Владимир ЛАПКИН. Киотский протокол: экологический императив или финансовая пирамидаНазад
Владимир ЛАПКИН. Киотский протокол: экологический императив или финансовая пирамида
Проблема ратификации Россией Киотского протокола уже длительное время относится к числу знаковых, характеризующих не только политические предпочтения (или даже политическую ангажированность) участвующих в ее обсуждении сторон, но и шире - их выбор стратегии и оценку перспектив как российского, так и глобального развития, их мировоззренческие установки к проблемам экологического кризиса и пресловутого устойчивого развития, к выбору внешнеполитических приоритетов страны и т.д. и т.п.
Предыстория вопроса вкратце такова. Еще в 1994 г. Россия ратифицировала рамочную конвенцию ООН по борьбе с изменениями климата (РКИК), подписанную ею в июне 1992 г. (вместе с еще 185 - на сегодняшний день - государствами). Тем не менее, эту конвенцию, предусматривающую, в частности, обязательство введения кадастра и системы учета выбросов парниковых газов, а также разработку мер по сокращению выбросов, Россия пока не выполняет. В 1997 г. на очередной конференции участников РКИК в Киото, как бы восполняя очевидный пробел принятой ранее конвенции, не фиксирующей каких-либо определенных обязательств стран-участников по ограничению выбросов парниковых газов, был принят специальный протокол, в котором такие обязательства фиксировались количественно.
Россия тогда обязалась ограничить среднегодовые выбросы в 2008-2012 гг. на уровне 1990 г. Протокол подписала 121 страна, но для вступления его в силу необходимо, чтобы он был ратифицирован государствами, на долю которых приходится не менее 55 % мировых выбросов парниковых газов. С учетом того, что США, на долю которых приходится 35 % выбросов, отказались ратифицировать протокол, не желая связывать такого рода ограничениями будущий рост собственной экономики, от решения России впрямую зависит реализация всего проекта в целом.
Ситуация накаляется еще в большей мере в силу разработанного в рамках Киотского протокола механизма международной торговли эмиссионными квотами, рынок которых оценивается сейчас в $800-900 млрд. в год, из коих ЕС контролирует около 50 %. Серьезные торгово-спекулятивные интересы уже сегодня грозят задвинуть экологические аспекты проблемы на задний план.
Сторонником ратификации Киотского протокола традиционно выступало Правительство РФ, резким критиком такого решения - советник Президента РФ А. Илларионов. Сам президент Путин косвенно демонстрировал поддержку то тому, то другому решению. В частности, в сентябре прошлого года он заметно ужесточил свою позицию по условиям ратификации этого документа, заявив, что Россия ратифицирует это соглашение исходя из национальных интересов и только после досконального изучения этого вопроса Правительством.
Экспертное заключение Российской Академии наук, подготовленное по поручению правительства и обнародованное в мае 2004 г. недвусмысленно констатировало отсутствие у предлагаемых Киотским протоколом мер научного обоснования и их неэффективность с точки зрения достижения целей Рамочной конвенции ООН.
Так, концентрация двуокиси углерода а последнее столетие увеличилась на 31 % и процесс этот носит в большей степени природный, нежели антропогенный характер. Предлагаемые Киотским протоколом меры по сокращению выбросов, разумеется, не приведут к уменьшению концентрации парниковых газов в атмосфере. Ожидается всего лишь некоторое замедление темпа их накопления (по оценкам академика Ю. А. Израэля, заместителя председателя Межправительственной группы экспертов о изменению климата, рост концентрации двуокиси углерода за 10-12 лет окажется в итоге на 0,3 % меньше [`Наука в России`, No 4, 2004, с). Если же действительно ставить задачу стабилизации в обозримом будущем концентрации СО2 на уровне хотя бы в 1,5 раза выше сегодняшнего, то уже сегодня надо планировать сокращение выбросов в 2-3 раза (а это в сотни раз больше, чем предусмотрено Киотским протоколом). Его принятие будет всего лишь символическим актом, с практическим эффектом близким к нулю.
Многочисленные критики указывают на разнообразные негативные последствия экономического, юридического и социального плана, с которыми может столкнуться Россия после его ратификации, требуют сконцентрировать внимание на формируемом им механизме управления грандиозными финансовыми потоками, образуемыми торговлей квотами на выброс парниковых газов. В связи с этим именно соображения экономической целесообразности должны были бы стать для России главным мотивом принятия соответствующего решения.
Тем не менее, в настоящее время Правительство с молчаливого одобрения Президента вносит соответствующий Законопроект в Госдуму. Это решение сопровождается беспрецедентным накалом страстей и градусом полемики по данному вопросу. Но если противники форсированной ратификации по большей части апеллируют к фактическому состоянию проблемы глобальных климатических изменений в связи с ростом концентрации парниковых газов в атмосфере, а также к необходимости удостовериться в наличии механизмов исполнения принимаемых обязательств и точно просчитать планируемую выгоду, то сторона, заинтересованная в скорейшей ратификации Киотского протокола, напротив, избегает содержательного обсуждения как проблем глобальной экологии, так и баланса выгод и потерь России в случае такой ратификации.
Характерна, например, позиция С. Н. Кураева, Администратора Российского регионального центра по экологической политике и устойчивому развитию. Он предлагает рассматривать принятие новых обязательств, предусмотренных Киотским протоколом, как почти автоматическое следствие из уже взятых ранее Россией международных обязательств. `Киотский протокол - это составная часть рамочной Конвенции ООН, то есть он не должен рассматриваться в отрыве от Конвенции. Он является протоколом к этой Конвенции. Это механизм Конвенции, и ни что иное. Следовательно, у него есть точно такое же научное обоснование, как у рамочной Конвенции ООН об изменении климата... У меня твердое мнение, что нельзя пересматривать своих обязательств, иначе никакая правовая основа международного права не будет соблюдаться`. Что же касается экспертизы и научного обоснования, то `...Ученые могут спорить об этом всю свою оставшуюся жизнь... давайте сделаем эти споры предметом научных симпозиумов, конференций, семинаров, но не официального переговорного процесса по Конвенции или по Киотскому протоколу`. И наконец, что касается оппонентов Правительства, ученых, смеющих спорить с чиновником: `Чиновники - не ученые, они не имеют право говорить глупости. Они оперируют только тем, что принято, что одобрено... У чиновника нет возможности говорить глупость. Единственное, чем он может оперировать - это официальные данные, которые приняты правительством Российской Федерации... А цифра - вещь жесткая, ее нельзя интерпретировать`. (www.kioto2004.ru)
Какой же вывод может сделать для себя из всего этого наблюдатель не вполне включенный в нюансы темы, а также ее юридического и властно-политического контекста?
Оппонирующие стороны ведут себя как-то странно. Правительство избегает обсуждать проблемы интересов страны в ратификации Киотского протокола, предпочитая апеллировать либо к абстрактным общечеловеческим интересам, либо к неизбежности и техническому автоматизму предстоящей процедуры. Политического значения этой ратификации оно предпочитает не замечать. Напротив, экспертное сообщество берет на себя свойственные скорее властным институтам функции защиты национальных интересов, не ограничиваясь беспристрастным анализом, но (вынужденно) политизируя собственные экспертные оценки.
