|
|
Ксения Юдаева: Проблема 2008: откуда взять власть, если денег нет?
Назад
|
Ксения Юдаева: Проблема 2008: откуда взять власть, если денег нет?
|
Ксения Валентиновна, на первый взгляд складывается впечатление, что ресурсов для дальнейшего устойчивого роста и для удвоения ВВП за 10 лет - недостаточно. Иностранные инвесторы предпочитают больше вкладывать в регион Юго-Восточной Азии, в Китай и Индию. Россия им не так интересна. Российские инвесторы, в свою очередь, инвестируют средства за рубежом. Это, естественно, сопровождается оттоком капитала из страны. А внутренняя экономическая ситуация такова, что ТЭК - нынешний локомотив роста, по некоторым оценкам, не может развиваться быстрее 4% ВВП в год.
Что касается инвестиций, я думаю, что проблема не в том, что Россия сама по себе не интересна, как для российских, так и для иностранных инвесторов. Я все-таки думаю, что в последние год - полтора в России существенно повысились риски. И благодаря этому увеличению рисков, прежде всего, российские инвесторы стали менее заинтересованы в долгосрочных инвестициях в Россию. У них всегда был достаточно короткий горизонт инвестирования. Как раз года полтора назад начала просматриваться такая тенденция, что: либо у них самих будет расширяться горизонт, либо они будут готовы приглашать каких-то внешних инвесторов, частично или полностью продавать свои предприятия иностранным инвесторам, у которых, соответственно, более широкая инвестиционная перспектива. На мой взгляд, к сожалению, эта ситуация закончилась достаточно быстро. И теперь, действительно, либо происходит отток капитала, либо эти компании заинтересованы в построении своих империй и в покупке каких-то активов за рубежом, а не в инвестировании в Россию, в реструктуризацию активов, которые у них есть, или в построение каких-то новых производственных мощностей на основе того, что у них есть.
Если говорить об иностранцах, то и здесь похожая ситуация. Да, конечно, по объему рынка Россия меньше, чем Китай или Индия. Тем не менее, экономический рост, который демонстрирует Россия в последние годы, сравним с китайскими и индийскими цифрами. И, собственно, этот рост рынка - это то, что интересует инвесторов. И как я понимаю, все больше и больше инвесторов, желающих работать на российском потребительском рынке, думают об инвестировании в Россию. Мы видим, что к нам идут инвестиции, связанные именно с потребительским рынком, разные дистрибьюторские компании, сети. Очевидно, что автомобильные производители заинтересованы в создании новых сборочных мощностей, здесь опыт компании Ford кажется всем очень привлекательным. Как я понимаю, в полиграфической промышленности тоже есть интерес, то есть, к проектам, работающим на потребительский рынок, но во многих случаях здесь опять идет речь об инвестициях, которые должны окупиться сравнительно быстро. А что касается иностранных инвестиций с большим сроком окупаемости, здесь видна двоякая тенденция. Во-первых, очень мало кто из иностранцев, так же, как и из русских, решается на это, и многие иностранцы мотивируют это тем, что у русских компаний полно денег, и они вполне могут инвестировать в долгосрочные проекты. Раз они не инвестируют - значит, что-то не то. И почему мы должны инвестировать? Это факт очень сильно влияет на их поведение. А во-вторых, те компании среднего размера, да и более крупные, которые инвестировали в Россию в какие-то проекты, все жалуются на административные барьеры на региональном уровне. И, конечно, важный фактор - это выбор региона, в котором можно работать. У нас есть регионы, считающиеся хорошими, и инвесторы, которые вложились в эти регионы, думают о том, как расширить свое производство. И есть регионы, в которых иностранные инвесторы думаю, как им выжить, и вообще - не закрыть ли им свое производство, в связи с очень высокими административными барьерами. И последний момент связан с политическим факторами. Большинство инвестиций, рассчитанных на долгосрочную перспективу, нужно делать в то, что в России называют `стратегические отрасли`. Не то, чтобы Россия знала, что такое стратегические отрасли, почему в них нельзя инвестировать, в какие их части можно инвестировать, в какие - нельзя. Но в этой сфере иностранные инвестиции сталкиваются с большим противодействием уже не только региональных, но и федеральных властей, и связано оно именно с тем, что мы не можем решиться, мы не так хотим иностранных инвестиций, как говорим об этом. Классические примеры, скажем. Пример с Siemens и `Силовыми Машинами`, он немного другой, там есть еще один момент, но, в принципе, правильный. Я думаю, что для России было бы неплохо, если бы в наши машиностроительные заводы инвестировали бы серьезные мировые машиностроительные компании. Но, видимо, сделки не будет, потому что это стратегическое предприятие, и мы не можем себе позволить допустить туда иностранцев. Пример, который сейчас у всех на слуху - это Алко, которое покупает два небольших предприятия у Дерипаски, я не знаю, может быть, тут Дерипаска сам тормозит, от него всего можно ожидать. Но, тем не менее, создается впечатление, что и в этом случае, на федеральном уровне не принято решение о том, можем ли мы продавать алюминиевые заводы, или это стратегически ресурсы, и мы должны их держать в российских руках, для того, чтобы правительство имело больше влияния на управление этими предприятиями. То есть, это огромный вопрос. И вообще, когда мы говорим о прямых иностранных инвестициях в Россию, у меня часто складывается впечатление, что россияне под инвестициями понимают совсем не инвестиции, а субсидии. То есть, пусть нам дадут деньги, мы их сами на что-нибудь потратим и замечательно все сделаем. Россияне не готовы отдавать контроль иностранцам, и это очень большая проблема. Особенно в случае проектов в отраслях машиностроения, во многих отраслях химической промышленности и так далее, эти вопросы возникают именно в связи со стратегическими отраслями.
То есть, противодействие идет еще и на уровне бизнеса, как дополнительный фактор?
Я думаю, что раньше существенное противодействие было на уровне бизнеса как дополнительный фактор. А сейчас, я думаю, что не очень понятно со многими мелкими или средней руки бизнесменами - какие-то еще не решились, другие уже решились. Во многих случаях их предприятия могут быть не интересны для иностранных инвесторов, во многих случаях иностранным инвесторам скорее проще поставить новый завод, чем купить среднее российское предприятие. Они, действительно, может быть, рассматривают идею продажи своих активов в большую финансово-промышленную группу. Но я думаю, что многие владельцы финансово-промышленных групп сейчас уже готовы к тому, чтобы, как минимум, часть своих активов продавать иностранцам. И здесь вопросы легитимности их собственности встают очень остро, и, по моему мнению, Кремль и общественное мнение не очень готовы к тому, что владельцы собственности получат за нее те деньги, которые она стоит. И в связи с этим также наблюдается некое противодействие со стороны властей. Но заметьте, была только одна очень крупная сделка - ТНК-ВР. А после этого было дело ЮКОСа. Мелкие сделки, наверное, где-то происходят, а более крупные зависают по непонятным причинам. И я думаю, что причина именно в том, что наше государство не может решить этот вопрос само для себя. И это - некая проблема. В Китае она как раз не существует, потому что там, в основном, привлекаются новые иностранные инвестиции, промышленность там все равно не была приватизирована. В Индии тоже нет такой проблемы, и потом, Индия, все-таки, страна с рыночной экономикой, и если у кого-то есть частная собственность, то это исторически сложилось и считается легитимной в рамках этой культуры. У нас есть проблемы с определением собственности, и вопрос о том, могут ли собственники что-то продать, остается открытым.
И еще один момент, в связи с этими стратегическими отраслями, таков. Во-первых, в Советском Союзе практически все предприятия были предприятиями двойного назначения, то есть, есть некая сермяжная правда в том, что почти все активы мы можем считать стратегическими. Во-вторых, я думаю, что некая проблема связана с нерешительностью наших властей в вопросах проведения военной реформы. Я не специалист в этой области, люди, которые больше в этом разбираются, говорят, что проблемы с госзаказом решены и наведен некий порядок в военных закупках, но, тем не менее, я думаю, что стратегии пока еще нет, или стратегия двойственная. С одной стороны, мы пытаемся объять необъятное, и настраиваемся на войну с НАТО. С другой стороны, мы несчастных 5000 чеченских террористов не может поставить на место уже больше 10 лет. Возможно, есть какое-то противодействие, в том числе, и со стороны армейских и силовых структур, они тоже не хотят и боятся, что какие-то предприятия, которые они считали так или иначе подверженными влиянию, ушли бы совсем из их влияния.
Если суммировать, я думаю, что проблема с инвестициями состоит не в том, что мы не интересны для иностранцев, или даже для своих инвесторов. Наверное, в каком-то плане мы менее интересны, но настоящей рекламы среди иностранцев и настоящих действий, направленных на то, чтобы действительно привлечь их сюда, пока еще сделано не было, в отличие от того же Китая или Индии. Поэтому говорить о том, что мы такие бедные, несчастные, никому не нужные, и поэтому к нам никто не идет, преждевременно. Нужно отдавать себе отчет, что мы, по большому счету, сами никого еще не ждем. Мы не готовы к тому, что придут иностранцы, и будут контролировать значительную часть нашей промышленности. В обществе наблюдается большая сегрегация. Есть какие-то люди, которые уже готовы и согласны работать в этом направлении. И есть большая масса людей, как во властных структурах, так и среди населения, которые к этому не готовы, которые, в том числе, имеют различные ксенофобские настроения, что также влияет на эти решения. И наличие этих двух сил, которые никак не могут между собою договориться, приводит к процессу торможения в сфере работы по привлечению прямых иностранных инвестиций.
Можно ли тогда говорить, что в этих условиях деньги Стабилизационного фонда или бюджетные деньги - это, пожалуй, единственный, альтернативный частным инвестициям, источник долгосрочного развития?
Нет, я в этом сомневаюсь. Что такое деньги Стабилизационного фонда? Сейчас все лишние деньги, которые могут появиться в России, имеют один источник. Цены на нефть очень высоки, и мы испытываем временный положительный шок из-за притока к нам средств от продажи нефти. Эта ситуация, в связи с определенными сложностями на мировой политической арене, может продлиться некоторое время. Но, тем не менее, понятно, что это временный момент. Безусловно, его нужно использовать, капитализировать, для того, чтобы и в будущем россияне могли получать положительные прибавки к своему доходу, связанные с этим временным увеличением дохода.
То есть, дотации?
Нет, не дотации. О чем говорит стандартная макроэкономическая теория? Если мы временно что-то получаем, допустим, человек что-то выигрывает в лотерею, то для него разумно не сразу весь выигрыш угрохать на то, что не нужно, или никогда в жизни не понадобится, а каким-то образом попытаться это сохранить, размазать на большой период. Сохранить это можно несколькими способами. Можно инвестировать в какие-то активы, которые приносят денежный доход, либо можно инвестировать, с точки зрения человека, в товары длительного пользования, с точки зрения государства - в некие производственные мощности, которые будут в будущем приносить доход. И та, и другая стратегия эффективны. Но вопрос в том, какая из этих стратегий нам гарантирует больший доход и более надежный доход. К сожалению, вынуждена констатировать, что я глубоко сомневаюсь в том, что государственные инвестиции в России могут быть сделаны эффективно, и приносить надежный доход в будущем.
Есть определенные ограничения, о которых мы говорили. Иностранцы, в силу определенных причин, не готовы инвестировать. Внутренние частные инвестиции также не идут в производство, или идут в очень ограниченном количестве....
Профессиональные иностранные производственники и менеджеры не хотят этим заниматься. Российские профессионалы не хотят этим заниматься. Что мы хотим сделать? Мы хотим взять чиновников, которые все, что умеют - это зарыть это в землю, приватизировать и отправить на свой собственный счет на Канарских или Виргинских островах. Мы хотим чиновникам, не умеющим ничего, кроме того, как что-то украсть или долго кого-то тормозить, дать эти деньги, чтобы они их инвестировали. Вы считаете, что это закончится чем-нибудь хорошим?
Нет, я не считаю.
И я тоже. Именно по этой причине я считаю, что деньги Стабилизационного фонда тратить на инвестиции не нужно. Их нужно оставить в Стабилизационном фонде. Есть еще один вопрос - поскольку цены растут, количество денег, которое мы можем отправить в Стабилизационный фонд, тоже все время увеличивается. Что нужно делать с ними? Нужно ли их все целиком отправлять в Стабилизационный фонд, нужно ли частично повышать государственные расходы? Здесь постольку, поскольку количество денег увеличивается, наверное, надо слегка увеличивать социальные расходы, но все-таки значительная часть этих денег должна идти в Стабилизационный фонд. Наша политика, совместно макро- и микро-, если ее описать с точки зрения того, как нам воспользоваться ситуацией, что у нас сейчас много денег, она не выдерживает совершенно никакой критики. Какова была бы хорошая политика? Хорошая политика состояла бы в том, чтобы всеми возможными административными методами сделать Россию привлекательной для профессионалов, для российских частных и для иностранных частных инвесторов. Это первый шаг. Второе. Возможно, в этом случае у нас возникла бы и дополнительная проблема, она уже начинала возникать в конце прошлого года. Проблема заключается в том, что Россия становилась слишком привлекательной для инвесторов, и у нас начиналась проблема внешнего притока частного капитала. Там можно было бы разными методами регулирования притока капитала пытаться отсекать спекулятивные, среднесрочные и долгосрочные, капиталы. На фоне того, что в стране действительно идут частные инвестиции, можно было бы заниматься теми вещами, которые предлагаются сейчас, под названием `новая промышленная политика`. Какая-то дополнительная помощь государства по снижению риска частных инвестиций в определенных секторах, какими-то такими экспериментальными вещами можно было бы заниматься. На этом фоне можно было бы разговаривать о привлечении частных инвесторов к инфраструктурным проектам. Там нужно было бы думать, какие конкретные схемы применять. Но, тем не менее. Если бы мы знали, что частный инвестор заинтересован инвестировать в Россию. То их можно было бы привлекать и к этим проектам. Но это при условии того, что все административные меры гарантировали бы, что в России хороший инвестиционный климат, или, если уж он плохой, то это не из-за того, что политика плохая.
Но у нас делается все совершенно наоборот. У нас с помощью политики устроили такой отток капитала, что он компенсирует весь приток, и сильного давления на обменные курсы у нас сейчас нет. Во всяком случае, о том, что нам нужно остановить приток капитала и принять меры контроля над притоком капитала, мы уже несколько месяцев перестали говорить. Но я думаю, что это связано с тем, что идет огромный отток капитала, который нивелирует приток, который также идет. Административными, политическими методами было сделано все, чтобы сделать Россию менее привлекательной для частных инвестиций.
В прогнозах ЦБ на 2005 год, речь идет о том, что при цене на нефть в $21 за баррель, маржа между рублевыми и валютными инструментами будет сужаться. А при цене $26 и выше, она будет увеличиваться. Соответственно, будет стимулирование оттока капитала из России. То есть, на самом деле, декларируется другая политика. Многие эксперты говорят о том, что у нас сейчас новый ценовой тренд на энергоносители в мире, что нефть не будет стоить в рамках $22 - $28 за баррель, а будет гораздо выше. На 2005 год декларируется политика, по крайней мере, Центральным Банком, может быть, она будет как-то изменена, но вряд ли, которая может стимулировать отток капитала.
То, что вы говорите, не сильно противоречит тому, что говорю я. Долгосрочные активы утекли, из-за того, что некоторые активы, для некоторых спекулятивных капиталов в России интересны, и, может быть, еще не весь естественный приток весь этот отток покрывает. Если нефть поднимется до $100, может быть, все равно Центральному Банку придется использовать меры контроля над притоком.
Но что происходит на фоне этого? Долгосрочные инвестиции мы отрубили, мы их превратили в отток капитала. Краткосрочные к нам приходят, но, может быть, благодаря внешним факторам, их все равно придется отрубать. Но во многом сейчас это не делается, поскольку долгосрочный отток все это компенсирует. И теперь мы заявляем: смотрите, как все плохо! Никаких инвестиций нет! Давайте мы тут сами еще что-нибудь поинвестируем. И ситуация именно та, о чем я вам говорю. Поскольку интереса у профессионалов никакого нет, я не думаю, что у профессионалов есть интерес действительно реально сотрудничать с государством. Я думаю, что, если у профессионалов и есть какой-нибудь интерес, то он заключается в том, чтобы что-нибудь урвать от государства, воспользовавшись ситуацией. Но они сейчас не доверяют государству. И действительно серьезно вкладывать свои средства, силу, энергию в осуществление государственных проектов они не будут, и Россия рискует добиться того, что, благодаря увеличению государственных инвестиций, значительная часть временного притока нефтедолларов, который мы имеем, будет зарыта в землю, и никакой пользы Россия от этого не получит.
Я должна сказать, что это абсолютно стандартная ситуация. Есть экономические исследования, которые изучают, что происходило в разных странах мира, которые сталкивались с таким случайным и временным улучшением условий торговли, с ростом цен на их экспорт, каким образом страны реагировали на это изменение. И замечена стандартная ситуация, наблюдавшаяся во многих странах мира. Действительно, в первые годы, благодаря тому, что случайно произошло такое изменение, у стран было положительное сальдо баланса текущих операций. Потом оно вдруг становилось резко отрицательным, хотя цены на экспорт оставались высокими. И если посмотреть внимательнее, то что в этих странах происходило? Чаще всего происходила борьба за ренту нескольких стоящих у власти групп. Эти группы ухитрялись брать на себя гораздо больше ренты, чем возникало за счет улучшения условий торговли, и таким образом, в целом страна оказывалась в худшей ситуации, чем она была до того, как цены на основной экспорт этой страны повысились. Самый типичный пример - это Нигерия, с которой нас сейчас часто сравнивают. Я могу немного ошибаться, может быть. Там во время роста цен было принято решение диверсифицировать экономику. Было принято решение построить металлургический завод. Нигерия состоит из двух регионов, которые не очень хорошо ладят между собой. Поэтому было построено по металлургическому заводу в каждом из них. В общем, на середину 90-х гг. оба эти завода производили 25 тысяч тонн в сумме. А мощность у них рассчитана на 100 тысяч тонн каждый. И сколько там денег было зарыто в землю в процессе строительства этих заводов, можно только себе представить. И это - стандартная ситуация.
В чем еще проблема? Почему я считаю, что очень плохо, что профессионалы не заинтересованы? У нас в России не развито бизнес-мышление у людей. Проблема у нас не в том, что нам не хватает денег, а во многом проблема состоит в том, что мы не привыкли работать на потребителя, на достижение какого-то результата, который бы принес пользу, или из которого можно было бы извлечь деньги, а не просто получать свое собственное удовольствие. Посмотрите сами, у нас книги пишут не для того, чтобы их читали, а потому что нам нравится их писать. У нас изобретатели изобретают не для того, чтобы это потом внедрили, и они смогли получить, благодаря этому, доход, а потому, что им нравится изобретать, и так далее. Я слышала много историй от банкиров. У них есть деньги, чтобы давать кредит. К ним приходят люди и говорят: у нас такая замечательная идея, дайте нам кредит. Им говорят: напишите бизнес-план. Дело даже не в том, что люди, которые приходят, не умеют писать бизнес-план. Они страшно обижаются и говорят приблизительно следующее: мы же вам даем такую гениальную идею, а вы хотите какой-то бизнес-план! Вопрос в том, что есть деньги, ими нужно управлять, нужно, чтобы потом они вернулись, приносили какие-то другие деньги. Это бизнес-мышление не встроено в нашу культуру, и, безусловно, наши чиновники им не обладают. Они, в лучшем случае, могут эти деньги `распилить`, это они хорошо понимают. А построить что-то полезное в большинстве своем они не способны. Наверное, среди них есть некоторые талантливые, которые способны, но нам совершенно не гарантировано, что именно они будут заниматься этими проектами, а не чиновники первого рода, которых, во-первых, больше, а во-вторых, я склонна верить, что они более влиятельны. Поэтому я очень пессимистично смотрю на эту ситуацию с инвестированием. Еще одна проблема заключается в том, что у нас контроля над правительством все меньше и меньше, и мы можем никогда не узнать, что случилось с этими деньгами, и где они были зарыты. Поговорили - поговорили, и ничем не кончилось.
Тогда получается, что на данный момент у нас практически нет ресурсов, для того, чтобы выполнить стратегическую цель - удвоение ВВП за 10 лет. Использование Стабилизационного фонда неэффективно, иностранные инвестиции идут неохотно. Российские инвестиции - тоже. Где ресурсы?
Во-первых, смотря с чего считать эти 10 лет. У нас уже прошло несколько лет с тех пор, как эта цель была объявлена, мы уже слегка выросли, и за счет использования, может быть, каких-то неиспользованных мощностей, и за счет краткосрочных проектов, которые все-таки привлекают. Мы же сказали, что долгосрочные к нам не идут. А какие-то быстроокупаемые, дай Бог, цены на нефть будут высокие, привлекательны, и я думаю, что при определенных условиях 10 лет мы продержимся, и если ВВП и не удвоим, то хотя бы уполторим. Проблема в том, что не меняется существенным образом структура экономики, она не становится менее нефтезависимой. Потому что краткосрочные проекты рассчитаны на потребителя, они, собственно, обслуживают потребительский бум, который появился благодаря высоким ценам на нефть. Структурных изменений не происходит, и они связаны, прежде всего, с политическими факторами, а не только с фактором высоких цен на нефть, который, конечно, тоже важен. Поэтому я думаю, что властям нужно задуматься об этом. Я думаю, что происходящее сейчас, происходит постольку, поскольку, все и так было достаточно хорошо уже 6 лет, и цель удвоения ВВП некоторым образом сама выполнялась. Может быть, не как удвоение, но если мы достаточно сильно его увеличим, мы можем рапортовать, что это удвоение, и кто же считал, когда началось удвоение, в общем, мы достигли существенных успехов. И у меня есть ощущение, что сейчас вообще экономические вопросы, с точки зрения приоритетов, уходят на второй план. Вспомните, в 2000 году главным национальным героем был Греф, его программа, и все силы были потрачены на то, чтобы несколько стабилизировать ситуацию; с одной стороны, ограничить воинствующий настрой олигархов, с другой стороны, наладить государственные отношения с ними. И, в общем, первая программа Грефа была действительно рассчитана на улучшение инвестиционного климата. Сейчас дело ЮКОСа не только зажило своей жизнью, оно подстроило под себя российскую политику, в том числе, в экономической сфере. И возникает ощущение, что вопросы улучшения бизнес-климата, развития частного бизнеса, отходят на второй план. С другой стороны, возможно, в связи с тем, что конкретно Кремль явно начинает все больше и больше контролировать нефтегазовую отрасль, либо напрямую, либо за счет непрямых рычагов влияния на частные компании, происходит консолидация активов в руках государства. Возможно, будет выработана некая энергетическая стратегия, которая частично, конечно, будет идти на выполнение личных целей тех людей, которые пытаются эти активы контролировать, частично на нее будет сделана ставка, как на основной рычаг экономического роста. Потому что это все-таки тот сектор, в котором уже довольно много достаточно эффективных компаний, включая государственные. Мы можем говорить, что Роснефть не очень эффективна, но она достаточно эффективна, во всяком случае, по сравнению с Газпромом. Главная неэффективная компания в этом секторе - это, к сожалению, Газпром. И здесь, я думаю, государство будет непосредственно работать над удвоением ВВП за счет энергетического сектора. А в других сферах, я думаю, что политика ухудшится, потому что представление, которое у нас сейчас есть, что нужно вмешательство государства, собственно, чтобы дать денег, потому что риски высоки, и все сами боятся тратить деньги, нужно потратить государственные деньги, риск ниже. Но нет стимулов для того, чтобы тратить деньги эффективно, инвестиционный климат только ухудшается, и прорывов в других отраслях я не вижу. И политика по улучшению ситуации в других отраслях явно ушла на второй план. При этом, все не настолько пессимистично, чтобы говорить о том, что мы не сможем удвоить ВВП. Вот что мы не сможем изменить, так это то, что наш экономический рост будет гораздо ниже, чем он мог бы быть при хорошей экономической политике.
Есть же расчеты, которые показывают, что сырьевой сектор России может дать только 4% роста, то есть, почти половину, чуть выше, от сегодняшней цифры.
Во-первых, цифры все время меняются. Пока Ходорковский не сделал компанию ЮКОС передовой, никто даже и не думал, что эта компания может производить столько нефти, сколько она производила. То есть, все эти расчеты во многом относительны, но я их не видела, и конкретнее сказать не могу. Сколько-то процентов будет идти за счет производства потребительских товаров. Экономически рост сейчас замедляется, и я думаю, что это - результат этой тенденции к ухудшению бизнес-климата. Но я все-таки думаю, что он останется в ближайшее время достаточно высоким. Или, если цены на нефть будут продолжать расти, это будет продолжать стимулировать развитие экономики. Так что я не настолько пессимистична по части роста, я довольно пессимистична по поводу того, что будет, когда цены упадут. Но, с другой стороны, это будет некоей встряской, которая заставит пересматривать политику. Пока у нас политика - мы все отдыхаем, пока все хорошо.
На ближайшее время видимый прогноз - это консервация сырьевой модели?
Я думаю, что да, в ближайшее время мы будем видеть консервацию сырьевой модели. Сейчас есть разговоры о частно-государственном партнерстве, - давайте что-то поинвестируем, давайте возьмем средства Стабилизационного фонда и их куда-нибудь инвестируем, - но я в это мало верю. Может быть, в крайнем случае, в какие-нибудь дороги инвестируют, много денег зароют, но это будет не так уж плохо. Я не думаю, что действительно будут большие инвестиции в промышленность. Я думаю, что у нас достаточно влиятельные экономисты, в том числе, приближенные к людям, принимающим решения, они прекрасно понимают, что это не сработает, и в крупных масштабах это не пройдет. То есть, какие-то мелкие вещи, может быть, и будут происходить, но я думаю, что в крупных масштабах все это происходить не будет.
Я, конечно, не знаю, как повлияет на нашу политику окончание дела ЮКОСа. Очевидно, что сейчас делаются попытки его все-таки закончить, только никто не знает - как. Но вот когда они его закончат, и наконец-то смогут думать о чем-нибудь другом, может быть, они попытаются исправить ошибки. Пока эти ошибки исправить просто невозможно. Я думаю, что есть надежда у экономистов, сидящих в Кремле или на Старой Площади, что, после того, как это дело наконец-то прекратят, можно будет сделать что-то для того, чтобы улучшить инвестиционный климат, и привлечь инвесторов. Во всяком случае, может быть, особенно если российские государственные отношения с западом будут ухудшаться, наша политика по отношению к иностранным инвесторам, станет более либеральной, реально, а не на словах. И связано это с тем, что, на мой взгляд, наш Президент считает действительно важной задачей и главной заслугой иметь хорошие отношения с западом. Если ему это перестанет удаваться делать такими мерами, как выражение сочувствия американскому президенту в связи с событиями 11 сентября, то он будет пробовать другие рычаги, в частности, продажу мелких пакетов акций на крупные российские активы, то, что уже было недавно. Я не исключаю либерализацию климата для небольших стратегических активов и тому подобное. Ухудшение отношений с западом и попытка остаться в G8 может положительно сказаться на том, что непосредственно Президент будет стараться сделать Россию более привлекательной, привлекать в Россию больше иностранцев, не на контролирующие позиции, а на неконтролирующие, которые все равно сейчас закрыты. Но проблема - 2008, которая у нас существует, на мой взгляд, она описывается так. Если в 2008 году Путин перестает быть Президентом, то откуда он возьмет власть, если нет денег? И уж тем более, откуда возьмут власть, если нет денег те, кто сидит вокруг него и не обладает большими талантами, чтобы стать преемником? Потому что про преемников мы все знаем, они совершенно необязательно настолько лояльны, чтобы все оставить без изменений. Поэтому я боюсь, что именно благодаря этому фактору - 2008, рентоориентированное поведение припрезидентских элит усилится, как в ельцинский период - первые четыре года реформы, вторые четыре года деление ренты. Сейчас, я думаю, Путин имеет больше сил, чтобы контролировать этот процесс и не допускать того, чтобы он не стал откровенным и разорительным для страны. Но, тем не менее, он уже явно усилился, и, я думаю, еще больше усилится.
25 октября 2004
Юдаева Ксения Валентиновна
2001-2003 Парк-медиа;http://nvolgatrade.ru/
Док. 213462
Опублик.: 28.10.04
Число обращений: 508
Юдаева Ксения Валентиновна
|
|
|
|
|
