Произошли ли качественные изменения во внешней политике России в 2005 году? В чем заключались ее победы и провалы? Может ли Азия стать для Москвы альтернативой Европе? Что ждет Шанхайскую организацию сотрудничества? Об этом, а также о других итогах 2005 года корреспондент Страны.Ru Ангелина Тимофеева побеседовала с первым заместителем директора Центра политических технологий Борисом Макаренко.
- Борис Игоревич, как вы полагаете, произошли ли качественные изменения в российской внешней политике в 2005 году?
- Я думаю, что в российской внешней политике произошел идеологический сдвиг. Оглашение концепции суверенной демократии означает, по сути, что суверенитет важнее демократии. Это сдвиг в сторону закрытости, изоляционизма, отказ от следования слепо и безоговорочно лекалам западного либерал-демократического принципа. Из это следует и переопределение российской внешней политики на пространстве СНГ, важней составляющей которого становится газовый конфликт с Украиной, по под это подходят и другие события: однозначная поддержка Москвой Ташкента в его конфликте с Западом, активизация действий ШОС, активизация российской политики на азиатско-тихоокеанском направлении. Все это подпадает под концепцию суверенной демократии, где мы отдаляемся от Запада и, в первую очередь, от США, пытаемся все выстроить по-своему, и это особенно важно в преддверии саммита G-8 в Петербурге, где Россия станет лидером. Повестка дня этого саммита только вырисовывается, и в идейной плане это будет событие 2006 года, а не 2005. Но идем мы к нему таким образом.
- Эта тенденция во внешней политике - наше ноу-хау или распространенный вариант под влиянием некоторых глобальных факторов?
- Распространено то, что все страны когда-то во внешней политике исходят из необходимости большей или меньшей открытости, изоляционизма. Россия, как ни парадоксально, накануне своего председательства в "большой восьмерке", пошла по пути частичного изоляционизма. Этот тренд не резкий и не грубый. Более того, он, наверное, замышляется как домашняя заготовка перед 2006 годом, когда жизнь заставит открываться хотя бы из-за саммита в Петербурге.
- Тем не менее, мы может говорить в 2005 году о частичном изоляционизме перед Западом, но не перед Азией?
- Да, мы наблюдаем активизацию на азиатских направлениях. ШОС, Узбекистан, переопределение отношений с Киргизией, активная поддержка Назарбаева.
- В последнее время тиражируется мнение о том, что Восток - это альтернатива Западу. В том смысле, что Европа Россию обманула, а в Азии нас ждет с распростертыми объятиями?
- Насчет того, что "Европа обманула" - да, так нам видится. Хотя, на мой взгляд, ситуация сложнее. В чем-то мы сами хотели быть обманутыми, поэтому обмануть нас было достаточно легко. Восток - это ни в коем случае не альтернатива Западу. Я думаю, что Путин так не мыслит. Просто, раз на Западе возникают сложности и растет напряженность... Но отношения с Западом никуда не денешь, потому что модернизация экономики и цивилизационная требует контактов с Западом. Но для того, чтобы быть в контактах с Западом сильнее, Россия ищет новые ресурсы на Востоке. Понятно, что Россия, в силу своего геополитического положения, должна иметь сильную политику и на Западе, и на Востоке. Понятно, что западное направление приоритетное. Но когда на Западе есть заминки, стагнация и откат назад, то на Востоке мы пытаемся это компенсировать и подкопить ресурсов.
- На ваш взгляд, что можно было бы назвать провалом внешнеполитической линии России в минувшем году?
- Столь явного, как в 2004-м, нет. Однако были серьезные промедления и неудачи, которые могут привести к провалу в 2006 году. Если их не поправить. Например, мы забуксовали в отношениях с Евросоюзом. Четыре пространства наполняются медленно, ничего особенного там не происходит, а нам в 2006 году перезаключать долгосрочный договор с Евросоюзом. И ничего нового мы пока написать там не можем. Это было бы мощным ресурсом для России - переопределение новых условий сотрудничества с ЕС, - но мы к этому ресурсу близко подойти не можем.
У нас под конец года более мрачной стала перспектива вступления в ВТО. То есть, это тоже не провал, нас ни от куда не выгнали, нигде нам барьер не поставили, но если мы в ВТО в 2005 году плохо провели подготовительную работу, мы в 2006 году туда не вступим.
Третья неудача - это обострение отношений с нашими ближайшими соседями на северо-западе. Это ухудшения отношений с Польшей и Прибалтикой.
Четвертое - чем кончится газовая война с Украиной. Я ни в коем случае не предрекаю провала, но фиксирую то, что конец года прошел в активных "боевых" действиях с нашим близким соседом и партнером. Пока, во всяком случае, победы нет.
- А что можно было назвать позитивом 2005 года?
- Ну, это выход на новое качество ШОС. На самом деле, я всегда считал, что это зародыш системы коллективной безопасности если не всей Азии, то очень большой ее части. Мало кто этот термин употребляет, потому что то, что вырисовывается, не очень похоже на систему коллективной безопасности в Европе, хотя специалисты хорошо знают, что по-европейски такую систему в Азии построить нельзя. Она должна быть принципиально иной. И в ШОС такое может вырисоваться. И Россия в этом процессе играет активную роль.
Нельзя говорить о громком успехе на восточно-азиатском направлении, это только первые шаги, но достаточно удачные.
Успех - это Североевропейский газопровод. Это уже больше чем декларация.
- Как вам кажется, общая внешнеполитическая линия России в 2006 году будет преемственной по отношению к 2005-му?
- Из того, что я сказал, уже понятно, как она будет идти. От изоляционизма мы пойдем к председательствованиям, и это само по себе - большая открытость. Многие проекты, начатые в 2005 году, будут продолжаться по определению. В том числе и те, которые я назвал не провалами, а пробуксовками. Однако, при негативном сценарии, они могут привести к провалам в 2006 году.
05.01.06.
Национальная информационная служба Страна.Ru, 2000-2006.
Док. 243755
Опублик.: 06.01.06
Число обращений: 582
Макаренко Борис Игоревич
|
