В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Эдуард Лимонов: Тюрьма - это область смерти Назад
Эдуард Лимонов: Тюрьма - это область смерти
Эдуард Вениаминович Лимонов это мощный сгусток энергии, и нестандартное, особое видение ситуаций, которые происходят не только в нашей стране, но и во всем мире. Я бы не хотел ограничить наш разговор только политическим форматом. Я бы хотел прежде всего поговорить с Вами, Эдуард - о Лимонове писателе, человеке и гражданине...

Лимонов: Я с удовольствием занимаюсь политикой - сейчас мне это ближе всего. Последние девять лет я в этом наиболее эффективен. А вот сам себе как писатель, как человек я давным-давно надоел. И именно чтобы избавиться от такого метафизического одиночества я в свое время и пошел в политику. Такова констатация факта. Конечно, можно говорить обо мне как о писателе, я думаю, я это заслужил. Столько лет в строю, я уже в 60-ые годы был поэтом, литератором, и как говорил о себе Хемингуэй, `я защищал свои весовые категории`. Я тоже могу сказать, что я защищал свои категории и в 60-е, 70-е, 80-е,90-ые и попал в 21 век с титулом чемпиона. Которого меня не могут лишить ни вражьи силы, ни тюрьмы, никто.

Насонов: Последний раз вы отстаивали свой титул в Саратовском централе. Тюрьма и книга-это насколько это совместимо?

Лимонов: Для меня вполне совместимо. Я написал восемь книг, семь уже вышли и одна еще возможно выйдет, называется `По тюрьмам`.

Насонов: Прежде чем сесть, простите присесть, к микрофону, мы уже начали говорить об этой книге, и я хочу, чтобы к нам присоединились и наши читатели.

Лимонов: Эта книга написана в Третьем корпусе Саратовского централа. Она о людях, которые меня там окружали, о людях с которыми я там встречался практически ежедневно в течение более, чем 10 месяцев. Возможность поговорить с другими заключенными предоставляется когда тебя выводят вниз и ты там ждешь медосмотра, потом несколько обысков, потом тебя везут в автозэке вместе с этими ребятами. Ты приезжаешь в суд и там порой ты оказываешься в одном боксе с другими заключенными и с подсудимыми. Это целая галерея судеб. Со мной судили так называемую `Энгельскую банду` - 9 человек, пять доказанных убийств. Всем им уже за тридцать. Бандиты со стажем, бегавшие с пистолетами, автоматами. Как они сами говорили, мы не трогали мирных людей, мы с такими же бандитами воевали за власть в городе. Город Энгельс на берегу Волги - знаменитые заволжские степи, где Пугачев проходил. Рядом город Пугачев. Двоих приговорили к пожизненному заключению. Я видел, как сгусток почитания, метафизического ужаса сразу окружил этих людей, после оглашения приговора. Потому что они стали не совсем живыми, принадлежали уже к другому измерению. Очень чувствуется это поле - огромное, сильное. И надо сказать эта тень смерти, вечности, она облагораживает человека, какой бы он не был злодей, он предстает полубогом. Это удивительное чувство.

В этом мертвом доме я ощущал себя одним из них. Тюрьма - это область страданий, область вечности, смерти и я в ней был и ждал приговора.

Насонов: Вам тоже грозил немаленький срок. Каково это когда вся твоя дальнейшая жизнь зависит не от тебя?

Лимонов: В Саратовском областном суде приговоры очень суровы, один из самых суровых в этом смысле регионов и там срока очень огромные звучали. Я видел человека, который был счастлив, что ему дали 22 года, вы представляете, что это такое? Потому, что через 22 года он все-таки выйдет.

Я тоже был в этой категории, потому что мне, несмотря на все доказательства, прокурор на прениях запросил в общей сложности 25 лет. По 205 статье он мне 10 лет запросил, по 208-ой четыре года, по 222-ой восемь лет и еще по 280-ой три, то есть, полных 25 лет! Представляете какой это мрак, когда тебе 60 лет, а тебе запрашивают 25?

И под этим грузом чудовищным, он запросил - 31 января, а приговор был только 15 апреля, я просидел почти три месяца. Как не странно, я улыбался, шутил. Когда мне запросили эти годы, я пришел в камеру, и как потом ребята сокамерники рассказывали, -`поел, что-то рассказал, пошутил, улегся спать и храпел`. То есть, у меня в определенном смысле есть какая-то гордость. Потому что, я оказавшись и в таких экстремальных условиях, под тяжестью всех этих сроков не изменился, был силен, работал, писал. Это одно из тяжелейших испытаний в жизни и я его прошел.

В конце каждой главы моей книги есть повтор - Кто я, чтобы судить их? Я один из них - мужичок в пугачевском тулупчике.

У меня был тулуп на меху, по счастью меня в нем арестовали, этот дешевенький тулуп спас меня от всякой хвори.

Насонов: Как вы в тюрьме общались с издателями?

Лимонов: Через адвоката, это на самом деле разрешено, если настаивать. В уголовно-процессуальном кодексе обозначены все права заключенного. Находили мне издателя ребята, мои помощники, члены партии.

Насонов: Скажите, как писатель, есть ли у тюрьмы своя драматургия, свой сюжет, свои герои?

Лимонов: В тюрьме у меня были чудовищные наблюдения. Например, судили двух мальчиков, одному 18, другому 20, двоюродные братья - за изнасилование и убийство 11-летней девочки. Конечно, с обывательской точки зрения, они монстры. Но в контексте этой тюрьмы, да еще когда по такой статье люди проходят, им было гарантированно дичайшее осуждение тюремного общества. Их содержали отдельно, их приковывали к трубам батареи. И вот один из энгельских бандитов Веретельников, он получил пожизненное заключение, и был всегда такой элегантный даже в тюрьме, темноволосый, невысокого роста. Когда все стояли в клетке внизу на первом этаже, а где-то в метрах 10-ти стояли эти ребята прикованные к батареям - поднялся такой ропот, обычно стараются те, кто помоложе, шакалы, `вот я бы его сейчас тут разорвал и прочее...`. То Веретельников причесывая волосы сказал, `...молчите там шакалы. Пацанам и так тяжело, они и так проходят через ад и еще вы тут. Менты байки рассказывают. Может это не они вовсе...`. Все огорошенные стоят, тишина. Такой весомый человек заступился - все молчат. Авторитетному возражать ненормально.

Как-то вместе нас везли из суда - возят таких как мы, особо опасных - в отдельных боксах. Сидишь никого не видишь, железный ящик с несколькими отверстиями. И вот вывели нас, построили, и один из этих пацанов встал рядом со мной, он повернулся и сказал `удачи тебе Эдик`. Удивительно, я был очень тронут. От абсолютного изгоя, очень сломленного человека, в этом тюремном контексте - слова одобрения. Вот это тюремная действительность.

Насонов: Тюрьма равняет всех - и предпринимателей, и бедных людей и бандитов. Вы чувствовали, что вас узнают в тюрьме? Было ли к вам особое отношение?

Лимонов: Безусловно меня узнавали, там были люди, которые читали мои книги. Конечно, и к Ходорковскому особое отношение поскольку это тоже человек известный, о нем тоже пишут газеты. Это необычные узники, когда я сидел в Лефортово, там были все такие как я. Там были чеченские террористы - знаменитый Радуев сидел в 101 камере. Я сидел с двумя людьми в разное время сидевшими с Радуевым и с чеченцами я сидел. И могу сказать, что они может быть лучшие сокамерники, чем кто бы то ни был. Отношения были отличные, хотя казалось бы этого не должно было быть.

Беседовал Андрей Насонов

26-01-04

newsinfo.ruhttp://nvolgatrade.ru/

Док. 214055
Опублик.: 09.11.04
Число обращений: 426

  • Лимонов (Савенко) Эдуард Вениаминович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``