Юрий Шмидт: Стукачей надо беречь. и данные о них хранить в тайнеНазад
Юрий Шмидт: Стукачей надо беречь. и данные о них хранить в тайне
Сегодня собеседником <новой газеты> стал известный адвокат из Санкт-Петербурга, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека, лауреат высшей юридической премии России <фемида> и других премий за адвокатскую и правозащитную деятельность Юрий Маркович Шмидт. В качестве защитника он принимал участие во множестве громких процессов. Достаточно вспомнить дело капитана 1-го ранга Александра Никитина, закончившееся полным оправданием офицера по статье, которая до недавнего времени была расстрельной и по которой до него ни в СССР, ни в постсоветской России никого не оправдывали. Неоднократно Шмидт защищал и журналистов. Наша беседа - о последних уголовных делах, в которых в качестве обвиняемых выступали представители средств массовой информации.
- Юрий Маркович! Сегодняшний день российской журналистики по-прежнему изобилует фактами преследования людей пишущих. Свежий пример - осуждение челябинского корреспондента Галкина за клевету и реальное лишение его свободы сроком на один год. На ваш взгляд, это проявление целенаправленной политики нынешней власти, не любящей неугодных ей журналистов, или справедливое решение независимого суда?
- Первое, что бросается в глаза, - это реальный срок лишения свободы, что невозможно объяснить с позиции здравого смысла. Статья 129 УК РФ, даже третья часть, не относится к разряду тяжких преступлений. Непонятна жестокость приговора еще и потому, что журналист - молодой человек, ранее не судимый. Даже если он кого-то обидел - сам факт признания виновным в этом случае важнее, чем тяжесть наказания, и дает полную сатисфакцию <оклеветанным> . Тем более что, скорее всего, журналист ничего от себя не придумывал - просто получил какую-то информацию, не проверил факты либо не собрал достаточно доказательств.
Профессия журналиста сегодня связана с большим риском, особенно когда он расследует деятельность высокопоставленных должностных лиц.
- Дело пермских журналистов Стерледева и Бахарева, обвиненных управлением ФСБ в разглашении государственной тайны, как известно, закончилось оправдательным приговором суда первой инстанции. Вы были адвокатом журналистов на этом процессе. Каковы особенности этого дела и что должны вынести из него журналисты? Чему научиться?
- Дело Бахарева и Стерледева уникально тем, что они, не будучи лицами, которым государственная тайна вверена в установленном законом порядке, были привлечены к уголовной ответственности за ее разглашение в газетной публикации. Кстати, в своей речи в суде я ссылался на ваше, Григорий, дело. Но, хотя вас фактически тоже судили за профессиональную деятельность, обвинение, по крайней мере формально, было не в публикации статей в отечественной прессе, а в сборе секретной информации с намерением передать ее иностранному государству. В разглашении государственной тайны в статье <отравленная политика> в <московских новостях> когда-то обвиняли Вила Мирзаянова, но он был ученым, а не журналистом и к тайне этой самой имел допуск. Впрочем, его дело в итоге было прекращено за отсутствием состава преступления. Так что Стерледев и Бахарев в своем роде первые.
- В какой мере пермское дело относилось к тому, чем обычно прикрываются делатели фальшивых обвинений, - к государственной тайне?
- Мы не оспаривали того, что формально в публикации содержатся сведения, которые могут составлять государственную тайну, причем пошли на это сознательно, для придания делу большего общественного звучания. По схеме обвинения, оперативный уполномоченный Линейного управления внутренних дел на транспорте Дудкин рассказал своему знакомому, журналисту Бахареву, о том, что некто Богданов, осужденный к двенадцати годам за торговлю наркотиками, привлечен органами МВД к <сотрудничеству на конфиденциальной основе> , платой за которое, похоже, стали незаконное освобождение по прошествии всего двух лет и прощение других грехов. У Дудкина, который сам дважды задерживал Богданова, были серьезные резоны считать действия своего начальства, мягко говоря, незаконными, но он-то хотя бы при поступлении на службу давал присягу и специальную подписку с обязательством хранить тайну. Бахарев же и Стерледев не были лицами, официально допущенными к гостайне. Они провели журналистское расследование и написали острую статью, причем действовали в рамках прав и обязанностей, предусмотренных Законом <о средствах массовой информации> .
- Юрий Маркович, давайте напомним нашим читателям те рубежи обороны, которые были использованы защитой в пермском деле. Не дай, конечно, бог, но вдруг кому-то пригодится...
- Во-первых, за тайну отвечает только то лицо, которому она была доверена. Во-вторых, тайна разглашается только один раз. И состав преступления окончен, когда она стала известна постороннему лицу. По конструкции обвинения этим посторонним лицом как раз и был Бахарев. И третий рубеж - это особая роль журналиста в обществе и его святое право всеми законными способами искать и получать информацию. Частная беседа, интервью не налагают обязательств по хранению сказанного в тайне, разве что моральное, если таково было условие источника. В нашем случае и такого условия не было. Факты, ставшие известными Бахареву и Стерледеву, заслуживали широкой огласки, и они честно выполнили свою обязанность - информировать общество об общественно значимых событиях.
- Наверное, в данном случае чекистам нужно было тщательнее работать со своими стукачами или оперработниками. А они, как обычно, свои недоработки спихнули на невиновных лиц, то есть на журналистов.
- Да, важность работы агентов невозможно переоценить, только с ее помощью раскрывается большинство преступлений, особенно латентных, то есть неочевидных. Агента необходимо беречь и хранить данные о нем в тайне. Но! Каждое деяние требует соразмерного воздаяния. Существует закон об оперативно-разыскной деятельности, есть специальные ведомственные инструкции и приказы, которые говорят, что вербовка и деятельность агентов должны проводиться в правовых рамках. Вербовке должна предшествовать серьезная проверка, чтобы не получилось так, как с героем пермской публикации, который, скорее всего, был не агентом милиции в уголовном мире, а агентом этого самого мира, внедренным в милицейскую агентурную сеть.
- Но вернемся к гостайне. Глупо ведь предполагать, что журналист, задавая вопросы интервьюируемому, заранее знает, что тот будет разглашать секретные сведения...
- ...и какая сообщенная ему собеседником информация является гостайной, а какая - нет. Если ограничить право журналиста на сбор информации, заставлять его бегать к дяде или непонятно как проводить непонятно какую экспертизу, то это уже будет цензура. А если еще учесть, что само государство не вполне четко само знает, что у него - тайна, а что - нет, и что компетентные дяди расходятся во мнениях...
- Но если такие уголовные дела в отношении журналистов появляются, значит, это кому-нибудь нужно? Кому было нужно затевать это дело?
- Как я уже сказал, страшно переполошились милицейские и фээсбэшные структуры. Потеря агента да еще такая огласка навлекли на них какие-то проверки... Надо было кого-то наказать. Вот и нашли.
В то же время я убежден, что согласие на привлечение к уголовной ответственности журналистов было получено в центральном аппарате ФСБ и, возможно, является эпизодом планового наступления на свободную прессу, с которым мы сталкиваемся сегодня. Согласитесь, что создать прецедент удобнее в провинции, а не в столице. И речь идет ведь не о военной тайне, с обороной это никак не связано, так что наступить на старые грабли - как с Никитиным, Даниловым, Пасько - вроде риска нет. Но в случае признания возможным судить за выдачу государственной тайны лиц, не допущенных к ней в установленным порядке, признания журналистов субъектами уголовной ответственности за разглашение законно полученной информации - этому могли бы аплодировать все те, кто давно мечтает надеть на прессу намордник.
- Известно, что приговор пермского суда опротестован прокуратурой. Каким может быть дальнейший сценарий развития событий?
- Пользуясь случаем, хочу выразить надежду, что рассмотрение дела в Верховном суде России вызовет больший интерес среди журналистов, более дружную поддержку своих коллег, чем это было на пермском этапе. Судя по тексту кассационного представления, кое-чего мы уже добились: прокуратура больше не считает возможным напрямую привлекать журналистов за выдачу гостайны. Однако поздравлять вас, журналистов, рановато, поскольку прокуратура и ФСБ нашли новый поворот, от которого, если суд разделит эту позицию, никому легче не будет. Они предлагают считать Бахарева подстрекателем, а Стерледева - пособником разглашения государственной тайны. То есть дружеский разговор Бахарева с Дудкиным представлен как уголовно наказуемое деяние - склонение к преступлению. Не мытьем, так катаньем. То есть всякое интервью есть подстрекательство!
- Так получается, что берется под сомнение право журналистов задавать вопросы?
- Вот теперь судите, можно ли допустить вынесение по этому делу обвинительного приговора.
