В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Наша библиотека
Книги
Статьи
Учебники

Художественная литература
Русская поэзия
Зарубежная поэзия
Русская проза
Зарубежная проза
Хорхе Луис Борхес:`О КУЛЬТЕ КНИГ` Назад
Хорхе Луис Борхес:`О КУЛЬТЕ КНИГ`
(Новые расследования, 1952)
В восьмой песни `Одиссеи` мы читаем, что боги создают злоключения, дабы будущим поколениям было о чем петь; заявление Малларме: `Мир существует, чтобы войти в книгу`, - как будто повторяет через тридцать столетий ту же мысль об эстетической оправданности страданий. Две эти телеологии совпадают, однако, не полностью; мысль грека соответствует эпохе устного слова, мысль француза - эпохе слова письменного. У одного говорится о сказе, у другого - о книгах. Книга, всякая книга, для нас священный предмет; уже Сервантес, который, возможно, не все слушал, что люди говорят, читал все, `вплоть до клочков бумаги на улицах`. В одной из комедий Бернарда Шоу огонь угрожает Александрийской библиотеке; кто-то восклицает, что сгорит память человечества, и Цезарь говорит: `Пусть горит. Это позорная память`. Исторический Цезарь, я думаю, либо одобрил бы, либо осудил приписываемый ему автором приговор, но в отличие от нас не счел бы его кощунственной шуткой. Причина понятна: для древних письменное слово было не чем иным, как заменителем слова устного. Как известно, Пифагор не писал; Гомперц (`Griechische Denker` [Греческие мыслители {нем, 1, 3) утверждает, что он поступал так, ибо больше верил в силу устного поучения. Более впечатляюще, чем воздержание Пифагора от письма, недвусмысленное свидетельство Платона. В `Тимее` он говорит: `Открыть создателя и отца нашей вселенной - труд нелегкий, а когда откроешь, сообщить об этом всем людям невозможно`, и в `Федре` излагает египетскую легенду, направленную против письменности (привычки, из-за которой люди пренебрегают упражнением своей памяти и зависят от написанных знаков), прибавляя, что книги подобны нарисованным фигурам `...которые кажутся живыми, но ни слова не отвечают на задаваемые им вопросы`. Дабы смягчить или устранить этот недостаток, Платон придумал философский диалог. Учитель выбирает себе ученика, но книга не выбирает читателей, они могут быть злодеями или глупцами; это Платоново опасение звучит в словах Климента Александрийского, человека языческой культуры: `Благоразумнее всего не писать, но учиться и учить устно, ибо написанное остается`, и в следующих из того же трактата: `Писать в книге обо всем означает оставлять меч в руках ребенка`, которые также восходят к евангельским: `Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не подрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас`. Это изречение принадлежит Иисусу, величайшему из учителей, поучавших устно, который всего однажды написал несколько слов на земле, и никто их не прочитал (Иоанн. 7, 6). Климент Александрийский писал о своем недоверии к письменности в конце II века; в конце IV века начался умственный процесс, который через много поколений привел к господству письменного слова над устным, пера - над голосом. Поразительный случай пожелал, чтобы писатель зафиксировал мгновение (вряд ли я преувеличиваю, говоря здесь `мгновение`), когда начался этот длительный процесс. Блаженный Августин в шестой книге своей `Исповеди` рассказывает: `Когда Амвросий читал, он пробегал глазами по страницам, проникая в их душу, делая это в уме, не произнося ни слова и не шевеля губами. Много раз - ибо он никому не запрещал входить и не было обыкновения предупреждать его о чьем-то приходе - мы видели, как он читает молча, всегда только молча, и, немного постояв, мы уходили, полагая, что в этот краткий промежуток времени, когда он, освободившись от суматохи чужих дел, мог перевести дух, он не хочет, чтобы его отвлекали, и, возможно, опасается, что кто-нибудь, слушая его и заметив трудности в тексте, попросит объяснить темное место или вздумает с ним спорить, и тогда он не успеет прочитать столько томов, сколько хочет. Я полагаю, он читал таким образом, чтобы беречь голос, который у него часто пропадал. Во всяком случае, каково бы ни было намерение подобного человека, оно, без сомненья, было благим`. Святой Августин был учеником Святого Амвросия, епископа Медиоланского, до 384 года; тринадцать лет спустя, в Нумидии, он пишет свою `Исповедь`, и его все еще тревожит это необычное зрелище: сидит в комнате человек с книгой и читает, не произнося слов` {Комментаторы сообщают, что в те времена было принято читать вслух, чтобы лучше вникать в смысл - так как не было знаков пунктуации и даже разделения слов, - и вдобавок читать сообща, потому что текстов было недостаточно. Диалог Лукиана из Самосаты `Неучу, который покупал много книг` содержит свидетельство об этом обычае во II веке.} Этот человек переходил непосредственно от письменного знака к пониманию, опуская знак звучащий: странное искусство, зачинателем которого он был, искусство читать про себя, приведет к поразительным последствиям. По прошествии многих лет оно приведет к идее книги как самоцели, а не орудия для достижения некоей цели. (Эта мистическая концепция, перейдя в светскую литературу, определит необычные судьбы Флобера и Малларме, Генри Джеймса и Джеймса Джойса.) На понятие о Боге, который говорит с людьми, чтобы что-то им приказать и что-то запретить, накладывается понятие об Абсолютной Книге - о Священном Писании. Для мусульман Коран (также именуемый `Книга`, `Аль Китаб`) - это не просто творение Бога, как человеческие души или Вселенная; это один из атрибутов Бога, вроде Его вечности или Его гнева. В главе XIII мы читаем, что текст оригинала, `Мать Книги`, пребывает на Небе. Мухаммед Аль-Газали (Аль-газель у схоластиков) заявил: `Коран записывают в книгу, произносят языком, запоминают сердцем, и, несмотря на это, он все время пребывает в обители Бога и на нем никак не сказывается то, что он странствует по написанным страницам и по человеческим умам`. Джордж Сэйл замечает, что этот несотворенный Коран - не что иное, как его платоническая идея или архетип; вполне вероятно, что Альгазель, чтобы обосновать понятие `Мать Книги`, пользовался архетипами, взятыми исламом из энциклопедий Братьев чистоты и у Авиценны. Евреи в экстравагантности превзошли мусульман. В первой главе их Библии содержится знаменитое изречение: `И сказал Бог: да будет свет; и стал свет`; каббалисты полагали, что сила веления Господа исходила из букв в словах. В трактате `Сефер Йецира` (`Книга Творения`), написанном в Сирии или в Палестине около VI века, говорится, что Иегова Сил, Бог Израиля и всемогущий Бог, сотворил мир с помощью основных чисел от одного до десяти и с помощью двадцати двух букв алфавита. Что числа суть орудия или элементы Творения, - это догмат Пифагора и Ямвлиха; но что буквы играют ту же роль, это ясное свидетельство нового культа письма. Второй абзац второй главы гласит: `Двадцать две основные буквы: Бог их нарисовал, высек в камне, соединил, взвесил, переставил и создал из них все, что есть, и все, что будет`. Затем сообщается, какая буква повелевает воздухом, какая водой, и какая огнем, и какая мудростью, и какая примирением, и какая благодатью, и какая сном, и какая гневом, и как (например) буква `каф`, повелевающая жизнью, послужила для сотворения солнца в мире, среды - в году и левого уха в теле. Но христиане пошли еще дальше. Идея, что Бог написал книгу, побудила их вообразить, что он написал две книги, одна из которых - Вселенная. В начале XVII века Фрэнсис Бэкон в своем `Advancement of Learning` [Введение в учение (англ заявил, что Бог, дабы мы избежали заблуждений, дает нам две книги: первая - это свиток Писания, открывающий нам его волю; вторая - свиток творений, открывающий нам его могущество, и вторая представляет собою ключ к первой. Бэкон имел в виду нечто гораздо большее, чем яркая метафора: он полагал, что мир можно свести к основным формам (температура, плотность, вес, цвет), ограниченное число которых составляет abecedarium naturae [Азбука природы (лат или ряд букв, которыми записан универсальный текст Вселенной `{В сочинениях Галилея часто встречается идея Вселенной как книги. Второй раздел антологии Фаваро (Galileo Galilei `Pensieri, motti e sentenze`, Галилео Галилей `Мысли, остроты изречения`. Флоренция, 1949) назван `Il libro della Natura` - `Книга Природы`. Привожу следующий абзац: `Философия записана в грандиозной книге, постоянно раскрытой перед нашими глазами (я разумею Вселенную), но которую нельзя понять, не выучив прежде ее языка и букв, какими она написана. Язык этой книги - математика, а буквы - треугольники, окружности и прочие геометрические фигуры`.}. Сэр Томас Браун в 1642 году написал: `Есть две книги, по которым я изучаю богословие: Священное Писание и тот универсальный и всем доступный манускрипт, который всегда у всех перед глазами. Кто не увидел Его в первом, те обнаружили Его во втором` (`Religio Medici` [Вероисповедание врачевателя {лат, I, 16). В том же абзаце читаем: `Все существующее - искусственно, ибо Природа - это Искусство Бога`. Прошло двести лет, и шотландец Карлейль в различных местах своих произведений, и в частности в своем эссе о Калиостро, превзошел догадку Бэкона: он провозгласил, что всемирная история - это Священное Писание, которое мы расшифровываем и пишем ощупью и в котором также пишут нас. Впоследствии Леон Блуа сказал: `Нет на земле ни одного человеческого существа, способного сказать, кто он. Никто не знает, зачем он явился на этот свет, чему соответствуют его поступки, его чувства, его мысли и каково его истинное имя, его непреходящее Имя в списке Света... История - это огромный литургический текст, где йоты и точки имеют не меньшее значение, чем строки или целые главы, но важность тех и других для нас неопределима и глубоко сокрыта (`L`ame de Napoleon` [Душа Наполеона {фр, 1912). Согласно Малларме, мир существует ради книги; согласно Блуа, мы - строки, или слова, или буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга - единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир.

Док. 240668
Опублик.: 17.11.05
Число обращений: 455


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``