспечить эти новые индустриальные страны соответствующими технологиями и знаниями за более скромное вознаграждение, что, по-видимому, привело бы к значительному увеличению темпов экономического роста, как в России, так и в новых индустриальных странах.
Следовательно, основные усилия по реструктуризации российской экономики в этом плане, как это ни парадоксально, должны вестись в полном соответствии с общей идеей глобализации. То есть, прежде всего, надо развивать те регионы страны, которые уже являются развитыми, а не размазывать все равномерно по всей территории. Надо превращать развитые регионы России, прежде всего Москву, Питер и некоторое количество других продвинутых субъектов Федерации в локомотив российской экономики, которая потом, выйдя на мировой рынок, обеспечив достаточно высокий уровень жизни непосредственно тем людям, которые принимают участите в этих производствах, потянет за собой население всех остальных территорий страны, которые, надо сказать, к тому же, довольно слабо населены.
Это стратегическое направление. В тактическом плане можно сказать вот что: на сегодняшний день роль инновационного сектора в Российской экономике играет топливно-энергетический комплекс (ТЭК). ТЭК не является, по сути, инновационным сектором, потому что его ресурсы ограничены, в нем не существует механизма создания чего-то нового. Но он вполне может считаться аналогом инновационного сектора, потому что это единственный сектор отечественной экономики, который обеспечивает устойчивые сверхприбыли. В связи с этим условия обеспечения социального государства в России сегодня необходимо, разумеется, возлагать на корпоративные налоги с ТЭКа, а в конкретных нынешних российских условиях наилучшим решением была бы национализация ТЭКа или, в крайнем случае, национализация природной ренты, которая в настоящий момент почему-то приватизирована узкой группой лиц. Дальнейшее развитие инновационного сектора в России потребует, конечно же, увеличения налогообложения этого сектора, но это надо будет делать тогда, когда он встанет на ноги, а не тогда, когда он и так еле дышит. А перераспределение получаемых налогов, естественно, должно идти в первую очередь на повышение уровня образования, здравоохранения и на научно-технические разработки.
Таким образом, начальными мероприятиями, которые нужны для того, чтобы запустить в России процесс сглаживания негативных последствий глобализации мировой экономики, являются, с одной стороны, мероприятия, связанные с национализацией ТЭКа и переносом бремени финансирования прогресса и социальных платежей на природную ренту, с другой стороны, проведение мероприятий, направленных на повышение уровня образования, науки и культуры.
[1][1] Джон Мейнард Кейнс (1883-1946) - англ. экономист и публицист.
Док. 252319 Опублик.: 17.03.06 Число обращений: 628
