Андрей Бунич: Теневые опухоли легальной экономикиНазад
Андрей Бунич: Теневые опухоли легальной экономики
Можно с уверенностью сказать, что наша теневая экономика - это не родная сестра Медельинского картеля или Сицилийской мафии. Подпольный бизнес в СССР, отношения людей, обусловленные этим явлением, его сущность, структура и следствия резко отличают нашу экономическую преступность от зарубежных аналогов. Когда сегодня некоторые авторы для понимания теневых явлений стараются привлечь западные показатели определения, то они часто лишь затемняют проблему. То, что в западном понимании называется теневой экономикой, у нас лишь сектор системы, которую проще сегодня называть не административно-командной, а административно-воровской. Здесь существует три принципиальных отличия.
Во-первых, на Западе теневая экономика `сожительствует` с официальной (в разных соотношениях). В СССР же она `вживается` в официальную экономику, становится ее кровеносной системой, мозгом, ядром. Здесь можно говорить о тотально-теневой экономике.
Во-вторых, в западных странах теневые процессы объективно вредны, и с ними, бесспорно, надо вести борьбу. Это наркомания, мафия, насилие - в общем чистое зло, которое должно быть наказано. Укрывательство от налогов - также объективное зло. Борьба с этими явлениями - дело контролирующих органов. Совсем не так в СССР. Теневая экономика - неоднозначно вредный процесс (об этом речь пойдет ниже), а противодействовать ей с помощью правоохранительных органов невозможно - здесь требуется деятельность всего общества, правительственных, экономических органов.
Чем быстрее мы откажемся от мысли, что бороться с теневой экономикой должны не МВД и КГБ, а Совет Министров и Верховный Совет, тем успешней будет результат. Дело в том, что у нас экономическое правонарушение - это не столько преступление, сколько феномен, заданный социальным генотипом общества.
В-третьих, основной смысл теневых явлений в капиталистической экономике - это изъятие определенных сумм из официального оборота, т.е. на эту величину (дохода от наркобизнеса или подделки фирменного знака) уменьшается совокупный продукт общества. Если бы эти средства были законны, они бы учитывались в официальной статистике и увеличивали бы, скажем, доход общества, налоги и т.д.
Другой механизм у нас. Главный доход теневой экономики - не какая-то незарегистрированная деятельность (которая сейчас называется ИТД), Это капля в море. Основной доход действительных воротил складывается из заведомо искаженного планирования, так называемых потерь, завышения всевозможных затрат, приписок, финансирования несуществующих проектов. В результате образуется фиктивный оборот, в какой-то степени напоминающий фиктивный капитал в западной интерпретации. За этим фиктивным оборотом не существует реальных потребительских благ, натурального продукта. Именно эта, нарастающая, как снежный ком, фиктивная стоимостная масса открывает различные каналы личного обогащения (кредитно-денежные, финансово-налоговые, ценовые, снабженческие, торгово-распределительные, строительные, агропромышленные).
Практически в любом секторе экономики одновременно функционируют бумажный оборот и реальная круговерть материальных благ. Скажем, в сельском хозяйстве учитывается не реально заготовленное количество мяса, молока и т.д., а значительно большее. Куда же должны деться образующиеся бумажные `мясо`, `молоко`, `яйца`, `пшеница`? Ведь в конечном счете пропорции должны соответствовать. Здесь на помощь приходят хранение, переработка, транспортировка и прочие `фазы` производства. Так называемые `потери` выполняют функцию подгонки натуральных и стоимостных параметров.
Вот что пишет один из следователей по `хлопковому делу` К. Майданюк: `Ограничиться взятками, не раскрыв механизма хищений, - означало бы снять пену... Было ясно, что хищения совершались не изъятием из натурального количества, как, скажем, кусок от пирога... Чтобы увидеть `где`, предстояло вскрыть изнутри весь технологический процесс - от поля до волокна... И вот динамические ряды, неизбежное нарастание диспропорции: ведь если отходы сбываются, скажем, в перерабатывающие предприятия и там их `подбавляют`, как воду в вино, то в хлопкоочистке их все же надо как-то `списать` - за счет фиктивного увеличения технологических потерь, на корм скоту и т.д. Механизм хитрый, достаточно сказать, что процент естественной убыли оставался неизменным...
Пирамида приписок начиналась с поля, с бригады, потом - хозяйство, район`.
Другой следователь по этому делу В. Калиниченко: `Инициатива приписок - примерно миллион тонн в год - исходила от Брежнева. Да, да - от первого тогда лица в государстве. Но приписки надо было камуфлировать. На перерабатывающие предприятия России, Узбекистана, Казахстана под видом хлопка шестого сорта шли поставки его отходов. Причем не безвозмездно: вагон бестоварки `стоил` 10 тысяч рублей... У нас стали возникать крупнейшие дела по искажениям отчетности, когда в производство запускались отходы вместо хлопка - по Рязанской области, по Чебоксарам, Чувашии, Воронежу`. Аналогичная картина и в других регионах - в Казахстане, Туркмении, Азербайджане. Далее следователь продолжает: `Планово-экономическую экспертизу мы осуществляли не на следственных материалах, а на материалах, лежащих, что называется, на поверхности. И ЦК, и Совмин просто обязаны были видеть эту проблему. Приписки хлопка составили не меньше пяти миллионов тонн, за этот `воздух` из госбюджета выдано минимум три миллиарда рублей. Из них украдено полтора миллиарда. Все это... можно было видеть невооруженным глазом... Как могли хлопкоперерабатывающие фабрики, получая отходы вместо сырья, внешне нормально функционировать, быть прибыльными...`.
Такая же картина и в других отраслях (на автотранспорте, в бывшем Госкомнефтепродукте, Агропроме, строительстве, Минводхозе и т.д.) - везде одна и та же система. Главный ее принцип - отрыв оборота по так называемой стоимости (на самом деле это фиктивная стоимость) от оборота натуральных благ, а точнее, от обращения потребительных стоимостей. Именно разница между фиктивной стоимостью и потребительной стоимостью лежит в основе многих теневых процессов. Затем идет перерасчет, перераспределение.
Один из исследователей этой проблемы социолог С. Ю. Павленко назвал это `системой неформальных управленческих взаимодействий` и достаточно квалифицированно описал весь этот механизм. Необходимо подчеркнуть, что действия большей части участников этого процесса не носят уголовно наказуемого характера, являются своего рода `честной` преступностью.
Пойдем дальше. Незаработанные деньги (или блага) распределяются неравномерно. Не следует думать, что результатами действия фиктивной воровской системы пользуются отдельные граждане. Взаимоотношения гораздо сложнее. За счет выкачанных из реального оборота благ живут целые области, края, колхозы, предприятия, т.е. лидеры этой командной по виду и воровской по сути системы получают возможность подкупать определенные группы людей. Перераспределительный маховик дополняет механизм изъятия. Такова основная суть теневой экономической системы.
А какова же роль так называемой незарегистрированной экономической деятельности и прочих видов теневого бизнеса? Все просто. Существование мелких воришек, а также создание условий для того, чтобы практически любая активность была уголовно наказуема, необходимы командно-воровскому обществу. Тотальное воровство позволяет создать круговую поруку, морально объединяющую лидеров системы и мелких несунов.
Таким образом, теневая экономика представляет собой во многом механизм взаимодействия региональных и отраслевых мафий, их борьбу за перераспределение средств, прежде всего за распределение капиталовложений, фондов, налогов, цен, кредитов. Заниженные планы, всеобщие приписки, искажение информации и отчетности обусловливают возможность появления `фиктивного` оборота (добавим сюда и необеспеченную денежную эмиссию). В результате мафиозные группы создают заведомо неправильные стоимостные и натуральные пропорции, а реально - просто-напросто изымают из произведенного общественного продукта на каждом витке ровно столько, сколь велик `фиктивный` оборот. Далее происходит перегруппировка все тех же переменных (товаров, фондов, лимитов, нормативов, налогов, цен и т.д.) внутри общесоюзной коррумпированной мафии, а также подкормка (подкуп) части населения в результате этого вторичного перераспределения. И так на каждом витке планирования.
В. Ярошенко в своей статье `Партии интересов` показал социально-политические аспекты этой проблемы: прежде всего связь `неформальных структур` с определенной социальной (отраслевой или местной) базой и их отличие от чисто мафиозных групп. `Называть эти структуры мафиями неверно... Наши партии интересов отнюдь не закрытые, не конспиративные, не криминальные организации. Все усилия они направляют на рост и в этом смысле на расширение своего влияния. Политически они опираются не на немногочисленные вооруженные отряды мафиози, террор и насилие, а на трудовые массы, на коллективы внутри своей системы`.
Прежде чем подойти к сущности явления `теневая экономика`, ответим еще на несколько вопросов. Когда появилась в СССР теневая экономика? Судя по распространенной точке зрения, где-то в 50-х годах эта система начала набирать силу, а при Брежневе расцвела пышным цветом. Говорят, когда Хрущеву в первый раз доложили о хищениях и коррупции, он очень удивился, сначала даже не мог поверить, а потом повел с ними решительную борьбу. Борьба эта заключалась в жестких административных санкциях, уголовном преследовании и т.п. Догадывался ли Хрущев о том, что уже творилось за фасадом устремленной к коммунизму экономики, имел ли представление о масштабах некоторых явлений, не укладывавшихся в каноническую схему марксистско-ленинского социализма? Если даже и не догадывался и действительно был `удивлен`, то можно либо удивляться близорукости этого политического лидера, либо предположить, что окружение заботливо оберегало его от излишних нервных потрясений.
Как бы то ни было, существует мнение, что именно в те годы зародилась теневая экономика.
Вопрос этот не праздный. Если сталинский социализм избежал коррупции и хищений, а хрущевский - нет, то не кроется ли здесь парадокс? Ведь аналогии идут и дальше: `военный коммунизм`, уравнительность, командность, страна-фабрика - есть ли в них место теневым явлениям? Нэп или угар нэпа? И далее, сталинизм - может быть, это реакция на `бесконтрольную` экономику, средство борьбы с ней и борьбы успешной?
Тут опять необходимо сделать отступление. Как известно, сталинская уравнительность - это всего лишь фикция. В те далекие годы наблюдалась весьма значительная дифференциация доходов. Сталинская система держалась не только на расстрелах, а еще и на подкупе конкретных людей, блоков, социальных групп - иначе она не могла существовать. Волюнтаристическая оценка человека по социальному статусу (а не по результату труда) позволяла номенклатуре извлекать `нетрудовые` доходы. `Нетрудовые` - именно в марксистском понимании как не подкрепленные соответствующей стоимостью и потребительной стоимостью.
Раз существовали `нетрудовые` официальные доходы, то вполне могли существовать и механизмы компенсации, т.е. `трудовые`, но `неофициальные`. Были деформированы закон стоимости, народнохозяйственные пропорции, аппарат и инструментарий планирования, нарушены системы информации, учета и контроля. Полностью было девальвировано понятие производительного труда. Экономическая модель сталинизма строилась таким образом, что, будучи с виду тоталитарной (т.е. в экономике административно-командной), она вполне реально могла таковой и не являться.
В самом деле, при тотальном извращении информации нельзя с уверенностью утверждать обратное. Центральные экономические органы вследствие искажения отчетности уже с 1929 г. утратили представление о реальных хозяйственных процессах. `Год великого перелома` стал переломным для систем учета, контроля, информации и статистики. По расчетам ряда экономистов, произведенный национальный доход только за 1929 - 1932 гг. был завышен на 23%. Причем это искажение рассматривалось как агитационно-пропагандистское средство (т.е., подчеркнем, носило идеологический характер).
Дальше - больше. Началось открытое инфляционное финансирование народного хозяйства. Масса денег в обращении в 1929 - 1932 гг. увеличилась в 4,2 раза, а произведенный национальный доход - в 1,6 раза. То был зародыш того `фиктивного` оборота-монстра, который ужасает сегодня. Ведь теперь, по прошествии многих лет, вряд ли возможна оценка действительного положения дел в экономике. Со всей, серьезностью можно отнестись к данным Г. Ханина о том, что наш национальный доход за 1929 - 1985 гг. реально вырос не в 84, а всего в 6,6 раза.
В. И. Ленин писал о системе учета и контроля. Но была ли она на самом деле и функционировала ли хоть один день? Скорее учет и контроль - один из мифов краткого курса истории КПСС или ряд разрушительных террористических актов против отдельных лиц и групп.
Теперь сложим все это: мнимую уравнительность, мнимый `сверхконтроль`, извращения стоимости и производительного труда. Отсутствие информации об экономической преступности в 30-е годы не является основанием говорить о справедливом, уравнительном социализме. Такой ли уж казарменный социализм был в те годы? Или для кого-то казарменный социализм обернулся `дворцовым`?
Существовало явное перераспределение доходов для подкупа некоторых социальных групп (иногда это была часть интеллигенции, военные, работники НКВД и т.д.), при котором эти `нужные` Сталину группы извлекали законные, но нетрудовые доходы.
С точки зрения даже марксистской теории эти явления есть прямое нарушение закона стоимости, т.е. сталинские законы находились в противоречии с настоящими объективными законами. Доходы известной части общества при такой постановке вопроса незаконны, уравнительность выглядит мифом, а говорить о социальной справедливости и вовсе не приходится.
Кроме этих процессов шли и другие - непосредственные хищения (например, материально ответственными сотрудниками ГУЛАГа), разворовывание, проводились невидимые аферы.
Для скрытой экономической активности имелись все необходимые условия. Жесткое администрирование, полувоенные методы руководства экономикой отнюдь не отрицают этого. Наоборот, строгая иерархическая подчиненность, бесконтрольность высших руководителей дают простор для `операций`.
С. Аллилуева в своих воспоминаниях описывает быт Сталина.
`Вся его зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе. Я не знаю, была ли у него сберегательная книжка - наверное, нет. Денег он сам не тратил, их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда - все это оплачивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в системе МГБ, а там - своя бухгалтерия, и неизвестно, сколько они тратили... Он и сам этого не знал. Иногда он набрасывался на своих комендантов и генералов из охраны, на Власика (начальника охраны Сталина. - А. Б.) с бранью: `Дармоеды! Наживаетесь здесь, знаю я, сколько денег у вас сквозь сито протекает!` Но он ничего не знал, он только интуитивно чувствовал, что улетают огромные средства... Он пытался как-то провести ревизию своему хозяйству, но из этого ничего не вышло - ему подсунули какие-то выдуманные цифры. Он пришел в ярость, но так ничего и не мог узнать. При своей всевластности он был бессилен, беспомощен против ужасающей системы, выросшей вокруг него, как гигантские соты, - он не мог ни сломать ее, ни хотя бы проконтролировать... Генерал Власик распоряжался миллионами от его имени на строительство, на поездки огромных специальных поездов, - но отец не мог даже толком выяснить, где, сколько, кому...`
Вполне возможно, что лидеры режима (правда, не все) жили скромно, без роскоши. Люди верхнего круга управления действительно могли не участвовать в конкретных махинациях, но создавали для этого необходимые условия. Люди же среднего эшелона, так сказать, средней руки, не гнушались преступным промыслом. Почему же так происходило? С одной стороны, таким образом происходил дополнительный подкуп `прихлебателей режима`. Они получали не только официальные нетрудовые доходы в виде дач, особняков, премий, званий и т.д., но и возможность украсть, т.е. извлекать `неофициальные` дополнительные нетрудовые доходы. С другой стороны, `верхи` вообще не были способны контролировать экономику, направить ее в правильное русло, обеспечить людям достаточный уровень жизни. Это не входило в их планы, да и к тому же им просто некогда было этим заниматься.
Б. Бажанов, секретарь Сталина, в своих мемуарах описывает, как тот морщился, был недоволен, лишь стоило отвлечь его на хозяйственные дела, попросить решить какую-либо проблему организации управления, экономики. Характерная деталь - целые дни напролет Сталин проводил с телефонной трубкой, подслушивая разговоры подчиненных лидеров. Есть основания думать (по Бажанову), что тем же занимались Троцкий, Зиновьев, Каменев и пр. и пр. Кто же контролировал экономику? Кто реально вершил судьбы миллионов людей и великой страны? Кучка `помощников`, грязных расхитителей, всяких там власиков, фамилий которых сегодня никто и не вспомнит.
Чтобы доказать тезис об изначальной порочности так называемой административно-командной системы, приведем еще один пример. Во время `военного коммунизма`, который считается олицетворением командных методов, отнюдь не наблюдалось особого порядка. Процветали бандитизм, спекуляция, мародерство. Несмотря на репрессии, сомнительные личности из числа ответственных за снабжение хорошо нажились в этот период (1918 - 1921 гг.), многие, по-видимому, убежали затем за границу. Л. Д. Троцкий разъезжал по фронтам на собственном бронепоезде. Он и его свита утопали в роскоши, не прекращая пьяных кутежей ни на одну ночь. (Кстати, уехав из СССР в 1927 г., Троцкий далеко не бедствовал в эмиграции. Его состояние исчислялось сотнями миллионов долларов.)
Аферисты и махинаторы преуспевали даже во время Великой Отечественной войны. Одна воинская часть вообще `пропала` без вести, а уже о деятельности руководителей хозяйственных подразделений армии, ответственных за продовольствие, другие дефицитные товары, говорить не приходится. Факты эти еще надлежит собрать воедино и проанализировать.
Деформация общенародной социалистической собственности стала сегодня объектом пристального внимания ученых-обществоведов, юристов, экономистов, социологов. Развитие, эволюция отношений собственности в замкнутой бюрократической системе неумолимо ведут к деградации самого понятия `общенародная собственность` и соответствующих ей производственных отношений. При этом в процессе саморазвития отношения общенародной собственности трансформируются, порождают новые специфические производственные отношения. Говоря об отношениях собственности, их модификации, мы обычно фиксируем внимание на том, что один из исследователей этой проблемы И. Суслов называет `плутократическая собственность`. Имеется в виду процесс имущественного расслоения общества, систематическое извлечение нетрудовых доходов и их накопление. Именно эти процессы накопления (денег и ценностей) прежде всего привлекают внимание. Трудно дать количественную оценку подобного рода накоплениям. Вполне допустимо, что они достигли масштабов, существенных для структуры национального богатства.
Плутократическая собственность выражена дворцами, бассейнами, райскими садами некоторых `руководителей` народного хозяйства, запасами золота, драгоценностей, произведений искусства, антиквариата в форме `коллекций` или просто спрятанных в тайниках. Наряду с недвижимостью предметами роскоши сюда же относится денежная масса, ищущая товарного обеспечения, а точнее, средства, идущие на личное потребление, развлечения, отдых и другие потребности, суммарный оборот которых достаточно велик и делает возможным успешное функционирование гостиниц, ресторанов, а также подпольных притонов, игорных домов, домов терпимости.
Учитывая невозможность `реинвестирования` у нас нетрудовых доходов, а также возможности эмиграции и контрабанду, можно предположить, что значительная часть национального богатства, аккумулируясь в ценностях, перекачивается на Запад и там уже приобретает титул `частной собственности`. В качестве примеров можно привести сотни дел о контрабанде, манипуляциях спортсменов, артистов, иностранных и советских дипломатов, совсем недавно ставшие известными общественности (типа недавнего дела Юлия Фанда и Эдуарда Рапопорта). А сколько подобных дел не стали достоянием гласности в годы застоя?
Действительно, категория личной собственности вряд ли применима к 100 млн.руб. в золоте, бриллиантах, дензнаках, изъятых по одному лишь `узбекскому делу`. Однако конфискуется лишь мизерная часть похищенного. Скрытые, направленные за рубеж потоки материальных ценностей - это реальность и сегодняшнего дня. Использование категории `плутократическая собственность` может помочь в теоретическом анализе подобных явлений.
Однако деформация собственности не исчерпывается появлением качественно нового понятия. Это лишь одно из проявлений деформации, или деградации, отношений общенародной собственности, которые отнюдь не ограничиваются непосредственным скрытым изъятием и перераспределением национального богатства.
Другой важной составляющей `разрушительных` тенденций выступает видоизменение и полное перерождение на определенном этапе функций распоряжения и пользования в структуре самих отношений общенародной собственности. На первом этапе (и исторически, и теоретически) происходит подмена так называемого совокупного собственника (т.е. ассоциации непосредственных тружеников) особым субъектом распоряжения и пользования - исполнительной властью, бюрократией, или `номенклатурой`, приобретших почти сразу особые интересы и заживших собственной жизнью. Причем отношения основной массы тружеников с обществом в целом и отдельно существующим элитарно-чиновничьим аппаратом оформились юридически как своего рода `общественный договор`. Поэтому на первый взгляд возникает ощущение, что `новая элита` не владеет средствами производства, не распоряжается ими. Такое представление, формальнологическое по своей сути, отражает внутреннюю лживость того самого `общественного договора`, по которому государственно-аппаратная структура полностью концентрирует функции распоряжения и пользования.
Учитывая социальную динамику, психологические, личностные установки и непрерывно возникающие в любом обществе неформальные (т.е. невидимые) структуры и связи, можно реально увидеть происходящий до поры до времени незаметный процесс эрозии общественного интереса элиты и появления у нее своего независимого интереса - прежде всего интереса самосохранения и воспроизведения.
В результате отдельное лицо или группа, выполняя определенные действия `совокупного собственника` на любой ступени (от предприятия до Совета Министров), ощущает полную свободу от `совокупного производителя`, а также укрепляется (и с каждым следующим поколением все больше) в `законности` своего монопольного права распоряжаться в любой отрасли материального производства и непроизводственной сферы. На первом этапе развития (в СССР - 30-е годы) эта тенденция ведет к абсолютному, предельному отрыву чисто формальных исполнителей народной воли от наделившей их полномочиями основной массы населения. Происходит предельный отрыв, т.е. определенная неформальная структура, постепенно формализуясь и утверждая саму себя, консолидирует и централизует все функции управления обществом, включая даже распоряжение жизнью отдельного `совладельца` (вспомним 1937 г.). На этом этапе не происходит или по крайней мере не доминирует непосредственное изъятие из национального богатства, накопление личной собственности, становящейся на определенном количественном рубеже `плутократической`.
На этапе становления, укрепления и предельного господства создавшее само себя сообщество не нуждается в подкреплении своего господства прямыми изъятиями из национального богатства.
Абсолютная власть `верхушки` не нуждается в подкреплении чисто экономическом, так как неограниченное распоряжение `ничьей` собственностью делает собственные накопления второстепенными. Однако уже в этот период возникает (но только на низовом уровне) понятие скрытой экономической активности, развиваются теневые процессы. В СССР начало второго этапа разложения общенародной собственности пришлось скорее всего на послевоенное время.
Второй этап разложения общенародной собственности - это уже не только отрыв государственно-управленческого аппарата от ассоциации производителей, но и внутреннее саморазложение самого бюрократического аппарата при одновременном росте бесконтрольных явлений в обществе. С одной стороны, происходит диффузия сверхцентрализованной функции монопольного лжесобственника, а с другой - растет стихийная экономическая активность, порождающая типичные для любого рыночного механизма отношения. На этом этапе возникают такие деформации, как `ведомственная собственность`, местничество (т.е. `местная собственность`), их переплетение и развитие. Возникают конфликты между группировками. Некоторые авторы отмечают появление неформальных структур, образованных взаимодействием ведомственных, местных, групповых, классовых, родовых, личных интересов, их соединение и конструкцию. При этом равнодействующая этих интересов всегда оторвана от интересов народнохозяйственных. Однако легче заметить и доказать, что отрыв от народнохозяйственных интересов произошел ранее, в момент той самой предельной централизации, т.е. начался в эпоху культа личности. Именно тогда были разрушены все системы управления - экономическая, кредитная, денежная, финансовая, статистическая, контрольно-информационная, было унифицировано, превращено в административно-политический диктат управление обществом. Однако еще не было того самого разобщения или сцепления территориально-ведомственных, корпоративных, национальных и других интересов, так как существовал единый субъект управления, но уже был отрыв от народнохозяйственных интересов, под которыми подразумеваются общественные интересы `совокупного собственника`, ассоциации совладельцев. В дальнейшем происходили деформации только внутри ранее окончательно и бесповоротно `оторванного` самодовлеющего интереса исполнительной власти. Этот изначально `оторванный` интерес прошел путь эволюции и всего за неполных два поколения трансформировался в полицентризм, систему центров силы, т.е. сформировавшихся неформальных групп и структур на территориально-ведомственной и более узкой - родовой, клановой основе. При этом возникало соперничество центров силы (экономических и политических по существу), т.е. отношения собственности оказались деформированными в квадрате. Таким образом, оторванность народнохозяйственных интересов от реальных интересов силовых центров была, наверное, не больше и не меньше, чем оторванность изначального сюзерена (сталинской верхушки) от интересов развития нашего государства.
Создавшиеся в результате распада единой исполнительной власти множественные силовые центры уже нуждались в своем экономическом укреплении, поэтому открыто и хищнически обирали свои ведомства и районы, усиленно перераспределяли нетрудовые доходы низовых уровней и все чаще обращались к самостоятельному подпольному бизнесу. Тем временем экономическая система, лишенная компаса и капитана, эволюционировала стихийно, день за днем порождая ту самую экономику, которая сегодня потрясает нас своими объемами. Возник своего рода подпольный частный капитал, появились нувориши, некоронованные короли экономической преступности.
В середине 60-х годов произошла новая качественная деформация отношений собственности: полицентризм стал двояким. Наряду с оформившимися кланами распорядителей и пользователей, напоминавшими средневековых феодалов, появились целые стайки, коалиционные союзы подпольных миллионеров, дельцов теневой экономики. По аналогии со средневековьем их можно квалифицировать как народившийся и оформившийся параллельно с феодальными поместьями частный капитал. Купец, промышленник, финансист стали настойчивее и все чаще заявлять о себе.
Третий этап разложения общенародной собственности, продолжающийся до сих пор, был ознаменован `наступлением` нового рода `буржуазии`, требующей признания ее прав и интересов. Возникла усложненная структура силовых центров, в которой уже пересекались и постепенно сливались, поглощали друг друга различные неформальные группировки. Стало повсеместным скрытое, а порой переходящее и в открытое изъятие из общественной собственности, развились новые взаимоотношения самих центров силы, мафиозных кланов, неформальных группировок. Каждая из таких группировок состояла уже не только из бюрократического аппарата, чиновников-монополистов, а включала в себя и деятелей теневой экономики, игравших заметную роль. Появились определенные `лобби` во всех органах власти, разных уровней и возможностей.
Результатом действия всех сил выступает инвестиционный процесс. Именно дисбаланс инвестирования и реальных направлений развития общества порождает все негативные тенденции и различные проблемы, типичные для нашего общества: продовольственную, жилищную, экологическую и др. Основные формы дисбаланса инвестиционного процесса следующие.
При воздействии на центральные планирующие органы целого комплекса противоречивых групповых интересов текущие потребности обязательно доминируют над стратегическими (иными словами, воздействие `силовых точек` приводит к тому, что в первую очередь финансируются выгодные для той или иной группировки объекты). Причем если в план искусственно продвигается объект, скажем, группировки А, то группировка Б утроит свои усилия, чтобы компенсировать успех соперника продвижением собственных объектов. В результате практически все капиталовложения оказываются кому-то выгодными - при этом интересы народнохозяйственной эффективности вообще не учитываются. Сама практика планирования, составления пятилетнего плана и его утверждения приспособлена для целенаправленного согласования интересов `неформальных` групп всех регионов, ведомств, уровней.
Особенно ярко проявляется это в строительстве. Пресловутая практика оценочных показателей, `вала` здесь оборачивается длительным самостоятельным развитием этой отрасли, давно не имеющей какой-либо связи с понятиями `эффективность`, `производительность`, `научно-технический прогресс`. Именно строительство является сегодня одним из каналов выкачивания `живых` денег. Завышение сметной стоимости строительства, бесконтрольность затрат, произвол подрядных организаций в сочетании с централизованно расписанными (а точнее, разобранными) потоками материальных ценностей делают инвестиции в этой сфере независимыми от прибыли, рентабельности, фондоотдачи.
Инвестиционный дисбаланс проявляется не только внутри отдельной отрасли как отклонение от оптимальной линии ее развития, заведомо направленный выбор структуры и занижение темпов роста. Общая оторванность капитальных вложений от их обоснования позволяет существовать отраслям и ведомствам - паразитам, не вносящим никакого вклада в совокупный общественный продукт.
Некоторые отрасли превращаются в своеобразный механизм выкачивания средств, либо представляют собой непосредственное поле для хищений (например, бывший Госкомнефтепродукт, транспорт), либо создают благоприятные возможности для деятельности смежных производств на нелегальной основе. Анализ методики и практики капитальных вложений, динамики инвестиционного процесса приводит к выводу о его неуправляемости.
Можно с полной уверенностью констатировать, что беда как административно-командной системы, так и `встроенной` в нее теневой экономики вовсе не в том, что они способствуют дифференциации доходов, возникновению паразитирующих элементов, незаконного присвоения. Это было бы полбеды. Основную опасность представляет бесконтрольность хозяйственных процессов, их полная противоположность интересам повышения эффективности общественного производства. Теневая экономика оказывает парализующее действие на народнохозяйственный комплекс, полностью деформирует структуру производства и распределения и не дает возможности для управления. Как можно управлять экономикой, когда существует внутренняя система антистимулов, когда неизвестно, куда исчезают ресурсы, средства, трудозатраты, когда скрыты все интересы реальных участников производства и нельзя поручиться за объективность и точность хотя бы одного экономического показателя?
Самым страшным является то, что хаос необходим теневой экономике для ее существования. Более того, теневая экономика не заинтересована в ликвидации хаоса и бесхозяйственности, а, наоборот, стремится к их сохранению. Ведь для того, чтобы украсть миллион, необходимо пустить на ветер как минимум 100 млн.
Обычной практикой является строительство заведомо ненужных объектов. При этом само строительство по объективным причинам растягивается на десятилетия. Зато неподалеку создается сеть цехов, выпускающих из наворованных здесь же материалов дефицитные товары, как правило, потребительские, иного производственно-технического назначения. Для того чтобы удобнее было списывать затраты, расхищать ресурсы, запасаться сырьем, занижать план и экономические показатели, нужно организовать заведомо невыгодные производства, создать уродливую отраслевую и территориальную структуру. Когда есть `незавершенка`, долгострой, сверхнормативные запасы, Минводхоз и т.д., невозможно подсчитать, какая часть денег не обеспечена товарной массой, какое реальное количество ресурсов и средств материализовано в `стройках века`, а какое - осело в карманах `предприимчивых хозяйственников`.
Когда поезд сходит с рельсов, ищут стрелочника. Когда надо списать миллионные потери, надо заранее подобрать ведомства и регионы, на которые обрушится гнев общественности.
Расхитителю нужны все эти явления, чтобы чувствовать себя спокойно. С одной стороны, слаженный отряд дельцов и коррупционеров, десятилетиями застоя отработанный механизм перераспределения национального дохода и богатства. С другой - Госплан и министерства, безуспешно пытающиеся осуществить меры государственного регулирования. Они не имеют представления о реальных народнохозяйственных пропорциях, стоимостных соотношениях, денежной массе. Все это смыто печатным станком и ежегодными сборниками Госкомстата. Сколько наличных денег находится в обороте, не знает даже ЦРУ. Отсутствуют нормальная правовая база, финансовая и бухгалтерская отчетность, подходящие кадры. При таком положении попытки контроля и стабилизации лишь усиливают диспропорции.
Наличие двух взаимоисключающих укладов приводит к социальной дезориентации значительной части населения, к потере нравственного иммунитета. Теневая экономика ведет к появлению теневой психологии, философии и идеологии. Ее идеологами выступают Адылов и Трегубов, а благодатной аудиторией - все те, кто каждый день развращается от соприкосновения с миром лжи, коррупции и насилия.
Двойственная природа теневой экономики заключается в том, что она одновременно является и деструктивным, и созидающим фактором общего экономического развития СССР. Так, по оценкам специалистов экономического анализа, оказывается, что признаками неблагоприятных тенденций, хищений, приписок на предприятии могут выступать внешне положительные показатели его работы, например большой объем строительных работ при малых затратах материалов, улучшение ассортимента и даже увеличение объема товарооборота. Целая подотрасль хищений - хищения, совершаемые за счет предварительно созданных искусственным путем резервов, соответствует, как правило, неучтенному выпуску высококачественной продукции с высокими потребительскими свойствами. На `левых` производствах (в цехах) отмечается высокая степень организации труда, его производительность. Эти производства могут давать и зачастую дают объемы производства, сравнимые с объемами производств предприятий, где хищений не происходит. При этом за счет `сэкономленных` различными путями резервов выпускается нужная и дефицитная продукция, которая впоследствии реализуется по каналам государственной торговли. Интересно отметить, что ухудшение финансового состояния происходит, как правило, на тех предприятиях, где орудуют группы мелких расхитителей, использующих грубые `лобовые` приемы хищений - недостачи, перерасходы, пересортицы, списания испорченных ценностей и т.д. В этом заключается феномен Н. С. Чикирева, многолетнего директора станкостроительного завода им. С. Орджоникидзе. Не всякие хищения ведут к ухудшению результатов деятельности предприятия в целом, росту непроизводительных расходов. Наоборот, расхитители `высшего класса` добиваются высоких показателей (фондоотдачи, производительности, эффективности), ходят в передовиках.
Существует четкая взаимосвязь между занижением плановых показателей, завышением технологических норм расхода сырья, другими типичными для любого предприятия приемами и возможностью извлечения сверхдоходов от неучтенного производства. Важно отметить, что сам механизм оценочных показателей, практика планирования, хозяйственный механизм до недавнего времени были ориентированы на заведомое занижение плана и другие сопутствующие действия. При этом далеко не все занижавшие планы делали это для того, чтобы открыть затем подпольный цех или выпустить `левую` партию товаров. Отнюдь нет. Жизнеспособность теневой экономики заключается в том, что она опирается на главные составляющие экономических интересов предприятия, а в конечном счете - на затратный механизм производства. Поэтому директора предприятий, половина продукции которых - не учтенная, оказываются в одном ряду с теми, кто даже не слышал о подобных `хитростях`. Эксперты ОБХСС отмечают, что показатели работы предприятия могут не вызывать подозрений, плановые задания - быть выполненными и перевыполненными, финансовое состояние - улучшаться (!), и при этом может существовать и прекрасно существует `теневой` оборот того же самого предприятия, дающий миллионные прибыли его руководителям.
Руководство такого рода предприятии бережно относится к ресурсам, сырью и материалам; работники показывают чудеса дисциплины; прекрасное поле деятельности получают изобретатели, рационализаторы. Не случайно, описывая `пушно-меховое дело` в Караганде, следователь В. И. Олейник отмечает высокую степень организованности преступного синдиката. Действительно, организация пушно-мехового производства потрясала своей нацеленностью на результат (не случайно главным инженером в этой `фирме` работал один из лучших специалистов, француз по происхождению). Так что же, подпольный бизнес дает урок официальной экономике? Не нужна заморская наука: маркетинг и менеджмент, наши российские `специалисты` могут работать на порядок лучше западных менеджеров.
Да, такова реальность. Теневая экономика, несмотря на свой якобы вторичный характер, дает образцы организованности, рационализаторства, изучения конъюнктуры и рынка. Нельзя не отметить, что обороты подпольных производств позволяли и позволяют до сих пор покрыть несоответствие платежеспособного спроса населения и товарной массы. Теневой сектор, таким образом, стал условием воспроизводства самой экономической системы.
Официальная экономика не может сегодня существовать без теневой. Это печальный вывод из анализа существующего положения. Теневой сектор стабилизирует спрос, устраняет диспропорции, повышает среднее качество товаров и услуг, улучшает их ассортимент и, наконец, стимулирует производительность труда и даже научно-технический прогресс.
Действия агентов теневой экономики, начиная с рядовых спекулянтов, несунов, толкачей и кончая крупными расхитителями и взяточниками, во многом позволяют административно-командной системе решить сугубо экономические и социальные проблемы.
Своеобразная стыковка официальной и неофициальной экономики наблюдается в денежной сфере. Сегодня уже очевидны и масштабы поразившей (и далеко не вчера) нашу страну инфляции, и до сих пор не поддающийся реальному исчислению объем необеспеченной денежной эмиссии. Парадоксально, но теневая экономика оказывается не только одним из антиинфляционных факторов, но и стабилизатором потребительского спроса. Гигантское перераспределение доходов, накопление огромного богатства в руках немногих заправил теневого бизнеса долгое время обеспечивали подобие сбалансированности спроса и предложения, создавали отток необеспеченных денег из потребительской сферы. Дело в том, что в результате параллельного роста эмиссии денег, не покрытой товарной массой соответствующего количества и качества, и теневого оборота скопленные теневой экономикой средства как раз и поглощали основную часть бестоварного спроса, `выкачивали` из оборота `живые`, `активные` деньги.
Приблизительно в 100 млрд.руб. оценивается сегодняшний дефицит государственного бюджета. Если отталкиваться от реального объема ежегодного теневого оборота в 100 - 150 млрд.руб., можно провести определенную зависимость между этими двумя цифрами.
Как раз `необеспеченная` часть денежной массы год за годом аккумулировалась в сундуках и чемоданах подпольных миллионеров. Деньги, зарытые в саду у бывшего заместителя министра внешней торговли Сушкова или секретаря Бухарского обкома КПСС Каримова, с одной стороны, представляли собой символ их богатства, а с другой - были вычтены из непосредственного, т.е. предъявленного населением, спроса на товары и услуги. Если сделать смешное предположение о полном отсутствии этих, скажем, `зарытых` денег, то положение на нашем рынке было бы значительно хуже нынешнего.
Денежные суммы, изъятые из обращения таким образом, частично обращались в ценности, что также служило сбалансированности рынка, создавая искусственно завышенный спрос на сокровища, меняя тем самым саму структуру спроса. Сказанное следует понимать таким образом, что население теперь приняло на себя лишь малую долю бремени необеспеченного спроса (о его масштабах говорят 300 млрд.руб. накоплений в Сбербанке). Большая доля фонтанирующей денежной эмиссии принималась на себя теневой экономикой в результате перераспределительных тенденций и оседала в виде бессмысленного балласта у наших `корейко` всех мастей. Они же в свою очередь создавали дополнительный спрос на предметы роскоши, изделия из золота, бриллианты. В свою очередь неоднократные повышения цен на эти товары являлись своего рода тормозом активного спроса. Если же принять во внимание наличие подпольных валютных каналов (например, через Львов), а также эмиграцию, нараставшую с конца 60-х годов, то станет очевидно, что ныне мы ощущаем на себе лишь малую часть инфляционного удара.
Существует четкая, оправданная всеми рыночными законами взаимосвязь между падением эффективности в официальной экономике, активизацией теневой экономики и кредитно-денежной политикой, начатой еще в 30-е годы и проводимой практически до недавнего времени.
Опасность заключается не в том, что за фасадом подобных явлений обычно скрываются деформации социалистической собственности, извлечение сверхкрупных нетрудовых доходов, имущественное расслоение, социальная дезориентация определенной части общества, появление новой элиты - плутократии. Опасность в слишком поспешном стремлении нейтрализовать действие всех этих тенденций, одним ударом покончить с коррупцией, хищениями, спекуляцией. Здесь спрятан подводный камень - ведь легко заметить, что при максималистском, нравственном подходе забываются социально-экономическая сущность явления, проблемы экономической организации, инициативы, деловой активности.
Андрей Бунич
Из сборника `Теневая экономика`
Издательство `Экономика`, Москва 1991 г.
bunich.ru
