Известный российский поэт, один из самых популярных шестидесятников и автор `Новых Известий`, нечасто балует москвичей своими выступлениями. Послезавтра состоится его вечер в Концертном зале имени Чайковского. О том, что волнует поэта в сегодняшней жизни страны, о своем поколении и о современной молодежи, об американской и российской жизни Евгений ЕВТУШЕНКО рассказал `Новым Известиям`.
- Евгений Александрович, вы бываете у памятника Маяковскому?
- Очень часто там бываю, даже свидания там назначаю... (Смеется.). Деловые, разумеется.
- Не смущает, что теперь молодежь около Маяковского не стихи читает, как это было во времена вашей юности, а пиво пьет?
- Это сейчас везде происходит. Ребятам просто некуда деваться - у нас так мало молодежных клубов. Об этом никто не думает, а все эти искусственно создаваемые организации, куда полузагоняют-полузаманивают, - это бесстыдное использование невостребованной молодежи, создание для нее видимости общественной жизни. Но я и молодых не оправдываю за их пассивность. Почему они позволяют, чтобы старшие дяди организовывали для них проявления гражданственности, а не сами ее проявляют без всякой подсказки? Где подсказка, там и указка... Молодежь надо просвещать, а не зомбировать.
- Вы, наверное, знаете, что 4 ноября в Москве прошли демонстрации с фашистскими лозунгами. Спустя несколько недель мэрия запретила антифашистские митинги, сославшись на то, что будут созданы неудобства для москвичей. Как вы считаете, это тенденция?
- Надеюсь, что нет, и надеюсь надеяться. Чиновники, скорее всего, просто испугались и не знали, что делать, если два противоборствующих движения сшибутся. Конечно, надо, чтобы на улицах был порядок. Но разве фашистские лозунги на улицах в столице победителей фашизма - это порядок? Позор стыднее неудобств. Тем не менее почему те, кто хотел устроить антифашистскую демонстрацию, так легко сдались, не добились разрешения? Почему наша молодежь не показала гражданскую энергию, а оказалась такой робкой, неспособной к противостоянию, равно как в этом случае в Москве, как и в случае убийств их ровесников - иностранных студентов в Воронеже? Какой же это патриотизм - убийство гостей? Уверен, что не все те молодые, кто сегодня надевает на рукава свастики или что-то на них похожее и тусуется в день рождения Гитлера, делают это потому, что они убежденные фашисты, а от скуки. Скука - мать фашизма.
- Только она?
- Скука тоже. Энергии у молодых много, и надо куда-то ее девать. Поэтому протест и принимает такие уродливые формы. Нельзя оправдывать скукой ни отрезок водопроводной трубы, ни заточку в неандертальской руке, ни крик `Россия для русских!`. Что же мы сделаем с эфиопской кровью Пушкина, с шотландской кровью Лермонтова, с турецкой кровью Жуковского, с татарско-итальянской кровью Ахмадулиной, с грузинской кровью Окуджавы, с немецкой кровью Блока, с татарской кровью автора русской народной песни `Во поле березонька стояла`, с еврейской кровью стольких композиторов и поэтов лучших песен Великой Отечественной и опять же с русско-украинско-белорусско-польской-немецкой-латышской и - о Боже! - опять татарской кровью Евтушенко!
Не думаю, что наша молодежь насквозь националистична. Но элементарная моральная безграмотность пугает, да и просто безграмотность в самом прямом смысле. Морально и культурно безграмотных легко натравить на кого угодно. На моих глазах людей, никогда не видевших Михоэлса на сцене, не читавших Пастернака и не знавших, кто такой Сахаров или Солженицын, науськивали на них. Многие не знают ни истории, ни литературы. Но в России-то ее история и литература неотделимы от совести. Поэтому необходимость настоящей литературы сейчас возрастает, ибо `слава Богу, есть литература - лучшая история Руси`.
- 14 декабря вы будете выступать в Москве, в Зале Чайковского. Будете новые стихи читать?
- Я никогда перед выходом на сцену не составляю никакой непоколебимой программы - я же никакая не партия, `сплоченная туго`, а живой человек, да еще и такой профессии. Импульсивность, импровизационность, лихорадка неуверенности в себе - качества, которые могут быть противопоказаны при некоторых профессиях, поэту необходимы.
В книжке, которую я выпустил в этом году, `Памятники не эмигрируют`, почти все стихи написаны уже в XXI веке, и многие даже помечены этим годом, а страниц там четыреста с лишним. Эта книга моих до-исповедей. Я, например, раньше никогда подробно не писал о моей первой женщине на Алтае, о моей любви с молодой американкой в разгар `холодной войны`, когда мы прорвались как Ромео и Джульетта капитализма и социализма сквозь все запреты и сети с двух сторон.
Предполагаю все-таки, что эти стихи обязательно прочту, да и мало ли что я могу еще написать в самый последний момент перед концертом. Поэтому моих концертов всегда боялись и побаиваются большие бюрократы и никогда на них не ходили и не ходят. На всякий случай. Я вообще больше всего не люблю две категории: бюрократов и снобов, и они мне отвечают взаимностью, ведь снобизм - это вид бюрократии. А вот Шостакович, Сахаров, Ландау, Капица, Неизвестный, Шемякин, Высоцкий, Пабло Неруда, Сальвадор Альенде ходили.
Но самая главная моя аудитория - это, конечно, совсем не знаменитые люди: студенты, школьники, рабочие, инженеры, учителя, врачи. Только что состоялся мой марафонский, почти четырехчасовой, концерт для двух тысяч зрителей в оклахомском городе Талса.
- После московского выступления собираетесь и в российские дальние регионы?
- Да разве существует сейчас понятие `дальние регионы`, в эпоху Интернета? Я действительно буду много выступать по России в декабре - и в Екатеринбурге, в том самом кинотеатре на две тысячи мест `Космос`, где в ранних восьмидесятых установил личный рекорд, дав три сольных концерта в один день, и в Челябинске, и в Нижнем Тагиле, и в Рыбинске, затем в Набережных Челнах, Нижнекамске, Казани. А позднее собираюсь в Брянск - первый русский университет, который удостоил меня мантии почетного профессора, после десятка зарубежных.
- Вам не кажется, что сегодня высоты захватила попса - она в музыке, в литературе, в политике?
- Совершенно верно. С этим надо бороться. Только вот не надо во всем обвинять попсу. Мы, писатели, сами виноваты в том, что оказались на маргинальном положении. По-моему, весомость нашего слова в данный момент настолько незначительна, что даже КГБ сейчас до нас нет дела, а бюрократии и подавно. Нас, писателей, давно никто не боится. Журналистов боятся больше чем нас. `Васькизм` от выражения `Васька слушает и ест` процветает, пока мы что-то робко вякаем. Не пора ли нам задуматься, почему так произошло?
- Вы сейчас преподаете в американском университете русскую поэзию и русское кино. Насколько большой интерес к вашим лекциям?
- Когда лекции были открытые, то на них записывались более ста человек. Теперь мне поставили лимит - сорок человек. В американских вузах есть такое правило: если профессор не набирает восьми студентов, то ставится вопрос о его увольнении и никакой профсоюз не поможет. Есть предметы, на которых не должно быть много студентов. Например, язык. Если на лекциях по языку слишком много студентов, то он девальвируется. Мне сказали, что я невольно оттягиваю студентов - они же сами рвутся на мои лекции! - у других профессоров. Поэтому решили, что у меня будет лимит сорок студентов, но еще десять наиболее способных я могу набирать по своему усмотрению.
- Почему вы преподаете именно в Америке, а не Европе?
- Потому что я многому научился у Америки ранних 60-х годов, где кипела тогда бурлящая жизнь, борьба против расизма, против милитаризма, против бюрократии, в которой принимала участие вся передовая интеллигенция США, в том числе и писатели. Я увидел двухмиллионную демонстрацию в Нью-Йорке против войны во Вьетнаме, когда в одной колонне в обнимку шли Артур Миллер, Бенджамин Спок, Мартин Лютер Кинг и свои песни пели тогда еще совсем молодые Джоан Байез и Боб Дилан. До сих пор у меня перехватывает горло от волнения, если я слышу великую песню We shell over came - `Мы победим, придет день, когда мы победим...` К сожалению, эта песня сейчас стала забываться и в Америке, но я всегда напоминаю ее моим американским студентам.
Я впервые воочию открыл для себя, какую силу представляет протест. Я написал в 1968 году после вторжения брежневских танков в Чехословакию впоследствии: `Единственный прогресс без горьких жертв ненужных - протест, протест, протест - оружье безоружных`. Это было и об Америке, и о нас. Не случайно наша цензура долго не хотела пропускать мою двунаправленную поэму `Под кожей статуей Свободы`, а потом замечательный одноименный спектакль Юрия Любимова на Таганке. Если бы поэму не прикрыл своей вступительной статьей Константин Симонов, не видать бы свету белого. Я вообще стал с той поры именно двунаправленным поэтом - против бюрократии и капитализма, и социализма. Поэтому меня полюбила молодежь и у нас, и там, и в то же время не любили снобы и жлобы. Мои многие стихи `Письмо Есенину`, `Танки идут по Праге` ходили в нашем самиздате, а стихи на смерть американской студентки Аллисон Краузе, застреленной во время разгона студенческой демонстрации, разбрасывались в США, как листовки. В наших газетах писали о преступлениях американцев во Вьетнаме, но гораздо меньше писали о том, какая борьба идет в самой Америке против этой войны. В сущности, ведь сами американцы остановили войну во Вьетнаме благодаря этим огромным демонстрациям и противодействию этой войне.
В моей поэзии протестный дух появился гораздо раньше моих иностранных поездок - в 1955 году я написал `Границы мне мешают. Мне не ловко не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка. Хочу шататься, сколько надо Лондоном, со всеми говорить - пускай на ломаном`. У нас же не было никакого туризма - ни к нам не ездили, ни мы к ним. Советский Союз был закрытой страной. Разве вот что фестиваль молодежи в 1957 году... Я счастлив тому, что превратил то раннее стихотворение в реальность, став народным депутатом, и много раз выступая против унижавших достоинство наших людей, `выездных комиссий`, проверявших наших граждан на лояльность - пускать их за границу или не пускать. В том, что наши молодые люди уже даже не знают, что означает выражение `выездная комиссия`, есть и моя лепта. Они уже не детки в клетке. Все зависит от них самих, кем они будут - озверелыми ксенофобами или мудрыми садоводами братства. У них не будет закомплексованности от чувства, что остальной мир украден у них. Они могут его познать, не идеализируя и не демонизируя его. Они должны понять, как много энергии нужно от будущих поколений для возделывания нашего земного шара. И если они приложат эту энергию, то у них в сердце не будет места для скуки - одной из самых страшных совратительниц наших детей.
Евгений ЕВТУШЕНКО родился 18 июля 1933 года на станции Зима Красноярской области (ныне город в Иркутской области). Постоянно печатается с шестнадцати лет. В 1951-1954 годах учился в Литературном институте им. М.Горького. Член Союза писателей СССР с 1952 года. Автор сотен, если не тысяч, стихотворных, прозаических и публицистических произведений. В фильмах `Детский сад` (1984) и `Похороны Сталина` (1990) выступил как режиссер и актер. Лауреат Государственной премии 1984 года за поэму `Мама и нейтронная бомба`. Был депутатом последнего созыва Верховного Совета СССР (1989-1991). Женат. Имеет пятерых сыновей. Последние годы живет и работает в США. Преподает в американских университетах русскую поэзию опираясь на свою антологию `Десять веков русской поэзии`, над которой работает последнее десятилетие и главы из которой печатаются сейчас в пятничных номерах `Новых Известий`.
12 декабря 2005 г.
АНДРЕЙ МОРОЗОВ, `Новые Известия`
Док. 241184
Опублик.: 12.12.05
Число обращений: 468
Евтушенко Евгений Александрович
|
