Сжав тросы в гигантской руке,
Спросонок, нечесаный, сиплый,
Весь город из вымысла выплыл
И вымыслом рвется к реке.
И ужас на клоунски жалостных,
Простуженных лицах, и серость,
И стены, и краска сбежала с них -
И надвое время расселось.
И словно на тысячах лиц
Посмертные маски империи,
И словно гусиные перья
В пергамент реляций впились.
И в куцей шинели, без имени,
Безумец, как в пушкинской ночи,
Еще заклинает: "Срази меня,
Залей, если смеешь и хочешь!"
Я выстоял. Жег меня тиф,
Теплушек баюкали нары.
Но вырос я сверх ординара,
Сто лет в один год отхватив.
Вода хоть два века бежала бы,
Вела бы в дознанье жестоком
Подвалов сиротские жалобы
По гнилистым руслам и стокам.
И вот она хлещет! Смотри
Ты, всадник, швырнувший поводья:
Лачуги. Костры. Половодья.
Стропила. Заря. Пустыри.
Полнеба - рассветное зарево.
Полмира - в лесах и стропилах.
Не путай меня, не оспаривай -
Не ты поднимал и рубил их.
А если, а если к труду
Ты рвешься из далей бесплотных -
Дай руку товарищу, плотник!
Тебя я на верфь приведу.
<1961>
Док. 241974
Опублик.: 29.12.05
Число обращений: 60
|
