О военной реформе, ее целях и состоянии Российских вооруженных сил корреспондент `Новой газеты` беседует с заместителем председателя Комитета Государственной Думы по обороне Алексеем АРБАТОВЫМ.
- У нас больше нет заокеанского стратегического противника. Нет врага, значит, впереди мир. Военная реформа - это подготовка к миру?
- Любые изменения в структуре Вооруженных сил в первую очередь - подготовка к войне. Эта подготовка и предотвращает агрессию.
Но угрозы нападения на Россию со стороны других держав сейчас не существует. Есть вероятность конфликтов между другими государствами, куда может быть втянута и Россия, например, Закавказье, Центральная и Южная Азия или конфликт США с Ираном, Северной Кореей.
- Военная доктрина СССР четко определяла: враг - западный империализм. Может кто-нибудь однозначно сказать, с кем мы готовимся воевать сейчас?
- Российская военная доктрина в отличие от советской носит в основном оборонительный характер и персонифицированных внешних врагов не обозначает. На мой взгляд, России предстоят угрозы нового, нетрадиционного типа: фундаментализм, вооруженный сепаратизм, терроризм, контрабанда оружия и наркотиков, браконьерство, организованная преступность - все они угрожают нашей безопасности.
- Вы ведь перечисляете явления. Это в основном не армейские, а полицейские задачи?
- Но в ситуациях, когда эти угрозы обретают крупный масштаб и исходят с территории других государств, без армии не обойтись. В основном я имею в виду территории, которые непосредственно граничат с Россией.
Причем некоторые государства граничат с нами по прозрачным рубежам. У нас с Казахстаном граница - семь тысяч километров, но она никак не обустроена. Та же ситуация и с закавказскими государствами, 1,5 тыс. км - открытая дверь. В этих условиях противостоять новым угрозам можно только совместными усилиями спецслужб, пограничников, внутренних войск и армии.
- В советское время существовал военный Варшавский договор. Может быть, России стоит вступить в новый союз для противостояния новым угрозам?
- Эпоха таких военно-политических союзов уже безвозвратно прошла. Варшавский договор исчез первым, правда, по другим причинам. Сейчас уже и НАТО начинает вступать в фазу неопределенности и метаний. Исчез образ четкого врага. Теперь при проведении операций США предпочитают опираться на союзы и коалиции, созданные для конкретного случая.
- А разве договор о коллективной безопасности, куда входит Россия, это не союз именно против перечисленных вами целей?
- Заключение военного договора означает, что при необходимости наши солдаты будут погибать за интересы другого государства. Его можно заключать при наличии общего врага, которого нет.
А что касается так называемого Ташкентского договора о коллективной без- опасности, куда входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Армения, то его нельзя считать полноценным военно-политическим союзом. Там нет ни общего внешнего врага, ни коллективных вооруженных сил и нет главного, что отличает военный союз, - принципа единогласия в принятии коллективных решений.
- Выходит, в новых условиях армия - просто силовой придаток спецслужб, иных целей нет?
- Последний документ, который обсуждался в Генштабе, состоит из трех частей, которые находятся в явном противоречии между собой. Первая часть - политическая, довольно разумная. Вторая - военно-стратегическая и оперативная, которая описывает характер возможных конфликтов и как к ним готовиться.
Там все про войну с НАТО, хотя альянс прямо не называется. Но речь идет о войне с врагом, имеющим совершенные воздушно-космические силы, информационные системы, высокоточное оружие и пр.
А третья часть, которая относится к программе вооружений, бюджету, военно-технической политике, не согласуется ни с первой, ни со второй. Она исходит из интересов военной бюрократии, которая армию не хочет сокращать, реальную военную реформу не желает проводить. Что немудрено, какое ведомство добровольно согласится на сокращение и реформирование?
- Генералы из года в год жалуются на нехватку денег на перевооружение. Но ведь, по официальным данным, военный бюджет год от года растет. Сколько денег надо военным, чтобы их хватило?
- Махина в миллион человек армейского состава да еще 800 тысяч гражданских служащих в системе Вооруженных сил проглотят и не заметят и не такую сумму.
На содержание более чем миллионной армии уходит более 70% военного бюджета, а то, что остается на техническое оснащение и боевую подготовку, не соответствует ни политическим, ни стратегическим задачам, которые к тому же противоречат друг другу.
В мирное время такая численность армии не оправдана. У американцев в армии 1 миллион 300 тысяч, и то они еле справляются, а их экономика раз в десять крупнее и военный бюджет раз в двадцать больше российского.
- Российские генералы и офицеры давно стали персонажами анекдотов как символ косности и ограниченности. Особая <кондовость> наших военных - это профессиональная черта или национальная специфика?
- Пропорция умных и глупых, хороших и плохих в военной среде примерно такая же, как и в других сферах. Хотя у российских военных есть определенная специфика, которая особенно заметна при общении с зарубежными коллегами. И отличие это не в нашу пользу. Достаточно сравнить военные программы образования: на Западе 90% времени в военных академиях уделяется общим предметам и только 10-20% - специальным. Там военные готовятся к работе в современных условиях, где политика, экономика и военное дело тесно переплетаются. Тем более что надо командовать профессионалами-контрактниками, которые и по возрасту, и по опыту могут превосходить командира.
А у нас образование и воспитание военного сословия еще больше, чем прежде, ориентированы на узкую специализацию, на призывную армию, где солдат - в лучшем случае бессловесный винтик, а в худшем - пушечное мясо. Отсюда, в частности, и разница в том, как мы и они проводим локальные военные операции с точки зрения как своих потерь, так и жертв, ущерба в зоне конфликта.
- Сейчас у нас министр обороны условно штатский человек. Идея военного министра без военного прошлого пробивалась трудно, но, как только пробилась, сразу заговорили о том, что армия не принимает Иванова, потому что он не из ее среды.
- Высшее военное руководство - сложная машина, спаянная и общностью взглядов, и корпоративной солидарностью, и профессиональной этикой, что очень важно. Однако я считаю, что институт министра обороны должен быть гражданским.
Не просто человек, а именно институт: министр должен иметь большой аппарат гражданских и военных помощников, советников, специалистов, которые подчинялись бы исключительно ему, помогая вырабатывать свой собственный взгляд на предложения военных ведомств.
Но если просто поставить министром обороны гражданского человека, то он в плотном кольце генералитета и военных ведомств будет заложником их оценок, предложений, негласных компромиссов и программ.
- Но военное руководство неоднородно. Существует борьба идей, борьба интересов родов войск, наконец, борьба различных генеральских группировок. Иванов - человек извне, и он может просто выполнять роль арбитра?
- Нет, Сергей Иванов не выполняет роль арбитра, потому что к нему никто с альтернативными идеями не приходит. Виды Вооруженных сил полностью подчинены Генштабу, и потому генералитет, как мне представляется, приходит к министру с единой позицией, с единой точкой зрения: его возможности влиять на военную политику и военное строительство существенно ограничены.
`Новая газета` 20.10.2003http://nvolgatrade.ru/
Док. 211288
Опублик.: 11.10.04
Число обращений: 497
Арбатов Алексей Георгиевич
|
