Генеральный прокурор РФ Владимир Устинов: `Прокурорское дело - не вентиль открывать, а заставить его открыть`Назад
Генеральный прокурор РФ Владимир Устинов: `Прокурорское дело - не вентиль открывать, а заставить его открыть`
Прокуратура (иначе - государево око) - ведомство в народе уважаемое. Следователи-`важняки` считаются личностями легендарными, способными распутать самые темные дела. Неслучайно в прокуратуру `за правдой` идет все больше и больше граждан. Сегодня, где бы что ни случилось - трубу прорвало, денег не платят, свет не горит (не считая чисто уголовных преступлений), - все бегут в прокуратуру. Здесь же расследуются дела по терроризму и громким преступлениям...
Не случайно первый вопрос, который задал главный редактор `МК` Павел ГУСЕВ на встрече с Генеральным прокурором РФ Владимиром УСТИНОВЫМ, был таким: до всего ли доходят руки?
Павел Гусев: Владимир Васильевич, Генпрокуратура сейчас является таким суперведомством, которое отвечает буквально за все, что происходит в стране: от срыва отопительного сезона до терроризма и дела ЮКОСа. До всего доходят руки? Насколько, как вы считаете, Генпрокуратура должна всем этим заниматься?
Владимир Устинов: Павел Николаевич, сейчас, к сожалению, мы переживаем непростой период. Но сказать, что прокуратура сегодня работает как никогда, было бы неправильно. Просто прокуратура востребована и со стороны населения, и со стороны госорганов во многом всвязи с тем, что институты власти, которые были 70 лет в нашем государстве, отмерли, а новые еще недостаточно укрепились.
Вот вы перечисляли: зарплата, коммунальные услуги... Я могу перечислять еще очень много. Это и экология, и военные... К нам за год поступает порядка трех миллионов обращений. Это огромное количество для нашего, по сути, небольшого ведомства. Может, и не прокурорское дело трубу прокладывать или вентиль открывать, но методами прокурорского реагирования, представлениями, вплоть до возбуждения уголовных дел, мы побуждаем представителей исполнительной власти выполнять свои функции. Ну и конечно, на наших плечах лежит контроль и надзор за расходованием бюджетных средств.
- Отсюда вытекает следующий вопрос: как вы считаете, современная законодательная база соответствует сегодняшним задачам - тем, что вы обозначили?
- Я думаю, что в целом институт законодательства в нашей стране очень развит. У нас много юристов международного класса. Дефицит законодательной базы сегодня не настолько большой, нежели дефицит исполнения этих законов. Часто мы слышим, что у нас не хватает того или иного закона, поэтому у нас пробуксовывает та или иная работа. Я с этим не согласен. Проблема в том, что мы не хотим исполнять законы. Да и не может быть универсального закона.
Я однажды слышал по радио, как один из депутатов Госдумы сказал, что, мол, вот мы сейчас принимаем закон (конкретно назвал), который даст возможность полностью решить такую-то проблему. Я про себя посмеялся. Нельзя прописать такой закон, который раз и навсегда решил бы ту или иную проблему. Например, во Франции действует гражданский кодекс, который принимался еще при Наполеоне. Там, естественно, не прописаны те действия, которые сегодня происходят в жизни. Но он является основой, потому что люди подходят к закону по-другому, там все-таки больше развита правовая культура. А в России уважения к закону, к сожалению, мало.
- Следующий вопрос, на мой взгляд, больше относится к периферии. Не используют ли прокурорский надзор зачастую для решения каких-то экономических и финансовых споров, особенно при переделе того или иного капитала в частные руки?
- Павел Николаевич, я бы так не делил: это Москва, это периферия. Эта проблема существует везде. И зачастую вовлечение прокуратуры в рассмотрение так называемых хозяйственных споров инициируется со стороны представителей законодательной власти. Когда депутаты присылают нам запросы конкретно по определенным спорам, не выполнять эти депутатские запросы мы не можем, и иногда складывается впечатление, что мы выступаем на чьей-то одной стороне. Но это не так. Я не отвергаю факты, что где-то у нас имеются случаи и умышленного вмешательства со стороны работников прокуратуры в рассмотрение этих споров, с этими фактами мы боремся, и тут не может быть никаких компромиссов. К сожалению, это болезнь нашего общества, и она распространена не только на прокурорские органы...
- Отталкиваясь от начала нашей беседы, хочу задать вопрос: какая все-таки из перечисленных проблем сейчас представляет наибольшую угрозу для государства?
- Я считаю, для нашего государства самое опасное - отсутствие духовности. Можно решить какую-то одну проблему - сразу же появится другая. Для того, чтобы люди, в частности, не совершали преступлений, они должны думать не только и не столько об ответственности. Основное - чтобы человек осознанно знал для себя: вот граница, дальше которой я не могу переступить. Это с философской точки зрения. Если говорить о конкретных формах, то я сегодня думаю, что основная проблема нашего государства - это борьба с терроризмом.
- Если касаться монетизации льгот... В основе - правильность идей, на практике - неправильные действия чиновников. Вы имеете право вмешиваться? Ведь для обывателя ситуация складывается как коллективизация в 1929-1931 годах. Всех поголовно... Можно же было все как-то поэтапно делать?
- Что касается прокуратуры в этом вопросе, я прямо потребовал, чтобы прокуроры встали на защиту населения. И если где-то не исполняется закон и от этого страдают люди, то прокуратура должна принимать меры.
Но прокуратура не должна быть орудием подавления тех справедливых требований, с которыми выступают люди. Это в прикладном плане. А вот в основе здесь должна быть плановая подготовка, проверенная, выверенная. Здесь не должно быть обмана общества. Конечно, в одночасье не решить эту проблему. Но ее нужно решать честно.
Слово `льготы`, которое вошло в наше сознание, должно постепенно уходить. Льготы - это фактически заработанные человеком возможности получить блага. Я, например, сторонник той теории, что все льготы и все различные фонды и бюджетные отчисления должны быть собраны в Единый пенсионный фонд. И размер пенсии должен быть четко установлен для каждого человека. Вот уходит, например, Иванов на пенсию, и с учетом его трудового участия ему назначается, например, пенсия в 20 тысяч рублей, а Петрову, например, в 15 тысяч. С учетом, конечно, возможностей государства. И это надо не просто провозгласить - это должны обсудить все граждане России. То ли в форме референдума, то ли в форме другого обсуждения.
- А `наверху` даже не знают, какое у нас количество льготников. Зурабов признал, что у них там были разногласия...
- Это все-таки технические вопросы, и их можно решить. А в принципе люди должны понять, что это не льгота, а заработанная трудом возможность использовать материальные блага. То ли ратным трудом на войне, то ли добросовестным трудом в мирное время. Они должны понять, что не бывает бесплатного проезда. Если есть проезд, то значит, за него кто-то платит. За медицинское обслуживание кто-то платит. Поэтому я думаю, что было бы честнее вот так людям разъяснить.
К тому же это исключает возможность корыстных злоупотреблений. Если нет денег на общественный транспорт, значит, нельзя оттуда украсть. Но при этом должна четко работать антимонопольная система. Чтобы на этой волне ни в коем случае не взвинтились цены. Антимонопольные органы должны четко следить, где реальная цена, а где нереальная. Споры по цене горючего это подтверждают. Ведь действительно, почему у нас сегодня в стране цена на бензин выше, чем в Германии? Хотя никто публично вслух не сказал: какова цена в Германии, какова в России. На митингах говорят, что цена в Германии ниже, чем у нас, но я что-то не верю, чтобы там бензин был дешевле, чем у нас.
- У них бензин стоит в районе 1 евро.
- Значит, нужно сказать, что вас обманывают, в Германии дороже. Правительство, я считаю, и в Думе отчитывалось не за идею, а за ту нерасторопность, которую они проявили.
- На Всероссийском съезде судей председатель Верховного суда говорил о коррупции в судейском корпусе. Что вы по этому поводу думаете? Вот пример из нашего недавнего прошлого по делу Холодова. Суд вынес определение, в котором было 400 с лишним абсолютных несоответствий. То есть на пленке записано `да`, а в определении суда написано `нет`. И судья это подписывает. И ему за это - ничего...
- Павел Николаевич, я бы пример Холодова сейчас не стал обсуждать. Сейчас, вы знаете, представлены документы в вышестоящий суд для рассмотрения этого вопроса. 10 марта назначены слушания. Мы дождемся решения. Вообще, я глубоко убежден, что судебные вердикты следует уважать. Этого же я требую от своих подчиненных. Если прокурор не согласен, он должен оспорить решение. Но само решение по сути - это закон. Приговор - это вершина правосудия.
Что касается вопросов коррупции в суде, я не буду анализировать, а просто приведу цифры, а вы уж судите сами. В прошлом году Генеральный прокурор обращался в суды субъектов Федерации с представлением о даче заключения о наличии признаков преступлений в действиях судей в 25 случаях. Мало, много, но больше не было. В 21 случае заключения были даны, по двум отказано. Другие находятся в стадии рассмотрения. Затем по результатам вот этих действий мы обращаемся с представлением о даче согласия на возбуждение уголовного дела. И таких случаев у нас было 17 в прошлом году. Процедура длительная, но вот сколько есть, столько есть.
- На этом же совещании, президент Путин бросил интересную фразу: власть все еще зависит от олигархических группировок. Вот в этом направлении как Генпрокуратура работает? Мы знаем, например, как в прошлом олигархи использовали свое влияние и покупали депутатов, покупали СМИ...
- Это вопрос философский. Смотря что имелось в виду. Если президент имел в виду оплату налогов олигархами и их предприятиями, то это одна сторона. Такая зависимость есть. Если общество и власть зависят от того, что в руках этих людей находятся СМИ, то да, мы находимся под их властью. Если же мы говорим о коррупционных связях, конечно, они есть, ни у кого сомнения в этом нет. И мы не должны сейчас убеждать общество, что не происходит подкупа должностных лиц. Да, он есть, есть конкретные уголовные дела, которые мы расследуем, есть приговоры. Я думаю, что президент абсолютно правильно поставил этот вопрос.
Что же касается прокуратуры, то, как часть общества, мы находимся под любым воздействием, в том числе и олигархов. Другое дело, насколько мы находимся в их услужении. Тут я могу сказать однозначно - в условиях Генпрокуратуры, центрального аппарата мы эти вопросы уже давно исключили. На местах это еще встречается. Если такие факты становятся известны, мы их проверяем. Если грубо, я бы сказал так: воротилы бизнеса Генпрокуратурой не управляют.
- На сегодняшний день насколько актуальны для Генпрокуратуры вопросы зарплаты и в целом обеспечения оборудованием?
- Всегда будет казаться: нам бы еще то или то, и вот тогда... Мы сегодня не обделены вниманием государства в том плане, что своевременно получаем зарплату. Размер зарплаты соответствует тем средним чиновничьим окладам и зарплатам, которые есть в стране. Есть хорошая русская пословица: надо по одежке протягивать ножки. Если у государства есть возможность, я думаю, оно никогда не обидит ни прокурора, ни следователя, ни судью, ни врача. Но я в этом вопросе смотрю немножко шире. Сегодня увеличение зарплаты должно быть обусловлено поднятием производительности, развитием экономики... Механическое увеличение зарплаты - это инфляционный процесс, не более того.
Что касается в связи с этим текучести кадров, то я вам скажу, что провала в кадровой политике, подготовке и переподготовке кадров у нас нет. Не буду хвастаться, но я думаю, мы находимся в лучших условиях, чем другие. Во многих регионах к нам на работу люди принимаются на конкурсной основе. Я вот в университете Санкт-Петербурга читал лекцию. Ко мне много студентов подошло, молодые ребята, и изъявляли желание пойти в прокуратуру. И это просто замечательно. Я думаю, что будущее у нас есть.
- Вопрос, который постоянно выносится на дискуссии: нужны ли нам военные суды, военная прокуратура? Почему тогда не сделать, к примеру, сельхозсуды?
- Военные прокуратуры и военные суды нужны. Не стоит здесь делать аналогию с сельхозсудами. Это совершенно другое. Военные суды и военная юстиция в целом, как и военная прокуратура, создаются для обороноспособности нашей страны. А любая армия - это подготовка к ведению каких-то определенных боевых действий. И наличие военной юстиции - это как раз свидетельство возможности в самые ответственные минуты заниматься этими вопросами. Ведь ни у кого не возникает вопрос: а нужна ли нам, например, военная медицина? Она составляющая часть обороноспособности страны. Возьмите международный опыт. В США, например, кроме судов и военных прокуратур существует даже военная полиция. Но вы же неспроста задали этот вопрос? Вы его рассматриваете в разрезе: не подвергается ли прокуратура и военные суды давлению со стороны руководства Вооруженных сил.
- Да.
- Я считаю, что военные суды не подвержены тому давлению, которое на них могут оказывать представители Минобороны. Я вам скажу, что и министр обороны к этому относится, я бы сказал, очень осторожно. Он ни в коем случае не позволял себе никогда, по крайней мере за те годы, пока я его знаю, какое-то вмешательство...
- Потому что он не военный. А вот Грачев позволял себе, и это общеизвестные факты. А Иванов просто не военный человек, и у него мышление, как у гражданских.
- Может быть. Но когда я возглавлял расследование дела по гибели подлодки `Курск`, там не было никаких вариантов давления на следственные подразделения или на экспертов. Я на личном примере убедился, что сегодняшнее руководство Минобороны даже в какой-то степени считает правильным показать реальную картину, что у нас происходит в Вооруженных силах. Никакой лакировки нет.
- Как вы считаете, как юрист, как генпрокурор, как человек: надо ли ужесточать законы, в частности, по сложным уголовным делам, по убийствам, по терроризму?..
- Я за то, чтобы не допускать этих преступлений. Это именно то, о чем я вам говорил: воспитание духовности было бы преградой, которая не давала бы людям совершать все это. Но если уже преступление совершено, то, конечно, должна наступить неотвратимость наказания, и элемент тяжести наказания должен соответствовать тяжести самого преступления. Хотя законы многих демократических стран позволяют давать и по 100-200 лет лишения свободы.
- А в вопросах самообороны - может, в наших условиях все-таки нужно разрешить людям иметь оружие в домашних условиях или на даче где-то, как в других странах? В той же Европе, в США.
- В силу того, что мы с вами охотники, мы прекрасно видим, что наличие оружия в руках нормальных законопослушных людей ни в коем случае не говорит об их опасности. Вот если оружие попадает в недобросовестные руки и незаконно, тогда беда. Но психологически, если человек хочет чувствовать наличие оружия как форму защиты, я считаю, что здесь ничего плохого нет. Но к этому вопросу надо подходить очень скрупулезно. Потому что я знаю мнение Министерства внутренних дел, они говорят: нет. Они видят, как каждый день используется оружие и что оно приносит. И с ними не согласиться нельзя.
- Сейчас вступил в силу президентский указ, в котором изменена система выборов, назначения глав администрации. Это снизит коррупцию?
- Об этом я как-то не думал. Закон вступил в силу, посмотрим, как он будет действовать. Принцип избираемости глав субъектов Федерации законодательными собраниями - это тоже форма проявления демократии. Но как она будет на практике действовать, это время покажет.
- По вашим словам, в прошлом году было выявлено 39 тысяч преступлений, связанных с коррупцией. Это много или мало? Это же одно из червивых мест, которые разъедают страну.
- Я бы здесь все-таки немножко разделил: коррупционность - это действия чиновников. А мы должны рассматривать в целом, каково состояние нашего общества. Ведь не все же общество состоит из чиновников. Если каждый себе вовнутрь заглянет и спросит себя не о взятках и не о воровстве, а так - получал ли я материальные блага, те, которые не заработал? Пусть каждый сам себе ответит.
Интересный факт. До революции основной газетой для коммерсантов была `Биржевые новости`, и у них лозунг был такой: `Прибыль - превыше всего. Честь - превыше прибыли`. И коммерсанты старались следовать этому лозунгу.
Надо людей с яслей воспитывать, и в детском саду, и в школе, и в театре, и в церкви - вот основная дорога. Вы спросили: 39 тысяч - это много или мало? Это отражает ту реальность, которая есть, и те возможности правоохранительных органов, которые используются.
- Закон един для всех. Давайте возьмем Чечню или Дагестан. Мы с вами знаем, что там, так скажем, есть незаконная охрана Кадырова-младшего с автоматами, с гранатометами... Какова здесь ваша позиция? Вы же должны, с одной стороны, блюсти закон, требовать его исполнения. С другой стороны, вы понимаете, что, если сейчас туда влезете, ничего хорошего не будет.
- Я вопрос понял. Для меня это не вопрос, это аксиома для выполнения закона. Вы назвали: армия Кадырова. На самом деле - это представители Министерства внутренних дел, которые реально находятся на службе в МВД и, соответственно, имеют и обмундирование, и вооружение по тем нормам, которые существуют в нашей стране. Поэтому говорить о том, что это незаконные вооруженные формирования, созданные для совершения преступлений, я бы не стал. Есть такая точка зрения, но давайте мы все-таки больше будем располагать фактами. А факты свидетельствуют о следующем: в Чеченской Республике преступность все-таки снижается. В прошлом году там зарегистрировано в общей сложности 5599 преступлений. Это на 22 процента меньше, чем в 2003 году. Вполовину стало меньше убийств (357), на 61 процент снизилось число похищений людей (218). Конечно, не все так хорошо. Мошенничеств, наоборот, стало больше почти в 2 раза (927) и, кстати, стало больше преступлений, связанных с посягательством на жизнь сотрудников правоохранительных органов...
- Ну хорошо. А как все-таки соблюдаются там законы? Они борются с террористами очень активно, а это защита всей России, в том числе и меня, и вас. Это мудрое решение - передать борьбу с террористами от одних бандитов другим: российских солдат меньше погибает, а они друг друга режут потихоньку.
- Я с вами не согласен. Я просто пример приведу. Моя убежденность основана на историческом факте. В позапрошлом веке войну на Кавказе выиграли путем пленения Шамиля не потому, что очень хорошо воевали и Россия такая сильная. Основной фактор прекращения войны заключался в том, что Шамиля перестали поддерживать тейпы Дагестана и Чечни. Они перестали давать ему воинов, перестали давать убежища. И вот после этого Шамиль был пленен.
Противостояние не кончится путем самоистребления, как вы говорите. Оно закончится, только когда жители Чечни увидят его бессмысленность. Вообще тейповское мышление - это целая наука. Тут можно много спорить и доказывать. Например, самые отпетые террористы очень ранимые в плане ответственности перед своим родом, перед своим тейпом. Неспроста они совершают террористические акты с закрытыми лицами. Они понимают свою обреченность, но закрытие лица - это свидетельство того, что они оберегают в первую очередь честь своего тейпа и рода.
Многие обсуждают проблему, которая была мной озвучена в Думе по так называемому контрзахвату заложников. Я пользуюсь случаем и хочу через вашу газету разъяснить ситуацию. Чтобы люди правильно поняли: никакого экстремизма здесь нет. Речь идет об участии родственников со стороны захватчиков в освобождении заложников. Это есть во всех учебниках по борьбе с терроризмом. Этим пользуется весь мир, кстати. В частности, Турция. Когда, помните, судно `Аврасия` было захвачено? Турецкие власти тут же доставили на берег родственников захватчиков. И судно было освобождено. Поэтому никто не говорит о том, что этих родственников надо привлекать к ответственности. Или какие-то расправы над ними устраивать. Но использовать их в освобождении заложников - это обязательно. Надо использовать все силы, чтобы освободить людей.
Ведь у нас есть ответственность государства перед гражданами. Но у нас должна быть и ответственность гражданина перед своим обществом, перед своим государством. И если тейп или род воспитал такого террориста, почему он не может нести моральную ответственность? А ведь в представлении людей, особенно с кавказским менталитетом, это очень важный фактор. Я предлагаю обсудить это. И если есть какие-то приемлемые законодательные формы, принять их было бы неплохо. Здесь никаких других мыслей у меня при обсуждении этого вопроса нет. Но почему-то многие раструбили таким образом, что у нас получился не генеральный прокурор, а страшный экстремист.
- Как вы оцениваете ситуацию с вопросами экстрадиции? Это больной вопрос для общества. Здесь все неудачи приписывают только Генпрокуратуре.
- Это абсолютно неправильно. Здесь много нюансов: двойные стандарты, политика, расхождение в законодательстве. Но есть и цифры. Например, в 2003 году было направлено 272 ходатайства о выдаче, а в прошлом году - 328. Удовлетворено 163, дальнее зарубежье - 29. Но мы выдаем столько же в процентном выражении, сколько и сами получаем. Например, наш закон запрещает выдачу российских граждан. Поэтому мы не удовлетворяем такие просьбы. Многие государства имеют такое же законодательство, и они нам отказывают.
Такое отношение не только к России. У меня была встреча с французским главным судьей по борьбе с терроризмом Жан Луи Брутьером. Так вот он мне жаловался на то, что они из Англии в течение уже десяти лет не могут выпросить одного бандита. И при этом он мне сказал одну интересую фразу: `Ну хорошо, если бы отказали, а то десять лет ни ответа ни привета`.
Яркий пример по Закаеву можно две тысячи раз приводить. Ну какие еще доказательства виновности надо, если мы привезли человека, которому Закаев отстрелил пальцы? Этот человек показывает: вот он отстрелил мне пальцы. Представили судебно-медицинские заключения. А нам говорят: мало. Какие-то там свои интересы...
- Вы написали книгу о подлодке `Курск`. Возможно ли появление еще каких-то книг по острым наболевшим вопросам, может быть, по Беслану?
- Я бы не хотел больше писать книг. Каждая моя книга - это свидетельство чрезвычайных событий. Первая была в целом о борьбе с терроризмом, и в основе ее моя работа в должности заместителя генерального прокурора на Северном Кавказе. Вторая - о рассмотрении в суде дела Радуева и его приспешников. Следующим был `Курск`. Я бы не хотел больше продолжать. Вы обратите внимание, книга `Правда о `Курске` была написана спустя несколько лет после трагических событий. Когда немножко зарубцевались раны, хотя они никогда не зарубцуются. Книга прежде всего посвящена подвигу российского матроса. В ней много фактов, документов, материалов следствия. Ценность этих фактов в том, что выводы следствия прошли судебный вердикт, и суд снял многие вопросы.
- В Дагестане на процессе по делу Салмана Радуева вы поддерживали обвинение. Это несколько неординарно для нашей страны. Хотя я считаю, что это нормально...
- Здесь существует несколько аспектов. Во-первых, я прокурор, и это моя работа - поддерживать обвинение в суде. И своим примером я должен побудить подчиненных более активно участвовать в судах. Во-вторых, нельзя обойти стороной тяжесть содеянного преступления. В-третьих, я в свое время был заместителем прокурора по Северному Кавказу и для меня все эти проблемы близки. И у меня было такое внутреннее состояние - своим участием в этом процессе как будто отдать дань погибшим.
- А как вы относитесь к идее создать единое бюро расследований на манер американского ФБР?
- Начнем с того, что в Америке ФБР расследует небольшое количество дел - всего 15-20%. Основной груз расследований лежит на местах, в штатах. А у нас расследованием основной массы дел занимаются прокуратура и МВД. Я считаю, что необходимо просто заставить следователей хорошо делать то, что они должны. Могу сказать, что хорошо работают следственные органы ФСБ, а вот в МВД сейчас очень много проблем. Заставить работать, научить, помочь - вот сейчас основная задача. А если собрать все яйца в одну корзину... Ломать легче всего, и я бы не стал сегодня этого делать.
- Скажите, пожалуйста, по конкретному уголовному делу - убийству Пола Хлебникова - можно считать, что оно раскрыто?
- Вы знаете, очень хочется ответить `да`. Но пока - нет. Сейчас ждем экстрадиции фигурантов по делу из Белоруссии. Брат Хлебникова мне часто звонит, мы обмениваемся информацией, и я его держу в курсе...
- А по убийству Листьева почему такой тупик?
- К сожалению, не все преступления раскрываются. Они должны раскрываться по горячим следам... Я знаю, что следователи работают, и работают они добросовестно, но сказать, раскроют это дело или не раскроют, я не могу.
- А что с делом Тимошенко?
- Оно будет расследоваться в установленном российским законодательством порядке.
- Владимир Васильевич, в народе образ генпрокурора устойчиво ассоциируется с этакой махиной, которая решает все вопросы. Кажется, что у вас и увлечений-то никаких быть не может...
- Увлечения, конечно, есть, как у любого нормального человека. Вот вы, Павел Николаевич, известный охотник. Я тоже охоту люблю, утиную. Времени только нет на отдых. Я отдыхаю, когда удается отключиться, а это удается не всегда. Вот, бывает, стоишь на охоте, утка летит... А в голове совсем другое. Спохватился, а поздно, она уже пролетела. Так что надо уметь отключаться, а то и отдых - не отдых.
- А говорят, надо охоту запретить...
- Совершенно с этим не согласен. Безусловно, должны быть границы, определенные правила. Но если у человека есть такая тяга внутри, на генетическом уровне, думаю, ничего здесь страшного нет. Я - за развитие охоты.
- Интересно, а вы детективы читаете?
- Конан Дойла я знаю всего. А вот современные детективы мне что-то не очень нравятся. Когда они только появились, читал в охоточку, а сейчас их столько, что глаза разбегаются, и почему-то пропало желание их читать. Вот классику я читаю с удовольствием, но для классики нужно определенное настроение. Необходимо, если так можно сказать, именно эту книжку именно в этот момент прочесть...
- А с чего начинал генпрокурор? Вы свои первые уголовные дела помните?
- Конечно. Я очень хорошо помню свое самое первое дело, когда еще был следователем-стажером. Это было в 1977 году в Брянской области. Мы расследовали кражу из магазина. Такая была серьезная кража: велосипеды украли, радиоприемники... Быстро раскрыли, по горячим следам. Задержали пятерых подростков, они все признали...
- Почему вы против проведения конкурса песни среди заключенных `Калина красная`?
- Да я вовсе не против этого конкурса. Пусть поют, пляшут... Я же говорил совсем о другом, а везде растиражировали так, как будто я против того, что заключенным нужна культурная жизнь. Но ведь это только одна составляющая. А другая - это то, что у нас места лишения свободы старые, обветшавшие. До того, что в окнах стекол нет! Я и хочу обратить внимание на то, что в первую очередь надо совсем другие вопросы решать, более насущные, а пение и пляски - это уже во вторую очередь... А так получается, что там, где не надо, у них очень много энергии, а где надо - их не найдешь. Ну и, конечно же, я против того, чтобы пропагандировать эту субкультуру в обществе, особенно среди молодежи. И считаю, что такие конкурсы должны быть, но только внутри подразделений ГУИН, а не по телевидению, да еще с заявлениями, что победивших освобождают условно-досрочно.
- Есть такое устойчивое выражение `тайна следствия`. На ваш взгляд, какая степень информированности о следствии должна быть у общества?
- Я считаю, что все должно быть максимально открыто. Например, по Беслану я просто приказал своим сотрудникам выдавать всю, буквально всю информацию. И вы же видите, мы действительно информируем общественность о каждом своем шаге...
- Да, по Беслану действительно информации много...
- Нам нельзя ничего скрывать. Конечно, кроме тех дел, где речь идет о гостайне. По `Курску`, вспомните, мы тоже были максимально открыты. Я сам неоднократно собирал пресс-конференции. Мы понимаем, что по таким делам нельзя не информировать людей, им необходимо знать всю правду.
Московский Комсомолец
от 22.02.2005
Док. 224101 Опублик.: 22.02.05 Число обращений: 802
