В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Руа Жюль `Штурман` Назад
Руа Жюль `Штурман`
Доколе вы будете налегать на че-ловека? Вы будете низринуты, все вы, как наклонившаяся стена, как ограда пошатнувшаяся. Псалом 61, 4 Господи! пред Тобою все желания мои, и воздыхание мое не сокрыто от Тебя. Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих,--и того нет у меня. Псалом 37, 10, 11 Когда штурман увидел, что земля надвигается, было слишком поздно. У него уже не оставалось времени вспомнить, что следует согнуть ноги в коленях, втянуть голову в плечи и сжаться в комок. Он почти упал на пятки, и парашют протащил его метров двадцать по мягкой земле. Штурман поднялся не сразу. Какое-то время -- ми-нуту или больше, пока бешено колотилось сердце,-- он переводил дыхание, распростертый на борозде, уткнув лицо в длинные влажные листья. Потом открыл глаза, встал и огляделся. Его окружала ночь, но горизонт был объят огромным заревом, и. временами в густом красно-ватом дыму взмывали к небу языки пламени. В обсту-пившей его тишине штурман испытывал непривычное ощущение одиночества, свободы и полной отрешен-ности. Он стряхнул землю, налипшую па ладонях, и вытер их о брюки; потом провел пальцами по лбу и удивился, что лоб взмок от пота; он снял шлем и су-нул его за пояс, под куртку. Штурман повернулся спиной к пылающему гори-зонту. Теперь он заметил, что стоит на свекловичном поле. Он нажал замок привязных ремней, и они сполз-ли к его ногам. Он сразу почувствовал облегчение. Купол парашюта превратился в груду белой материи, пахнущую тальком; прежде всего следовало избавиться от него, чтобы не вызывать подозрений. Штурман обмотал купол шелковыми стропами -- парашют оказал-ся словно в ранце. Но закопать его было нечем. Только сейчас штурман подумал, что даже не знает, в какой части Европы он приземлился. Он выбросился из само-лета в самый критический момент. Но когда именно это произошло? Он никак не мог вспомнить. После того как были сброшены бомбы. Но через сколько вре-мени? Память ничего не могла ему подсказать. Зарево, которое он наблюдал на горизонте,--это, конечно, пы-лающий Дуйсбург; наверное, самолет был сбит истре-бителем или зениткой. Штурман придавил коленом парашют, который вы-давал его; мыслей не было. Просто он был счастлив, что остался жив, и сейчас это было главное: ощущение собственной безопасности, безмерная и беспричинная уверенность, что все будет хорошо, какое-то внутрен-нее ликование, несущее ему доселе не испытанную ра-дость. Он только что ускользнул от смерти и был невре-дим--руки и ноги целы и ни одного ранения; болели только пятки и крестец -- от удара при приземлении. Теперь он подумал, что и остальные тоже должны были выброситься: бомбардир и радист -- следом за ним, че-рез передний люк, хвостовой стрелок--из своей пуле-метной турели, а башенный стрелок и бортмеханик-- через задний люк.

Док. 243720
Перв. публик.: 04.01.06
Последн. ред.: 15.02.06
Число обращений: 397


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``